Анатолий Маев - Генетик
Неоднократно поутру супруга говорила ему, что ночью он беседовал с неким человеком, обращаясь к нему на «вы» и называя Семеном Моисеевичем. Более того, несколько раз женщина утверждала, что Еврухерий вскакивал среди ночи в состоянии очень агрессивном, нырял под кровать и требовал от этого самого гражданина немедленно перестать бренчать на гитаре, вылезти из банки и немедленно покинуть квартиру.
Ясновидящий пытался вспомнить, что ему снилось, но каждый раз безуспешно. Объяснение неудачам он находил в своем крепком сне, а потому не придавал значения рассказам Тамары Ивановны.
Напрямую к подготовке съезда Макрицын привлечен не был, однако выполнял вспомогательную работу: забирал из типографии напечатанные брошюры, отправлял делегатам письма, оставлял в музеях заявки на коллективные посещения, покупал маленькие красные флажки для пионеров и так далее. Серьезные задания Вараниев ему не давал, сомневаясь относительно психического здоровья соратника.
А исторический день приближался.
В одном из самых дорогих московских магазинов Велику подобрали шикарный костюм, а заодно и рубашку с галстуком. Проблемы возникли с обувью: будущий Вождь никак не соглашался на черные ботинки. Его желание предстать перед делегатами в коричневых сандалетах на босу ногу приводило председателя в бешенство, однако никакие его доводы не могли «внука» переубедить. Помог случай: в гостях у Восторгайло, пока Велик заучивал текст выступления, придурковатый пудель хозяина перегрыз пополам подошву обуви. Туфли купили в торговых рядах ГУМа. Обновить их «внук» отправился на конспиративную квартиру, где его уже ждал Ганьский. После процедуры Велик фамильярно похлопал ученого по плечу, снисходительно посмотрел на него, цокнул языком и сказал:
— Что ж, Аполлон, следующий укол, получается, уже вождю партии делать будешь. Веди себя хорошо. Не зазнавайся. Я через три недели власть брать начинаю.
— Это угроза? — спросил Аполлон Юрьевич.
— Предупреждение, — ответил Велик.
— Я непременно учту!
Пациент уже вышел в коридор, и Ганьский тихо добавил ему вслед:
— Можно сказать, уже учел. Несколько месяцев назад учел, — будьте уверены, молодой человек…
Глава двадцать первая
Оставалось двенадцать дней до Съезда коммунистической партии «Мак. Лем. иЧ.». И два дня до отлета Аполлона Юрьевича Ганьского в Англию на Всемирную конференцию по биохимии гена и для чтения лекций в университете Лондона. И два часа до отъезда Тамары Ивановны к родственникам в Харьков.
Из всех московских вокзалов именно Киевский Макрицын не любил больше других, потому что документы там проверяли даже чаще, чем на Казанском. Перед выходом из дома Еврухерий еще раз убедился, что не забыл паспорт и что штамп с пропиской в нем не выцвел. Он посидел с супругой пару минут «на дорожку», после чего чета вышла из подъезда и направилась к метро.
Состав подали вовремя, посадку объявили без опоздания, поезд тронулся по расписанию. Ясновидящий помахал Тамаре Ивановне рукой. В многочисленной толпе Макрицын благополучно миновал здание вокзала и оказался на площади, где недолго постоял в раздумье: возвращаться ли домой или заглянуть к Ганьскому. Еврухерий спустился в метро и поехал к себе.
Дома Макрицын поймал себя на мысли, что успел привязаться к Тамаре Ивановне — ему уже ее не хватало. Остаток дня ясновидящий провалялся на диване в раздумьях о прожитых годах. Вечернее чаепитие Еврухерий совершил напротив включенного телевизора, поставив на журнальный столик тарелку с блинами, испеченными заботливой женой утром сего дня. Ко сну Макрицын отошел не поздно, обойдясь без душа. Он уже задремал, когда противное жужжание ночного комара нарушило покой. Первая же попытка избавиться от кровососа оказалась удачной: шлепнув себя по уху, Еврухерий почувствовал на ладони остатки вампира. Немного поворочавшись, ясновидящий забылся во сне…
Снился ему луг, густо усыпанный ромашками, по которому шли они босиком с Ангелиной Павловной, беседуя на темы дней давно минувших, но не позабытых. У нее за спиной висела желтая соломенная шляпка с синей ленточкой у полей, а у него брюки были до колен закатаны.
— Не прятала я от тебя деньги, Еврухерий! — оправдывалась Ангелина Павловна. — Намерений дурных не имела, а сберегала накопленное от случайностей непредвиденных. Сам ведь знаешь, и воры иногородние по квартирам лазали, и сантехник у нас ненадежный был, а в дом пускать приходилось. Ты же понять меня не захотел, из-за такой мелочи любовь порушил, недоверие выказал. Счастье наше, можно сказать, собственными руками погубил! Знаю, плохо тебе без меня — тоскуешь дюже. Да и я не шибко радостна в одиночестве — старикашка-то мой дремлет сутками. Ох, больно мне, Еврухерий… Я же свою душу перед тобой выложила как на ладонь, а другой ладонью твою душу нежила…
— Ладони, позвольте заметить, разные бывают, — неожиданно прозвучал знакомый Макрицыну голос. — Иные до того шершавые! Ваша ладошка уж точно не велюровая! Так что ступайте себе, гражданочка. Да и пора вам уже: старикашку перевернуть надобно — залежался бедняга на левом боку. А если пролежни у него образуются? Он же в знак протеста сразу завещание на квартиру перепишет в пользу начальницы ДЭЗа.
Фигура бывшей супруги стала уменьшаться и удаляться, пока не превратилась в маленькую точку и не исчезла совсем.
— Здравствуйте, Еврухерий Николаевич! Рад видеть вас вновь, рад! — произнес Семен Моисеевич, возникнув на том месте, где несколько секунд назад стояла Ангелина Павловна.
Макрицын поздоровался и даже протянул руку, но она уперлась в какую-то непреодолимую преграду и остановилась на полпути.
— Зачем Ангелину Павловну прогнали? — недовольно обратился он к космополиту. — Я, может быть, в последний раз с любимой женщиной среди ромашек погулять возможность имел.
— Вы определенно не лишены чувства юмора, уважаемый, — ответил «полуфранцуз-полуеврей», оглядевшись.
— При чем тут юмор? — нервно отреагировал Еврухерий. — Я с ней много лет прожил, до сих пор забыть не могу.
Семен Моисеевич дважды чихнул, вынул из рукава пиджака алюминиевый носовой платок, слегка взмахнул им несколько раз, после чего тот обмяк и опустился краями вниз к центру. Макрицын поразился увиденному волшебству, а собеседник тем временем протер лицо.
— А я внимательнейшим образом осмотрел все вокруг и ни одной ромашки не обнаружил. Если юмор здесь ни при чем, тогда скажите: вас в пятом классе на второй год не оставляли по причине скверных познаний в ботанике? — совершенно серьезно спросил собеседник.
Ясновидящий бросил взгляд по сторонам: ромашек и в самом деле не было. Густо разросшийся ковыль, полынь и лопухи. Ясновидящий хотел что-то сказать, но «полуфранцуз-полуеврей» опередил его:
— Не надо никаких объяснений, Еврухерий Николаевич. Я безоговорочно верю вам: вы действительно видели ромашки. Но их здесь нет, в чем вы только что убедились. И все же вы абсолютно правы в своем утверждении. Даже знаете, почему правы, только забыли. Не понимаете? Тогда я напомню слова, которые говорил вам в кинотеатре «Э. Пизод»: люди видят только то, что хотят видеть и что им позволяют видеть. Ни в коем случае не по отдельности!
— Ну и что из того? — буркнул Еврухерий.
Космополит многозначительно поднял вверх указательный палец и задумчиво произнес:
— В этом и кроется причина всех неудач и ошибок — человек не может объективно посмотреть на вещи. А без объективного взгляда реалии предстают в искаженном свете. Иначе и быть не может! — неожиданно воскликнул Семен Моисеевич. — Потому что не соблюдается основной закон бытия: «Материальное и духовное начала совместить нельзя!»
— Про начала ваши ничего не знаю, — недружелюбно откликнулся Макрицын. — У меня образование среднее, философию не изучал. А вопрос задал — вы не ответили. Повторяю: зачем Ангелину Павловну прогнали?
— Разве? — удивился Семен Моисеевич. — Вздор вы говорите, уважаемый! Вон сидит ваша дива…
Еврухерий посмотрел назад и действительно увидел бывшую супругу. Она расположилась на траве буквально в одном шаге от него. Взгляд упал вниз, через ее плечо, и Макрицын увидел три картонных листа, на каждом из которых лежали внушительные стопки денег. На первом было написано «От покойного батюшки: взяла все»; на втором — «От первого мужа: недобрала»; на последнем — «От еще живого мужа: сдохнет — доберу».
Потрясенный экс-супруг кинулся к Ангелине Павловне, желая потребовать объяснений, но в тот же миг сильно ударился лбом неизвестно обо что. Не обращая внимания на происходящее, Семен Моисеевич произнес:
— Знал я, что ничего путного у вас с ней не получится. Жаль, предупредить не мог. Мы ведь тогда с вами хорошо знакомы еще не были.
