Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face
Спустя два часа он доехал до станции метро «Теплый Стан» и, выйдя из-под земли, поспешил к автобусной остановке. Ночной кошмар уже забылся, теперь иная тревога леденящим холодом сжимала ему душу. Подъехавший автобус был набит пассажирами, в салоне стояла невыносимая духота, потому что водитель неизвестно для чего включил отопление. Женщина с двумя набитыми продуктами сумками уже в третий раз спрашивала:
— Мужчина, вы выходите на следующей?
Но прибывший воронежским поездом человек о чем-то глубоко задумался, глядя в окно, и никак не реагировал на ее вопрос. Женщине было жарко, по лицу ее ручьем стекал пот, и она, не выдержав, слегка пихнула безмолвного пассажира одной из своих авосек.
— Мужчина, вы оглохли? Я вас в десятый раз спрашиваю — выходите?
Вздрогнув, он очнулся, слегка повернул голову в сторону раздраженной дамы, и выражение его лица было таким, что она почему-то сразу умолкла.
— Извините, пожалуйста, я вас не расслышал, — тон его был изысканно вежлив. — Да-да, я сейчас выхожу.
Выбравшись со своей поклажей из душного салона и пройдя несколько шагов, женщина почему-то обернулась. Интеллигентный пассажир стоял к ней спиной, и во всей его фигуре чудилась странная нерешительность. У дамы неожиданно мелькнула мысль, что он не знает, куда идти — ну, приехал, может, человек к родственникам в Москву из Сибири, добрался до нужной остановки, а на месте никак не сориентируется. Мужчина вежливый, из себя видный и очень даже нестарый — лет тридцать пять, не больше. Ее немного кольнула совесть за сказанные в автобусе грубые слова, и захотелось вернуться, чтобы предложить ему свою помощь. Однако сумки так оттягивали руки, что женщина лишь вздохнула и поплелась дальше, а человек остался стоять на остановке.
Он не был здесь почти семь лет, и за это время район новостроек принял вполне обжитой вид — вывеска «АПТЕКА» была покрыта грязными подтеками от недавно стаявшего снега, витражное стекло на остановке покрывала сеть мелких трещин, а наклеенное поверх одной из них объявление гласило:
«Семья из трех человек, занимающая четырехкомнатную квартиру в центре Волгограда, обменяет ее на двухкомнатную в Теплом Стане по договоренности».
На уютной лавочке для ожидающих автобуса пассажиров было вырезано неприличное слово из трех букв, а под ним красным фломастером выведена душераздирающая надпись: «Таня + Саша = Любовь навеки!»
Постояв минут пять, мужчина вздохнул и направился к переходу — нужный ему дом находился на другой стороне улицы. Он обогнул здание с торца, вошел в первый подъезд и, скользнув взглядом по висевшей на двери лифта табличке «Лифт не работает», начал подниматься по лестнице. Прежде, чем нажать кнопку звонка на обитой стандартным черным дерматином двери, рука его дважды поднималась и падала, бессильно обвисая вдоль туловища.
Красивый черноглазый паренек лет шестнадцати, открывший дверь, с недоумением уставился на незнакомого посетителя.
— Вы к кому?
— Я… — не сумев подавить охватившее его смятение, мужчина вдруг сказал совершенно не то, что хотел, а первое пришедшее на ум: — Извините, Петровы здесь живут, или я ошибся?
— Петровы здесь не живут, вы, наверное, перепутали подъезд, я сейчас вспомню, в каком же они подъезде, — мальчик сосредоточенно наморщил лоб, потом повернулся и крикнул куда-то вглубь квартиры: — Тань, ты не помнишь, в каком подъезде живут Петровы? А то тут спрашивают.
— Какие Петровы? В третьем подъезде есть Петровы, в шестом тоже есть, — ответил девичий голос, и на пороге комнаты встала высокая девушка с ярко подведенными глазами, делавшими ее похожей на египетскую царицу. Она пристально посмотрела на неожиданного визитера, и под взглядом ее он сначала неловко поежился, а потом внезапно похолодел, узнав девушку из ночного сна в вагоне поезда. Паренек же, ничего не заметил и доброжелательно сказал:
— Вы знаете, вы, наверное, попали не в тот подъезд, — он взглянул на посеревшее лицо стоявшего перед ним мужчины и испугался: — Вам что, нехорошо? Хотите — зайдите, присядьте.
— Нет-нет, спасибо, я… Ничего, просто, по лестнице быстро поднялся, лифт… Спасибо, я пойду, извините.
— Подождите минуточку, я накину плащ и вас провожу, — внезапно проговорила девушка.
— Не надо, спасибо, — ответ его прозвучал отрывисто и даже немного резко.
Мужчина начал быстро спускаться по лестнице, и так торопился, что даже не повернул голову, услышав, что сзади кто-то бежит. Выйдя следом за ним на улицу, девушка с минуту шла рядом, не говоря ни слова, потом внезапно остановилась и взяла его за руку.
— Дядя Юра, — сказала она, — подожди, я знаю, что это ты.
— Что? — нервно дернувшись, он попытался высвободиться, но девичьи пальцы цепко держали рукав. — Девушка, я вас не понимаю, мне пора, извините.
— Зачем же ты тогда приехал? Перестань мучиться, я знаю, что это ты. Все думают, что ты умер, поэтому Тимур тебя и не узнал, не переживай из-за этого. Не надо было тебе уходить и выдумывать каких-то Петровых.
— Я… Вы… вы, правда, ошибаетесь, — голос мужчины теперь звучал еле слышно.
— Не надо, ладно? Я никогда не ошибаюсь. Поговорим?
Они дошли до конца тянувшейся вдоль дома детской площадки и присели на скамейку рядом со сломанными качелями.
— Что-то ты себе придумала, девушка, — криво усмехнувшись, произнес мужчина, отводя взгляд в сторону. — Ну, поговорим, если хочешь, расскажи мне что-нибудь интересное.
— Тетя Халида сейчас в Дагестане с Рустэмчиком и Юркой.
— С кем?
Девушка неподвижно смотрела на него какое-то время, потом тяжело вздохнула.
— Ты ведь не знаешь — через семь месяцев после того, как ты исчез, тетя Халида родила близнецов и назвала их Рустэмом и Юрой, потому что… Потому что все думали, что ты погиб — нашли тело в твоем пальто, и решили, что это ты.
Издав хриплый стон, мужчина качнулся вперед — словно на миг потерял равновесие.
— Не надо! — глухо проговорил он. — Не надо!
— Я учусь во втором медицинском на третьем курсе, поэтому сейчас живу в Москве. Тимка хочет поступать в МГУ на физфак, он по физике три раза первое место занимал на городской олимпиаде. Дианка и Лиза сейчас здесь — уже в пятом классе. Мы с Тимкой за ними смотрим, чтобы очень много перед телевизором не сидели, иногда помогаем с уроками и ходим к ним в школу на родительские собрания, а в остальном они очень самостоятельные — бегают в магазин, готовят лучше меня, и со стиральной машиной здорово управляются. Тетя Халида их ко всему приучила, — она посмотрела на своего собеседника, который, закрыв глаза, сидел с окаменевшим лицом, и неожиданно резким голосом произнесла: — А мама погибла. Дядя Юра, ты ведь не знаешь, что мама погибла — еще в восьмидесятом.
— Наташа?! — из горла вырвался звук, напоминающий хрип: — Нет! Почему?! Как это случилось?
— Несчастный случай, — угрюмо ответила Таня. — Ее похоронили рядом с тетей Лизой, твоей мамой. Она так хотела.
Закрыв лицо, Юрий Лузгин беззвучно рыдал, плечи его вздрагивали. Наконец, сумев взять себя в руки, он судорожно вздохнул и, отерев ладонью лицо, сказал:
— Да, вот как получилось. Я ведь ничего не знал. Все эти годы боялся даже думать о своей семье. За них боялся, не за себя. Только теперь, когда начали говорить о перестройке, решился, наконец, вернуться. Ехать прямо сюда было страшно — как найти слова и объяснить? Метался, не знал, что делать, потом решил сначала повидать Наташу, выплакаться у нее на груди, спросить совета. Мне трудно сейчас так вот сразу все тебе объяснить, но поверь, что это не моя вина.
Сдвинув брови, Таня глухо сказала:
— Все из-за картин, я знаю, не надо объяснять. Тебя вынудили, и теперь ты Самсонов Леонид Аркадьевич.
Невозможно было описать изумление и ужас, охватившие Юрия при этих ее словах.
— Ты… ты… Откуда ты… — растерянно начал он и запнулся.
— Неважно откуда, но я знаю.
— И… Халида знает?
— Никто ничего не знает, все думают, что ты умер, я же сказала. Когда нашли тот труп в твоей одежде, тете Халиде решили не говорить — пока она не родит. Сказали только, когда Рустэмчику и Юрке исполнился месяц. Конечно, ей было очень тяжело, и всем нам тоже было очень тяжело. А через год они с папой… Короче, они подумали, что им лучше будет вдвоем, и решили пожениться.
— Дядя Сережа и Халида… Дядя Сережа и моя Халида?! Они решили пожениться? Но он же старый!
Таня равнодушно пожала плечами:
— Когда они поженились, ему было сорок семь, а тете Халиде — тридцать. Конечно, это, наверное, большая разница, но мне кажется, они счастливы. Знаешь, тетя Халида очень страдала. Папе тоже было очень плохо после того, как… как это случилось с мамой. Сейчас они вместе, и им хорошо.
— Вот, значит, как. Ладно, что ж, раз им хорошо, — рот его странно искривился, голос задрожал от гнева, — то пусть им будет хорошо. Да.
