Семен Кирсанов - Т. 2. Фантастические поэмы и сказки

— Ой, беда:
на два века горюшка хватит.
А была же, была
у меня
самобранная скатерть!
Крикнешь:
— Эй! —
Караваи хрустящие катят,
золотые цыплята взлетают
на скатерть,
режь, ешь, пей!
Течет по усам вино горячо,
сладость переливается в горле.
Заснул маленько.
Проснулся,
а, черт!
Нема самобранки —
уперли…

— Ой,
привиделось яблоко с блюдцем…
Качнешь чуточку,
скажешь:
— Катись, катись, яблочко, по серебряному
блюдечку, показывай мне города и села,
гор высоту и небес красоту, —
и начнется:
Москва златоглавьем качнется,
то льды, то сады…
то туды, то сюды —
то четверкой летит,
то несется корабликом,
то луга, то песчаные берега…
Ой, беда!
Ни блюдца, ни яблока,
ночью темною выкрала баба-карга.

— Эх, сирота.
Сапоги семимильные были.
Голенища чугунные —
красота!
Кожи чертовой,
силы аховой,
шагом враз за Урал перемахивал!
И нема.
Эхма!..

— Ой, беда,
потерялась, приснилась живая вода…
Вновь придется богатому
кланяться —
нет меча, заповедного кладенца!

— Как был Иванушка сер да убог,
перстень упал,
укатился клубок…

— Перо жар-птицыно…
Що ж це таке?
Да только, вот только держал в руке!

Что пень — то Иван, попутал их леший,
что камень — Иван, и всех не обчесть, —
руками махнут да затылки почешут,
и нету сияющих сказок-волшебств.

Дерут чубы:
— Да вот те раз,
да был же, был
кошелек-самотряс!
Вырвал Кощей
прямо из рук
ковер-самолет,
топор-саморуб!

— Как мне стать
на людей похожим?
Где найти
загово́ры-слова?
Скинуть, сбросить
лягушечью кожу —
ква-ква…

Чинит невод на камне сыром старичина:
— У старухи разбилось корыто,
вот и жду у синего моря,
может, выплеснет море рыбку —
не простую, а золотую…

Льют ручьи по берегу с горя.
Замарашка у самого моря,
глядит —
гора Хрустальная
на океан поставлена.

Ей шумные брызги и бури охрана.
До солнечных граней
доплыть не посметь,
ларец на горе четырестогранный,
и в этом ларце — Кощеева смерть.

Как до ларчика мост перебросить?
Подбегает к Иванушкам,
просит:

— Подсобите, Иванушки, ларчик добыть,
подсобите
Кощея в волне утопить!

В седой океан, в крутую пучину
первый Иван вошел для почину.

По спинам Иванов — по мосту хрустя —
пошла через волны, взошла на Хрусталь.

Ступила на берег — ключом от скворца
распахивает двери ларца.

            Закован в цепь
            большой ларец,
            в большом ларце
            другой ларец.
            В другом ларце
            ларец-дворец,
            царям дворец
            ларцам ларец!
            Церквей ларцы,
            ларцы в ларцах,
            один в другом —
            сверкать, мерцать!
            Конец ларцам,
            в конце ларцов
            Кощеев смертный час — яйцо.

Золушку
            тронула дрожь,
разломила яйцо —
                                  грош.

Держит медный кружок ноготками —
            тот грош,
посередке орел начеканен,
            тот грош…

Был орел на гроше — гербовые крыла,
две змеиных главы, держит землю рука…

Размахнулась
                     и бросила
                                     в море
                                                орла,
закачалась гора, понеслись облака.

            Моря разливаются,
            гора расплывается,
            алмазными гранями
            передвигается,
            замки раскрываются,
            стена выдвигается,
            и надвое делится,
            и перекрывается.
            Качается Золушка,
            мачтой качается
            — Что это делается?
            Как называется?..

Стоит на глянце, как на воде,
вверху стеклянное решето,
стоит — сама не знаю где,
вокруг — сама не знаю что!

Что за ширь? что за гуд?
что за мир? что за люд?

Один — пилит,
другой — сталь пробивает навылет,
сверлит —
серебристая пена бурлит.

Камень искристый
черпают руки чудес…

— Дяденька,
что здесь?

Отвечает дядя:
— Здрасте!
Я работ чудесных мастер.

Ну-ка, дверцу приоткрой,
вот какое чудо —
ящик с пеньем и игрой, —
гусли-самогуды.

А другой
управляет железною птичьей рукой.

Крылья ладит,
сияньем заиндевелые,
мастерит и поет.

— Ты что делаешь?
— Сказку делаю —
ковер-самолет!

Перед Золушкой — Золушек ряд,
ткань пшеничная тихо струится,
золотистые нити
в пальцах струят:

— Ты кто, сестрица?

Отвечает ей сестрица:
— Шить и ткать я мастерица.

Вот моток летит к мотку,
пальцы нитку схватят!
Я тку, тку, тку
самобранку-скатерть.

      Золушка жила одна —
сколько милых подружек берут ее за руки!
      Золушка была бедна,
к воротам распростертым полетели подарки!
      Корка на воде горька,
стали Зойку румянцем одаривать яблони!
      Мачеха была карга,
возвращаются сказки, Кощеем награбленные!

Как махнула подруга синей хусткой широкой
да как крикнула в поле, расступился народ:

             — К Золушке, сказки,
             сказкам дорогу,
             сказки, идите,
             сказки, вперед!

Со столбов загудели самогудные трубы,
             сапоги-самоходы,
             топоры-саморубы,
             самокатки-салазки,
             самоплеска-весло,
             все, что снилось,
             мерещилось,
             виделось,
             чудилось,
             что мечталось,
             казалось,
             хотелось,
что ребятам на сон набаюкивалось,
что весной под Егорья дедами рассказывалось,
что слепцами на старых бандурах названивалось,
по мостам
                   к Замарашке
                                            пошло.

На подвешенной нитке и вдаль и вблизь
золотые жар-птицыны перья зажглись.

             — Несут, несут!
             Что несут?
             Ее несут —
             самобранку несут,
             расстеливши,
             твою!
             Рыжей рожью,
             пшеницей,
             земляникой в лесу,
             янтарем-ячменем дивно вышитую.

Шумит дерево, ветку набок оно!
— Познакомимся — Слива Яблоковна! —
Машет Золушке лист ладонями:
— Я капусты кочан, вырос до неба!

Разрыхляя черный ком,
             бороздища — лентой,
самоплуг пошел, о ком
             баяно в легендах!

Все правда одна, ничего не врем!
Над Золушкой, сказку листающей,
все небо развернулось самолетом-ковром,
ковром-самолетом летающим.

Из сказочной рощи,
из сказочной чащи
поющий,
звенящий —
к Золушке ящик!

— Что за ящик?

— Самогуды то, Золушка,
             вот они,
они, Золушка,
             нами сработаны!

Друг-товарищ
             меча-кладенца,
саморуб-топор
             низко кланяется:

— Если брови Золушки
             разлюблю,
все леса на колышки
             разрублю!

Катится к Золушке яблочко
по серебряному блюдечку:
— Ты ничего не видела,
вот тебе — Арктика, Индия! —
Яблочко удивительное,
яблочко — телевидение.

Посмотрела на блюдце — там синие брызги,
нам несут Замарашку на серебряном диске.

С плеч упала тяжесть-глыба,
камень крикнул: — Как же так? —
Затянула песню рыба,
удивленно свистнул рак.

Стали реки все слиянии,
луч простерся полосой.
Рассмеялись Несмеяны,
смех рассыпался росой.

Смех до слез — земля в росе,
солнце глаз касается,
и очнулись разом все
спящие красавицы!

А за солнцем, в небе чистом —
             синь стороной,
Замарашкин милый мчится
             на птице стальной.

Мимо облачных дорог
             издалёка,
как скворцовый говорок,
             дальний рокот.

Прямо с неба светлого
             зовет: «Люблю!» —
И вниз летит с рассветною
             звездой на лбу.

— Не солгал тебе скворец,
             помнишь, в сказке.
Садись, едем во дворец,
             в бывший, царский!

Кипарис густой
             в синь воздуха,
это мои и твой
             дом отдыха!..

Потянулись к Золушке чудеса,
дива дивные,
чуда чудные, чудеса!
Чу, десанты летят парашютные,
чудесальто вертят самолеты,
развернулась небес бирюза!
Чудесаблями — брови,
чудесахаром — губы,
чудесамые смелые в мире глаза!