Миротворец - Величко Андрей Феликсович

– Постойте, – наморщил лоб Боткин, – что-то такое было в шестом году, только мне не удалось узнать подробностей… А, смерть Думбадзе, ялтинского градоначальника! Тогда действительно болезнь развилась до летального исхода менее чем за сутки, и теперь я понимаю, почему вы этим заинтересовались и зачем принимали жесткие меры – опечатывание особняка, изоляция всех близких… Потом, насколько я в курсе, подобных случаев там больше не было.

Произойди подобный разговор лет на десять раньше, я бы, пожалуй, покраснел, ибо в те далекие времена был моложе и сентиментальней. Потому как единственное, чего я не очень точно знал про поразивший Думбадзе вирус, – это был он калибром семь шестьдесят два или же шесть с половиной миллиметров. Понятно, что после такой инфлюэнцы мне пришлось опечатать особняк и на некоторое время изолировать ближайших знакомых покойного губернатора. А то, что случай остался единичным, говорило об отсутствии идиотов среди окружения усопшего. М-да, степень идеализма милейшего доктора оказалась даже чуть выше, чем предполагалось.

– Как-то оно примерно так, – не стал я углубляться в скользкие подробности, – но это, к счастью, был единичный случай. Однако война может способствовать и массовому распространению этой заразы…

Далее я кратко пересказал свои соображения и подытожил:

– Вам я предлагаю продумать медицинские аспекты, с организационными отлично справится и ваше очаровательное начальство.

Доктор смутился. Дело было в том, что недавно он развелся со своей женой, и теперь его отношения с министром здравоохранения, то есть вдовой героя японской войны и Алексеевского перехода генерал-адмирала Алексея Александровича, княгиней Ольгой Романовой-Оболенской, уверенно шли к свадьбе. В здешней России не было никаких законодательных ограничений на нахождение близких родственников в подчинении друг у друга, вопросы решались в рабочем порядке. И в данном случае я не видел в грядущей семейственности ничего плохого.

– И вот еще что, – я вытащил из стола аптечную банку с таблетками, – получено и будет получаться из источника, сведения о котором абсолютно секретны. Ну вы понимаете.

Доктор действительно слышал от Ольги, что, согласно последним данным науки, существуют параллельные миры. И связь с одним из них может устанавливать канцлер, правда, это сопряжено с очень большими трудностями.

– Это ремантадин, – пояснил я, – средство для профилактики гриппа, помогает также и на начальных стадиях заболевания. Вот документы, тут все про применение и кое-что о составе и способе получения. Нагрузите этой темой две исследовательских группы – одна пусть проведет клинические испытания, а другая, даже скорее не группа, а хорошо оснащенная лаборатория, пусть изучит вопрос о возможности и у нас производства чего-нибудь подобного. И, наконец, последнее на сегодня… Скоро будет опубликован мой указ об усилении ответственности за спекуляцию в военное время. Так вот, по поводу ремантадина там будет только одна мера пресечения – расстрел. Потому что продавец, скажем, георгиума или стрептоцида может в принципе и распродавать каким-либо образом оставшиеся у него с мирного времени запасы. Это тоже не очень хорошо, однако на пулю в затылок не тянет. Но с ремантадином такое невозможно, и я заранее ставлю в известность, что исключений из только что озвученного правила не будет. Так что предупредите, пожалуйста, ваших сотрудников. Впрочем, их и госпожа министр тоже предупредит, это ее прямая обязанность.

Глава 4

Первого числа каждого месяца я представлял императору краткий обзор международной обстановки, какой она виделась с моей колокольни. Вот и теперь, тридцать первого мая одиннадцатого года, передо мной лежала очередная бумага, которую следовало в последний раз просмотреть перед отправкой в Зимний. Вообще-то Гошу сейчас интересовало не столько ее содержание, сколько характер: то есть она последняя, предпоследняя или предпредпоследняя из мирных. Но это было уже предметом отдельного доклада, а в данном описывалось примерно такое положение дел.

Признаков внутренних противоречий в Четверке нет, даже Никола Черногорский на время прекратил свои хулиганские наезды на Сербию, Турцию и Австрию. Болгария тоже, потому как ее испытательный срок подходил к концу, и вскоре в Большой Четверке мог появиться пятый член.

Турция желала лишь одного – чтобы ее не трогали. Лично мне речи ее посла представлялись просто вариациями на тему: «Господа, ну дайте же помереть спокойно!» Суть заключалась в том, что Антанта могла в любой момент устроить туркам нешуточные финансовые неприятности, а мы – чисто физические, с бомбардировками городов и вводом войск. И турки склонялись к тому, что, кажется, финансовые проблемы на таком фоне все же предпочтительней.

Италия уже не первый раз заявляла о своем нейтралитете в грядущей войне, но делала это настолько неуверенно, что я рискнул утверждать: действительно, до полного прояснения вопроса «кто кого» в свару макаронники не полезут. Впрочем, только у меня лежало три неофициальных письма ихнего короля, где он умолял не обращать внимания на возможное вступление Италии в войну – мол, оно будет чисто формальным. С Испанией дело обстояло почти аналогично, только несколько наоборот, то есть, будучи вроде как нашим союзником, она всячески убеждала Англию, что это так и останется на бумаге.

Сербия вроде тоже позиционировала себя как нейтрала, но сопровождала это столь наглыми финансовыми просьбами, что даже привыкший ко всему Гоша разводил руками. По сути же вопроса мы решили, что такой союзник нам не то что за деньги – даром не нужен, разве только с доплатой, и по неофициальным каналам познакомили с этим мнением сербское руководство. А англичане вроде бы собирались им что-то подкинуть, так что пока Сербия могла считаться союзником Антанты.

Скандинавы действительно собирались оставаться нейтральными, и Бельгия тоже, но у последней могли возникнуть чисто технические трудности: не так просто сохранить нейтралитет, если на твоей территории воюют, а именно это и планировалось как французским, так и немецким Генштабами.

Румыния потихоньку стала верным союзником Антанты, которой этот союз обошелся в семь с чем-то миллионов фунтов, причем расходы продолжались.

Еще одной не до конца определившейся страной была Эфиопия. Антанта слала ей деньги, Четверка – оружие, и негус, похоже, склонялся к мысли деньги взять, а оружие использовать для оттяпывания у англичан Египта.

Сама Антанта представляла собой нерушимый союз Англии, Австрии и Франции. Америка официально в него не входила, но никаких сомнений относительно ее позиции ни у кого уже не было. Причем мало им показалось закулисной дележки Франции – недавно в Канаде прошли неофициальные переговоры с англами, на которых штатовцы подняли вопрос и о послевоенном разделе Австро-Венгрии. Смысл же заключался в понимании Тафтом того простого факта, что предложенные англичанами кайзеру лакомые куски в виде французских колоний совершенно недостаточны для того, чтобы Вильгельм хотя бы задумался о сепаратном мире. И, значит, рассчитывал скормить ему еще и Австрию, а прочие осколки империи использовать как санитарный кордон против России. Но это пока не встретило должного понимания с английской стороны, потому как для них такая Германская империя получалась ничуть не лучше Российской. Ну а нам оставалось надеяться, что у Вилли хватит мозгов прибрать эту Австрию по итогам боевых действий в составе Четверки, а не в результате дурно пахнущей сделки с Антантой.

В этой картине несколько особняком стояла Дания. Честно говоря, нас в принципе устроила бы и ее проанглийская позиция, но надо было учитывать все еще имеющиеся патриотические чувства моей супруги. Ну и пользу кое-какую при желании можно было извлечь из союза с этой страной… В общем, она заявила о своем нейтралитете, а Гоша подтвердил, что Россия готова выступить его гарантом, причем задаром, из врожденной симпатии к таким хорошим людям. На самом деле, разумеется, мы предполагали поиметь с этого определенные выгоды, в том числе и финансовые. Я же высказался в том духе, что ежели кто вздумает напасть на родину моей жены – у зачинщиков лично пообрываю с организмов все лишнее, а исполнителей законопачу строить дамбу через Берингов пролив и не отпущу, пока не построят. Дочитав до этого места, я вздохнул, снял трубку и велел: