Лао Шэ - Избранное
После трехдневных препирательств мне пришлось взяться за пистолет. Правда, я еще не забыл о чести и справедливости, положил пистолет на землю и сказал Большому Скорпиону:
— Если ты намерен заставлять меня есть дурманные листья, я тебя убью. Решай!
Большой Скорпион отскочил в сторону, даже не попытавшись схватить лежащий пистолет. Огнестрельное оружие в его лапах было бы не опаснее соломинки. Ему был нужен не пистолет, а я.
Наконец он предложил компромисс: каждое утро я должен съедать по одному дурманному листу.
— Один листочек, всего одну крохотную драгоценность, чтобы не отравиться воздухом!
Я убрал пистолет, и мы сели друг против друга. Он обещал давать мне еду, но считал, что с питьем будет трудно. Придется носить воду кувшином с реки. «Зачем каждый день так далеко бегать да еще таскать кувшин? Это неумно. Не лучше ли без всяких забот есть дурманные листья? Что за чудак, не понимает своего счастья!» — наверняка думал Большой Скорпион, однако вслух этого сказать не посмел, а лишь заявил, что должен ходить вместе со мной. Конечно, он боялся, как бы я не убежал. Но ведь я могу убежать и при нем, если захочу. Услышав это, он закрыл рот на целых десять минут, так что я даже испугался, как бы он не умер от страха.
— Тебе незачем ходить со мной, клянусь, что я не убегу! — утешил я его.
Он тихо покачал головой:
— Клятвы — это детская забава!
Рассерженный такой беспардонностью, я схватил Большого Скорпиона за шкирку, в первый раз применив силу. Он не ожидал этого: ведь он просто сказал, что думал. Пожертвовав несколькими волосками, а может быть, и клочком шкуры, он вырвался, отбежал на почтительное расстояние и объяснил мне, что прежде среди людей-кошек были распространены клятвы, однако за последние пятьсот лет их давали так часто, что теперь произносят только в шутку. Эта реформа является очевидным прогрессом. Доверие вещь неплохая, но с практической точки зрения не очень удобная. Дети любят давать клятвы именно потому, что их совсем не обязательно выполнять. Все это Большой Скорпион говорил печально, потирая общипанное место.
— Веришь ты мне или нет, а в мои дела не вмешивайся! — < твердо сказал я. — Я обещаю не убегать и выполню свое обещание. Когда мне захочется уйти, я сам скажу тебе.
— Так ты не хочешь, чтобы мы ходили вместе? — с сомнением спросил Большой Скорпион.
Я не выдержал и махнул рукой:
— Ладно, ходи!
Ужин оказался довольно вкусным. Люди-кошки готовят отлично, жаль только, что в их кушанья попадает слишком много мух. Я сплел из травы крышку и велел повару накрывать ею еду. Кошачий повар нашел это странным, даже смешным, но, получив приказ Большого Скорпиона, не посмел со мной спорить.
Нечистоплотность люди-кошки возвели в одну из самых славных своих традиций, и я чувствовал некоторую неловкость из-за того, что каждый раз, когда крышки не было, приходилось жаловаться Большому Скорпиону, то есть оказывать давление. Но вскоре выяснилось, что я недостаточно его оказывал. В один прекрасный день мне вовсе не принесли еды, а на следующий день подали тарелку, покрытую вместо крышки толстым слоем мух. Я сообразил, что Большой Скорпион и его слуга стали презирать меня за слабость: они ждали рукоприкладства, которое является привилегией высокопоставленных людей-кошек. Что же делать? Пускать в ход руки мне не хотелось: я считал себя гуманистом. Но без этого нельзя было рассчитывать не только на еду, но и на безопасность. Ничего не поделаешь, пришлось и у повара выдрать клочок (говорю честно — самый маленький клочок) его шкуры. С тех пор крышка уже не лежала без дела. Я готов был плакать от досады: что творили веками с этими людьми, если они настолько потеряли представление о человеческом достоинстве?
Моим главным удовольствием, на Марсе было утреннее купание. Я вставал до рассвета и выходил на речную отмель неподалеку от дурманной рощи. Короткая прогулка освежала меня; я становился по щиколотку в воде и ждал восхода. Утренний пейзаж был удивительно спокоен и красив. На небе, еще не подернутом туманом, виднелись крупные звезды, кругом ни звука — только тихое журчание воды по песку. Солнце поднималось, и я входил в реку. Здесь было мелко, нужно было сделать по отмели шагов двести, чтобы вода дошла до груди. Я с наслаждением плавал — до тех пор, пока не начинал чувствовать голод. Тогда я выходил из воды и сушился на солнце. Рваные штаны, пистолет, спичечный коробок — все лежало на большом камне. Я стоял голый в этом огромном сером мире, без забот, без печалей, и чувствовал себя самым свободным человеком на свете. Но вот солнце начинало пригревать, над рекой поднимался туман, и мне становилось немного душно. Все-таки Большой Скорпион не лгал, говоря, что здесь можно отравиться воздухом. Пора было возвращаться и есть свой дурманный лист.
К сожалению, мои купания продолжались недолго — по вино того же Большого Скорпиона. Примерно через неделю, едва ступив на отмель, я увидел вдалеке снующие тени. Я не обратил на них внимания и продолжал любоваться восходом. Восток медленно розовел, рассеянные облака превращались в багровые цветы, звезды исчезали. Затем облака вытянулись цепочкой, став темно-оранжевыми, с серебристо-белыми краями — там, где они смыкались с серым небом и зеленоватой водой.
На оранжевом фоне выступили темные пятна, словно окаймленные золотыми нитями. Из них, неуверенно дрожа, выпрыгнул кроваво-красный, не очень круглый комок, превративший облака в сверкающую чешую. Река посветлела и залилась золотым блеском. Чешуя становилась все тоньше, а вскоре совсем исчезла, сменившись легкой розоватой пеленой. Солнце поднялось. Теперь уже все небо приобрело серебристо-серый оттенок, в некоторых местах даже голубой.
Я смотрел на это как зачарованный, а когда наконец повернулся, увидел на берегу, саженях в десяти, большую толпу людей-кошек. Сначала я удивился, но потом решил, что они занимаются каким-нибудь своим делом и не требуют моего внимания. Однако едва я зашел поглубже в воду, как толпа передвинулась к отмели. Когда я нырнул, на берегу поднялся пронзительный вой. Я несколько раз окунулся и вышел на отмель — вопящая толпа попятилась. Я понял, что людей-кошек привлекло сюда мое купание.
«Пусть себе смотрят, — подумал я. — Ведь они не на голого человека пришли поглазеть — они сами ходят нагишом, — их, видно, интересует, как я плаваю. Может, поплескаться еще немного, чтобы расширить их кругозор?» Но тут я увидел Большого Скорпиона, который стоял впереди всех, почти у самой реки. Видимо, желая показать, что мы с ним запанибрата, он скакнул еще ближе и сделал лапой знак, чтобы я прыгал в воду. Четырехмесячный опыт подсказал мне, что, если его послушаться, он совсем заважничает. Этого я уже не мог стерпеть: всю жизнь не любил, чтобы мной помыкали. Я вышел на отмель, взял с камня пистолет и прицелился.
8
Я еще никогда не видел, чтобы Большой Скорпион так смеялся. Чем больше я свирепел, тем сильнее он корчился от хохота, как будто смех у людей-кошек был главным средством избежать расправы. Я спросил, зачем он собрал толпу. Он не отвечал и по-прежнему заливался. Мне было противно связываться с ним, поэтому я ограничился предупреждением, что ему несдобровать, если он еще раз устроит что-либо подобное.
На следующее утро, еще не дойдя до отмели, я вновь увидел снующие тени; их было больше, чем вчера. Надо выкупаться, чтобы понять, в чем же все-таки дело, а с Большим Скорпионом рассчитаюсь потом! Я вошел в воду и, делая вид, будто моюсь, начал следить за толпой. Позади Большого Скорпиона стоял человек-кошка с большой охапкой листьев, которая доходила ему до самого подбородка. Это явно был слуга. По знаку хозяина он пошел вдоль толпы, и охапка листьев в его лапах стала постепенно уменьшаться. Ясно, что Большой Скорпион пользуется мною как приманкой чтобы торговать дурманными листьями, причем наверняка по повышенной цене!
Я люблю посмеяться, но тут мне было не до смеха. Люди-кошки очень боялись меня, иностранца, — значит, всю эту комедию затеял Большой Скорпион. Необходимо как следует проучить его, иначе я уже никогда не смогу наслаждаться утренним купанием. Конечно, если бы люди-кошки захотели поплавать вместе со мной, я не имел бы ничего против: река принадлежит не мне одному. Но когда один купается, а сотни глазеют да еще занимаются куплей-продажей — это омерзительно!
Я решил схватить одного из зевак, чтобы расспросить, как Большой Скорпион устроил свое надувательство. Поэтому я стал тихонько пятиться назад, собираясь незаметно выйти на берег и дать стометровку.
Но едва я побежал, как раздался дикий визг, будто резали тысячу свиней. Землетрясение не произвело бы большей паники, чем моя стометровка. Люди-кошки мчались сломя голову, толкая друг друга, падая, снова вскакивая. Берег в одно мгновение опустел, лишь кое-где валялись раненые, которые уже не могли бежать. Я поднял одного из них: глаза закрыты, дыхания нет! Во мне шевельнулось раскаяние, по главным по-прежнему оставалось желание разоблачить Большого Скорпиона. Не долго думая, схватил другого человека-кошку — живого, по со сломанной ногой. Впоследствии я не раз корил себя за то, что допрашивал раненого: ясно видел эту сломанную ногу, а все-таки схватил. Если прощать себе все, что делаешь «не думая», то люди никогда не будут людьми.
