Сыщик Бреннер - Шенгальц Игорь Александрович
Я хотел понять, кто главный злодей. А поняв, наказать его по-своему. Если раньше я винил во всем Кречетова, то сейчас все казалось уже не столь однозначным. Сам же Ястреб обвинял императора. Но допустить в свое сознание мысль о причастности к произошедшему императорской семьи и самого Карла Александровича я попросту не мог. То, что Костас в этом замешан, — еще ладно, но император — немыслимо! Это пошатнуло бы все основы государственного устройства страны в целом и мои устои лично. Я готов был услышать, что кайзер-императора ввели в заблуждение или обманули, но чтобы он сам, по своей воле, обдуманно и взвешенно связался с подселенцами — нет, в это я поверить не мог.
Кречетов вел мехваген по боковым улочкам, стараясь не выезжать на центральные проспекты. В некоторых местах мы едва не застряли, но мехваген преодолевал даже самые глубокие лужи. Пути отхода Кречетов продумал заранее. Поэтому сейчас крутил рулевое колесо уверенно, назад не оглядывался и даже на меня не косился, хотя я бы на его месте остерегался такого соседа.
Наконец мехваген сбросил скорость и свернул в невероятно узкий проезд между двумя старыми кирпичными домами. С трудом протиснувшись между ними, даже слегка зацепив одну из стен крылом машины, мы все же въехали во внутренний глухой дворик.
Кречетов тут же вылез из мехвагена, вернулся к проезду и закрыл высокие металлические ворота, которые до этого стояли распахнутыми настежь. Теперь полицейские не смогут даже заглянуть во двор, а если и заглянут, то вряд ли заметят притулившийся в углу мехваген, который Кречетов вдобавок прикрыл поверх тряпичным чехлом, после того как мы с близняшками покинули транспортное средство.
— Извините, Бреннер, но мне придется изъять у вас все оружие. Таковы правила…
Я поднял руки, выбора у меня не было, шеи девушек все так же стягивали ошейники, в смертоносности которых я не сомневался. Кречетов профессионально прошелся по моим карманам, вытащив и револьвер, и «дырокол», и даже переговорник. Вот только нож-бабочку, который я всегда носил с собой в особом секретном кармане, он не заметил.
— Это все пока побудет у меня, — ответил Дитмар (я с трудом вспомнил его настоящее имя) на мой вопросительный взгляд. — Прошу в дом. — Он указал на дверь черного хода, к которому вели пять ветхих деревянных ступеней.
— Только после вас, — пропустил я его вперед, сделав знак девушкам держаться за моей спиной.
Мало ли кто поджидал нас на явочной квартире. А в случае опасности я успею убить Кречетова. Если он умрет, есть маленький шанс быстро снять ошейники и бежать отсюда. Но рисковать жизнями сестер я не собирался.
Первый этаж оказался совершенно нежилым. Все окна, выходящие на главную улицу, были заложены кирпичной кладкой. Внутри темно и сыро, но Кречетов не останавливаясь прошел к внутренней лестнице, ведущей на второй этаж. Мы последовали за ним.
Лестница вывела нас к запертой двери, в которую Кречетов несколько раз постучал особым образом. Дверь отперли, и мы попали в просторный и достаточно уютный холл.
В дальнем углу горел камин, обогревая помещение. Со вкусом обставленный холл резко контрастировал с нижним этажом, да и вообще со всем районом, в котором селились преимущественно бедняки.
Дверь нам, как оказалось, открыли два громилы-охранника, с виду — обычные бандиты из пригорода. Хоть эти не стрелки, и на том спасибо. Очень уж я устал от заокеанских гостей за эти дни.
Напротив камина стояли два кресла. При нашем появлении из левого поднялся пожилой мужчина с седой головой и небольшими ухоженными усиками. Оружия у него в руках я не увидел.
— Вы можете быть свободны, — приказал он охранникам, и те, недовольно щурясь в нашу сторону, ушли.
После этого мужчина коротко поклонился нам, и Кречетов представил его:
— Ульбрехт Рихардович Серафимов.
Это имя я знал. Выпускник Озьминского университета, профессор философии, чьи труды о социальном равенстве легли в основу мировоззрения политической партии уравнителей, ныне запрещенной, и множества террористических организаций, одну из которых я в свое время успешно вычислил и обезвредил.
— Кирилл Бенедиктович Бреннер и сестры Ольшанские.
Мы и не подумали поклониться в ответ. Наоборот, я отступил на шаг назад, а близняшки спрятались за моей спиной.
— Ну-ну, молодой человек, полноте… — широко улыбнулся Серафимов. — Здесь вам и вашим дамам не причинят никакого вреда. Поверьте, мы на одной стороне!
Я промолчал. В первую очередь нужно было позаботиться о сестренках. Им требовалась горячая ванна, свежая одежда и глубокий сон. Словно прочитав мои мысли, Серафимов сказал:
— Вот эта дверь ведет в гостевые комнаты. Там можно привести себя в порядок. Марта принесет воду и поможет подобрать одежду. Думаю, дамам требуется хороший отдых. А вы, Кирилл Бенедиктович, возвращайтесь к нам через часок. Нам есть о чем поговорить.
Он позвонил в звонок, и одна из дверей открылась, впуская в холл женщину средних лет с цепким, как у сторожевого пса, взглядом, в простой и чистой одежде.
— Марта, позаботься о девушках. И покажи господину Бреннеру его комнату!
— Думаю, мы разместимся в одном помещении.
— Еще раз подчеркиваю, здесь вам ничто не угрожает!
— Я настаиваю…
— Как знаете, Кирилл Бенедиктович. Дело ваше. Жду вас!
— Ошейники… прикажите их снять!
— В данный момент это невозможно, но позже мы вернемся к этой теме. Итак, жду вас через час.
Более противиться приглашению я не стал. С одной стороны, выбора не было, с другой, я не думал, что сейчас нас будут убивать. Моя смерть не принесла бы им никакой выгоды, а сестер все еще использовали как заложниц.
Я намеревался вскоре оплатить все накопившиеся счета — оптом. Но сейчас правильнее было сделать вид, что я совершенно подавлен и смирился со своим статусом пленника и вдобавок всеимперского преступника.
Если бы только снять ошейники, и я смог бы попробовать спрятаться вместе с сестрами у своих знакомых, у того же Грэга, к примеру… Но кто знал, не ведется ли и за их домами постоянное наблюдение? Дворники — всегдашние полицейские осведомители. Они уже наверняка четко проинструктированы, что коли явится крепкий мужчина лет сорока в сопровождении двух молодых девиц, то нужно немедленно поставить в известность ближайшего городового, самим же никаких активных действий не предпринимать — слишком опасны беглые, — стандартная схема действия, благодаря которой на каторгу угодила не одна сотня преступников.
Кречетов остался с Серафимовым, а мы отправились вслед за Мартой. Она провела нас коротким коридором — по дороге я насчитал еще три двери. Наша комната оказалась самой дальней, рядом с забранным стальными прутьями окном.
Помещение не представляло собой ничего особенного, совмещая спальню, кабинет и столовую, которые отделялись друг от друга лишь занавесками. Справа от входа на стене висел умывальник, а рядом стояла большая чугунная ванна. Я заметил, как при виде нее у Лизы разгорелись глаза.
— Вода горячая имеется, — сказала Марта, — сейчас прикатят бочку и черпак. Легко справитесь. Холодная вода течет из крана. В левом шкафу мужская одежда, в правом — женская. Берите все, что придется впору.
— Вижу, хозяин дома готов к любым неожиданностям? — поинтересовался я, осматриваясь.
— У него часто бывают гости, — кивнула Марта. — Нам не привыкать. Дамы могут устроиться на кровати, вам же я постелю на этом диванчике.
— Благодарю! — кивнул я.
Через пятнадцать минут ванна наполнилась горячей водой, а близняшки уже успели изучить оба шкафа и подобрать одежду и себе, и мне. Я запер дверь изнутри на прочный засов. Теперь, чтобы попасть в комнату, нужно выбить дверь. Но к нам никто не ломился, мы обрели мнимую временную свободу…
— Кира, можно мы первые?
Я повернулся. Лиза скинула грязную одежду и стояла совершенно обнаженная передо мной. Только черный ошейник мрачно поблескивал на ее шее.
— Конечно, — кивнул я, с болью в сердце любуясь ее тоненькой и хрупкой фигурой.