Кэтрин Эддисон - Гоблин – император
— Вы увидитесь с ним?
Майя снова был защищен броней формальности.
— Мы полагаем, что должны.
— Он не виновен в измене, — сказала она еле слышно. — Он не заслуживает… — Она остановилась, и он почувствовал, насколько хрупко ее самообладание. — Что бы он ни сделал, он наш муж. Пожалуйста, мы просим вас, если он будет осужден, по крайней мере, примите решение сами.
Майя не понимал ее, просто не мог представить, что кто-то способен любить Сетериса. Ему придется сделать много неожиданных открытий.
— Мы дадим ему аудиенцию, — сказал он. — Сейчас.
Его взгляд на Цевета предостерегал от возражений, и опущенные уши и уголки рта секретаря служили явным подтверждением, что приказ принят.
После тщательного обыска Сетерис был доставлен в Черепаховую гостиную. Эта комната не могла предоставить Майе иллюзию безразличного величия, как Унтелеан и даже Мишентелеан, но он пожертвовал этим щитом в пользу чувства комфорта и безопасности, порождающих доверие.
Сетерис, прибывший в сопровождении двух гвардейцев, выглядел потрепанным, усталым и… Майе потребовалось несколько секунд, чтобы определить, что же он видит в позе Сетериса, в его обвисших ушах и напряженных плечах, и еще немного времени, чтобы поверить в увиденное: Сетерис испытывал страх.
Невозможно, чтобы Сетерис чего-то боялся, подумал Майя, он даже представить такого не мог, и теперь, когда истина предстала перед ним во всей своей наготе, он не знал, что делать.
Сетерис опустился на колени и остался стоять так. На этот раз Майя не почувствовал угрызений совести, оставив просителя на полу.
— Мы говорили с твоей женой, — сказал Майя.
Сетерис вздрогнул, как от удара хлыста, и Майя понял, что именно этого кузен больше всего хотел бы избежать. Майя спросил себя, должен ли он сейчас чувствовать себя победителем; никакой радости он не ощущал.
— Она утверждает, — мрачно продолжал он, — что ты верен нам.
— Да, Ваше Высочество, — голос кузена был вялым, как его уши, словно он не ожидал, что ему поверят. — Клянусь.
— Почему?
Охранники и нохэчареи смотрели на Майю, как задыхающиеся карпы. Но Сетерис даже не удивился. Он знал, о чем именно спрашивает Император.
Майя ждал, никогда прежде он не видел, чтобы Сетерис затруднялся найти нужные слова. Наконец тот выдавил из себя голосом хриплым, как рычание:
— Потому что Улерис Чавар идиот. А я верю в закон. И верю, что вы верите в закон. — Это шокирующее признание было самым большим комплиментом, который Майя когда-либо слышал от него. Сетерис посмотрел ему в лицо почти безумными глазами. — Я сделал много плохих вещей, Ваше Высочество, но я не предатель.
И тут Майю осенило: Сетерис уже стоял здесь раньше, обвиненный в государственной измене, на коленях перед Императором. Все возвращается на круги своя, вот почему Майя задал вопрос, который жег его, словно раскаленный уголь:
— Почему ты был сослан в Эдономею?
Горький смех вернул Майе прежнего Сетериса.
— Я сказал покойному Императору, вашему отцу, что если он верит в мою измену, он должен предать меня суду, а не запирать в Эсторамире, как нашкодившую собаку. Я думал, он меня убьет. Ибо я не был изменником, и он это знал. Но я попытался манипулировать им, и он не мог укротить свой гнев. Он никогда не мог справиться с гневом. Вот почему я был отправлен в Эдономею. Вместе с вами.
Воспоминания встали между ними, словно стеклянная стена. Медленно и задумчиво Майя произнес:
— Мы могли бы вернуть тебя туда.
— Ваше Высочество, я не сделал ничего плохого!
Протест был исполнен такой острой боли, что Майе стоило большого труда не причинить ее снова.
— Знаю, — сказал он. — Но, как тебе известно, я ненавижу тебя, и пока ты при дворе, всегда буду думать, что именно ты рассказал обо мне и кому.
Бескровные губы Сетериса дернулись. Снизив голос до шепота, он сказал:
— Я клянусь, что не расскажу ничего и никогда, даже своей жене. Это прошлое, и оно останется там… далеко. Я верен вам, Ваше Высочество, и понимаю опасность слов, вы же знаете.
Майя подумал обо всех словах, которыми Сетерис называл его — от «бестолочи» до «нечисти болотной». Да, теперь эти слова стали очень опасными. И все же он не мог не восхититься мужеством — если не откровенным безумием — кузена, взывавшего теперь к этим воспоминаниям.
— Я не пошлю тебя в Эдономею, но и не хочу видеть здесь, — он посмотрел в лицо Сетерису, впервые не вздрогнув от взгляда его холодных глаз.
На этот раз именно Сетерис первым опустил голову.
— Полагаю, я это заслужил, — пробормотал он с несчастным видом.
— Мы полагаем, что так, — ответил Майя.
Краем глаза он заметил, как вздрогнул Кала.
— Ваше Высочество, пожалуйста. Мы… я предан и хорошо обучен. Дайте мне работу, ответственность… хоть что-то. Не бросайте меня гнить, как Варенечибел.
— Мы не можем наказать тебя за участие в заговоре против нас, — сказал Майя, наблюдая, как страх постепенно покидает Сетериса.
Он сознательно отвернулся от кузена и посмотрел на Цевета, отстраненно отметив про себя, как сложно тому сохранять самообладание. Лицо секретаря ничего не выражало, но уши были плотно прижаты к голове и слегка подрагивали от волнения. Майя взглянул на него, и Цевет, внезапно очнувшись, склонил голову и бесшумно выскользнул из комнаты.
— Должность для вас будет найдена, — пообещал Майя Сетерису, — и мы не думаем, что вы должны и дальше оставаться в Эсторамире.
Голова Сетериса дернулась, когда Майя обратился к нему в формально-вежливом тоне, а к концу фразы глаза его сияли так, что Майя испытал легкий стыд и замешательство. Благодарность не была частью их отношений с Сетерисом, и Майя почувствовал, что вовсе этой благодарности не хочет.
Он повернулся к Хесеро Неларан, стоящей у стены с прижатыми к груди руками.
— Получите своего мужа, кузина Хесеро.
— Мы благодарим вас, Ваше Высочество, — сказала она, и Майя подумал, что она говорит искренне.
Или пытается, по крайней мере. Ее реверанс был по-прежнему изыскан, и она ушла вместе со своим мужем, высоко подняв голову, словно не несла на плечах тяжкого бремени.
В наступившей тишине Майя собрал остатки мужества и повернулся к своим нохэчареям. Лицо Бешелара было ярко-красным, глаза безумно вытаращены. Майя поспешно перевел взгляд на Калу, который сказал:
— Сколько вам тогда было лет? — И он кивнул на руку Майи.
— Это? Около четырнадцати. — Майя до сих пор не был уверен, в своем ли он был уме тридцать минут назад, и успел ли он совершить в своей короткой жизни что-либо глупее. — Он был пьян.
Бешелар злобно процедил сквозь зубы:
— Да его надо протащить на веревке по всем улицам. Засунуть в мешок и бросить в реку с самого высокого моста. — Он бешеными глазами уставился на Майю и вопросил: — Знал ли Император?
— Не имеем ни малейшего понятия, — сказал Майя; совсем не такой реакции он ждал от Бешелара. — Если ему и сказали, его это не побеспокоило.
— Чудовище! — Выкрикнул Бешелар во всю силу легких.
Появившийся в эту минуту на пороге Цевет отпрянул назад, чуть не выронив пачку бумаг, которые нес. Последовал момент крайней неловкости, но дальше Майя был просто не в силах удержаться от смеха. Все еще смеясь, он сел и махнул Цевету рукой на другое кресло. Цевет послушно сел, но глядел все еще недоуменно и немного встревоженно.
— Ваше Высочество, мы будем ждать вас на лестнице, — сухо сказал Бешелар и вышел.
Цевет перевел взгляд с удаляющейся фигуры лейтенанта на Калу, потом на Майю, которому наконец удалось успокоиться.
— Ваше Высочество, не должны ли мы?..
— Нет. Все в порядке, — сказал Майя. — Бешелар говорил не о нас. Что нас ждет сегодня?
— Ваше Высочество, — Цевет переключился на дела. — Первым вопросом Коражаса будут выборы нового лорда-канцлера, и мы подумали, не должны ли вы выдвинуть своего кандидата?
— Мы бы выбрали вас, не задумываясь, — сказал Майя. — Но мы слишком в вас нуждаемся.
Довольный Цевет залился нежным румянцем и пробормотал:
— Мы слишком молоды, Ваше Высочество.
Как и я, подумал Майя, но воздержался от высказывания вслух. Вместо этого он задумался о людях, с которыми имел дело в правительстве Этувераца, о тех, кто поддерживал политику Чавара (и теперь в спешке перекрашивал свои знамена), о его противниках, а также тех, кто уклончиво балансировал между теми и другими. Только один из них, видя слабость Императора, решил помочь ему. И помогал до последнего дня, не требуя ничего взамен. Только этого человека Майя хотел бы видеть во главе своего правительства.
— Мы выбираем лорда Беренара, — сказал он.
