Лао Шэ - Избранное
Мне было нестерпимо жаль их, особенно Дурман, которая была совсем не готова к героической гибели. Преступления людей-кошек обрушивались даже на их жен, матерей, сестер. Будь я богом, я бы раскаялся в том, что дал женщин такому никчемному государству!
Я понимал Маленького Скорпиона и из-за этого еще больше жалел Дурман. У него были причины умереть вместе со своей страной — причины, вполне объяснимые. Человек не может жить вне своей нации и государства; если он теряет их, он гибнет, а если выживает, то гибнет его душа.
Дурман и Маленький Скорпион становились для меня все более дорогими. Я мечтал разбудить их, сказать им, что они чисты, что их души не погибли. Мечтал, чтобы они улетели со мной ка Землю, испытали радости жизни. Но бесплодные грезы только усиливали тоску. Друзья оставались недвижными — казалось, они погибли уже несколько дней назад. И жизнь и смерть были Всем, а между ними лежало безгранично большое Непознаваемое. Да, молчание смерти оказалось абсолютной истиной. Мои друзья больше не заговорят, и я сам потерял интерес к жизни.
Я просидел возле них до самого восхода. Их черты вырисовывались все отчетливее, солнечный луч упал на безмолвное, но необычно красивое лицо Дурман, на Маленького Скорпиона, прислонившего голову к стене. Его лицо все еще хранило печальное выражение, как будто он даже после смерти не избавился от своего пессимизма.
Если бы я продолжал сидеть здесь, я бы сошел с ума. Но одна мысль о том, что я должен их оставить, исторгла у меня слезы, которые я до сих пор сдерживал. Бросить друзей и вновь скитаться по чужому миру было еще труднее, чем оказаться оторванным от Земли. К тому же их образы будут постоянно преследовать меня. Я плакал, обхватив руками их тела, и почти кричал: «Прощай, Маленький Скорпион, прощай, Дурман!»
Хоронить их я был не в состоянии. Еще минута, и я останусь здесь навеки. Стиснув зубы, я подобрал свой пистолет, перелез через стену и, отойдя на несколько шагов, оглянулся. Нет, я не вернусь, пусть даже их тела сгниют. Такой я злосчастный человек: сначала потерял товарища, с которым вместе летел, а теперь и этих друзей… Наверное, мне вообще нельзя дружить!
Куда же идти? Конечно, в Кошачий город. Ведь там сейчас мой дом.
Навстречу мне никто не попадался, всюду витала смерть. На серо-желтой дороге, под серым небом, валялись мертвые солдаты, над которыми с радостным клекотом плясали белохвостые коршуны. Я шел со всей скоростью, на какую был способен, однако в ушах стоял смех Дурман, раздавался голос Маленького Скорпиона. Они действительно преследовали меня.
Завидев вдали Кошачий город, я почувствовал, что мое сердце забилось сильнее — то ли от страха, то ли от новой надежды. На пустынных улицах не было никого, только валялись трупы изнасилованных женщин. Я догадался, что здесь проходили солдаты, и вспомнил фразу Дурман: «Цветок тоже убежала!» Да, если бы Цветок не скрылась, она бы оказалась среди этих мертвецов… Голова Большого Ястреба, вся исклеванная коршунами, по-прежнему торчала на шесте; теперь ее не стерегли, она сама как будто сторожила пустой город…
Дом Маленького Скорпиона оказался разрушенным. Солдаты не оставили ничего, что я мог бы взять на память, да мне, наверное, и не следовало брать, потому что каждый кирпич, каждая частица этого дома вызывали у меня слезы.
Зная, что все жители на востоке, я пошел туда, по пути оглянулся на мертвый город, тонувший в сером воздухе, повернул к роще Большого Скорпиона, миновал безлюдные деревушки, где тоже побывали солдаты.
В роще опять-таки никого не оказалось. Я присел под деревом, но гнетущая тишина вскоре согнала меня с места… От нечего делать я пошел к отмели, где прежде купался, сел на песок и стал глядеть вдаль. Тут сквозь туман я вдруг заметил людей, идущих на запад. Было такое впечатление, что обстановка изменилась и жители возвращаются в город. Путников становилось все больше, некоторые шли с солдатами и нетерпеливо прокладывали себе дорогу обычным для именитых людей-кошек способом. То в одном, то в другом месте вспыхивали стычки, но понять, кто побеждает, было трудно, потому что солдаты не столько били, сколько увертывались, прятались друг от друга. Один из отрядов увертывался особенно умело и, заполняя образовавшиеся пустоты, потихоньку двигался вперед. Когда он подошел ближе к отмели, я понял причину этой ловкости: во главе отряда стоял Большой Скорпион.
Я не мог упустить такого случая и догнал отряд, который уже совсем вырвался на свободу и начинал наращивать темп. Большой Скорпион, казалось, обрадовался, увидев меня, но ему было не до разговоров. Когда я спросил, что он думает делать, он озабоченно бросил:
— Идем с нами в столицу! Враги скоро придут туда, если уже не пришли!
«Наконец-то люди-кошки поняли, что нельзя не обороняться; и решили защищать город! — подумал я. — Но почему они тогда дерутся по дороге?!» Чувствуя, что мои догадки не совсем оправданны, я потребовал от Большого Скорпиона объяснений.
Он, видимо, нуждался во мне и, зная мою настойчивость, не утаил правду:
— Мы идем сдаваться! Кто первый подарит столицу врагу, тот получит в награду прибыльное местечко!
— Нет уж, уволь! Сдаться ты и без меня сумеешь! — отрезал я и круто повернул назад.
Военачальники, шедшие за Большим Скорпионом, тоже торопились капитулировать. Особенно усердствовал командующий красноверевочной гвардией, по-прежнему с толстым шнуром на шее.
Вдруг все остановились. Я оглянулся, увидел, что враг уже подходит, и решил все же пойти посмотреть, как Большой Скорпион будет сдаваться. Внезапно и меня, и Большого Скорпиона обогнал командующий красноверевочной гвардией. Он птицей ринулся к врагам и встал перед ними на колени. Остальные военачальники последовали его примеру, словно почтительные сыновья на похоронах родителей в старом Китае.
Тут я впервые увидел врагов Кошачьего государства. Большинство из них были еще ниже ростом, чем обычные люди-кошки, не очень умные на вид, но явно подлые и жестокие; я не знал ни их истории, ни их национального характера и руководствовался только первым впечатлением. В руках они держали короткие палки, похожие на железные.
Когда люди-кошки встали на колени, один из лилипутов — видимо, начальник — хлопнул в ладоши. Стоявшие за ним солдаты мгновенно подались вперед и с удивительной точностью стали бить сдающихся по головам. Их жертвы без единого звука валились на землю, как будто из палок вылетали электрические разряды. Остальные люди-кошки закричали, словно петухи под ножами, и рванулись назад, давя упавших. Лилипуты не преследовали их, а продвигались медленно, отбрасывая ногами трупы.
Недаром Маленький Скорпион говорил, что враг уничтожит всех людей-кошек до единого! Но я еще надеялся, что они окажут сопротивление. Капитуляция не спасла их от гибели, а борьба может спасти. Я не люблю войн, однако история показывает, что иногда они неизбежны, что человек порой просто обязан вступить в битву и даже погибнуть в ней. Постоять за свой народ — святая обязанность, она не чета ложному патриотизму, который мне отвратителен. После этой расправы жители Кошачьего государства, наверное, еще дадут бой, и вполне возможно, что победа будет за ними.
Я держался поодаль от лилипутских солдат, которые приканчивали своими палками раненых. Естественно, что эти солдаты не показались мне культурными, но они имели по крайней мере одно преимущество перед людьми-кошками: уважение к собственной стране. Это уважение оборачивалось чудовищным эгоизмом, и все же лилипуты выигрывали в сравнении с жителями Кошачьего государства, каждый из которых думал лишь о собственной персоне.
Хорошо, что, отправляясь на фронт, я захватил немного дурманных листьев — иначе умереть бы мне с голоду. Я не решался не только попросить еды у лилипутов, но даже приблизиться к ним, потому что они, чего доброго, могли принять меня за шпиона. Мы дошли до того места, где упал мой корабль, и тут лилипуты остановились. Издалека я увидел, что обломки корабля привлекли их внимание. Любознательностью пришельцы тоже превосходили жителей Кошачьего государства, однако в тот момент я думал не об этом, а об останках моего друга, которые они топтали.
Отдохнув, солдаты принялись рыть землю — несколько неуклюже, но быстро, без всякой лени и сомнения. Вскоре они выкопали огромную яму, подогнали к ней толпу пленных людей-кошек, окружили их и начали сталкивать вниз. От криков несчастных разорвалось бы даже железное сердце, но у лилипутов сердце оказалось крепче железа, к тому же они помогали себе металлическими палками. Среди жертв было много женщин, некоторые с детьми на руках. Не в силах спасти их, я зажмурил глаза, но крики и плач раздаются у меня в ушах до сих пор.
Постепенно шум стих, я открыл глаза и увидел, что низкорослые звери уже утаптывают землю. Всех закопали, живьем! Страшное наказание за неспособность сопротивляться! Я не знал, кого больше следует ненавидеть, но чувствовал, что люди, не уважающие самих себя, не могут рассчитывать на человеческое обращение. Подлость одного человека и то способна погубить очень и очень многих!
