Яна Ясинская - Голодные игры: Из пепла (СИ)
О Господи! Как же она прекрасна! Даже её уже заметный животик лишь подчёркивает её женственную красоту.
Мне дико хочется сорвать с соседнего окна тюль, который не даёт возможности увидеть тело Китнисс во всей её красоте. Мне остаётся довольствоваться лишь размытыми контурами, очертаниями. Я могу лишь догадываться, дорисовывать в своём воображении её тело.
Я настолько выбит из колеи обнажённой Китнисс, что до меня не сразу доходит, что она не одна в комнате…
На кровати спиной ко мне сидит застывший, словно статуя, напряжённый Мелларк.
Обнажённая Китнисс медленно подходит к нему и садится на колени.
- Самоубийца! – выдыхаю я, понимая, что у меня есть всего несколько секунд, чтобы ворваться туда и остановить Китнисс. Иначе он её точно убьёт.
========== 18. "Деревня Победителей" ==========
Я стою и не могу дышать. Меня словно парализовало. Понимаю, что мне надо что-то срочно сделать. Сорваться с места. Броситься туда – к ней. Остановить, не дать ему убить её, но… Моё тело не желает меня слушаться. Ноги будто приросли к полу. Я хочу отвести взгляд от окна напротив, но не могу. Как и не могу поверить в то, что Китнисс это делает.
Напряжённый Мелларк сидит, не двигаясь. А она… Она сама целует его. Осторожно. Так пронзительно нежно.
Нет.
Меня она никогда так не целовала.
Я не хочу это видеть.
Не хочу видеть, как она целует его ладошки, которые сама же кладёт на свою обнажённую грудь. Не хочу видеть, как выгибается её тело от его сначала робких, а затем страстных поцелуев. Как его руки сантиметр за сантиметром исследуют её кожу, ласкают её груди.
Как же я ненавижу Мелларка!
Ненавижу за то, с какой неизъяснимой нежностью он целует её уже заметный животик, а она от этого лишь сильнее зарывается пальчиками в его светлые волосы, выгибаясь, как довольная мурчащая кошка. Не желаю смотреть, как Мелларк по-хозяйски, властно, и в то же время с такой осторожностью, будто она хрупкий сосуд, внутри которого хранится нечто особо драгоценное для него, обращается с её телом. Как Китнисс сама меняет положение: поворачивается лицом к нему, обхватывая стройными ногами сидящего Пита. И снова целует его. А затем, когда он откидывает её длинные волосы в сторону, чтобы поцеловать её шею, Китнисс, всё ещё обнимая мужа, поднимает свой затуманенный страстью взгляд на меня…
Я понимаю, что в кабинете темно. Что между нами тюль. Что она не должна меня видеть. Но у Китнисс зрение охотницы. Мне кажется, или так оно и есть, но в какой-то момент наши взгляды пересекаются. Я готов поспорить на что угодно, что она заметила меня в окне напротив.
Я знаю, что должна дальше сделать Китнисс.
Испугаться.
Закричать.
Прикрыться.
Я знаю, что должен сделать я.
Отступить.
Уйти во тьму, чтобы не смущать её.
Сделать вид, что меня здесь никогда и не было.
Но вместо этого я стою, не желая двигаться. Пожалуй, впервые в жизни мне хочется причинить Китнисс боль. За то, что она так бесстыдно поступила со мной. За то, что с такой лёгкостью променяла на другого. Китнисс могла бы не дарить Мелларку свой самый первый поцелуй в той пещере. Как и могла бы уехать со мной из этого уже ненавистного мне дистрикта, после того, как всё закончилось. Но она предпочла остаться с ним. Выносить и родить ему детей.
Мелларку. Не мне.
И сейчас, даже зная, что перед ней сидит чудовище, способное в любой момент придушить её, убить, она всё равно хочет отдаться ему.
Я стою у окна и не двигаюсь. С осуждением смотрю на Китнисс. Ловлю себя на злой мысли: мне интересна её реакция. Так что же она всё-таки сделает?
Закричит?
Прикроется?
Убежит?
Я знаю, что поступаю ужасно, ведь реакция Мелларка, который ещё не до конца отошел от приступа охмора, на любое её резкое движение может оказаться пугающе-непредсказуемой. Но я всё равно не двигаюсь с места, продолжая в упор смотреть на Китнисс. Я пытаюсь, насколько это возможно, вглядеться в её лицо. Понять, что она испытывает в этот момент? Колышущийся тюль то и дело позволяет мне увидеть её взгляд без преград.
Взгляд, затуманенный страстью и желанием.
В какой-то момент, мне кажется, я вижу удивление и даже испуг в её глазах, но затем, когда она понимает, что я не собираюсь уходить от окна или отворачиваться, во взгляде Китнисс появляется… вызов. Вместо того чтобы хотя бы прикрыться, она поворачивается к мужу и со всей страстью демонстративно целует его, зарываясь пальчиками в его светлые волосы. Мне даже кажется, что я слышу его стон. Мелларк обхватывает руками ягодицы жены, приподнимает её, после чего…
… я отступаю во тьму.
***
Я иду по дороге, ведущей из Деревни Победителей. Несмотря на то, что «Голодные игры» остались далеко в прошлом, это место сохранило своё название. Должен признать, оно как нельзя лучше подходит для людей, живущих здесь.
«Деревня Победителей».
Точно. Ёмко. Лаконично.
Да. Они победители, а я… Сегодня я проигравший.
Перед моими глазами всё ещё стоит обнажённая Китнисс, которая со всей страстью отдаётся мужу. Полностью. Без остатка. Абсолютно растворяясь в нём. Напрочь забыв про меня. Пожалуй, Китнисс бы и не смогла более определённо дать мне понять, что мне больше нет места в её жизни. И не будет там никогда.
Я иду и не понимаю. Как вообще такое могло произойти? За мной всегда бегали девушки, женщины. Я никогда не знал отказа. Как так получилось, что мне перешёл дорогу какой-то сын пекаря? Не воин. Не охотник. А обыкновенный пекарь?
Хотя… Кого я обманываю. В Мелларке никогда не было ничего обыкновенного.
Я привык, что девушки влюбляются в меня чуть ли не с первого взгляда. Мне никогда никого не приходилось завоёвывать. Меня любили просто так, за то, что я такой, какой есть. Высокий, красивый, статный. Надёжный защитник, друг. Я всегда считал, что такая любовь и есть единственно правильная. Когда влюбляются с первого взгляда, без каких-либо логических причин, объяснений…
С Мелларком у Китнисс всё сложилось совсем по-другому. Он заставил её полюбить себя. Сумел обосновать и доказать ей свою любовь, которую сложил из сотни, на первый взгляд, малозначительных "кирпичиков". А потом возвёл из них для Китнисс дом. Их семейный очаг. Он заставил её полюбить себя за то, что он добрый, верный, надёжный. За то, что никогда не предаст. За то, что не задумываясь отдаст за неё свою жизнь. За то, что всегда, несмотря ни на какие невзгоды, будет рядом. За то, что будет пахать, как проклятый, но его семья не будет ни в чём нуждаться. За то, что её он всегда будет любить несоизмеримо больше чем себя.
Чокнутая Джоанна Мэйсон как обычно оказалась права. Чтоб ей провалиться!
В этом и есть весь Пит. И именно поэтому Китнисс выбрала его, а не меня.
Жаль, что я слишком поздно понял, что настоящая любовь – это, когда любят за что-то, а не просто так.
========== 19. До пепла ==========
Кажется, я поняла, как надо лечить моего мужа от последствий охмора. Всё, что требуется – это измотать его в постели так, чтобы у него не осталось ни сил, ни желания кому-нибудь сворачивать шею. В результате моего эксперимента, который длился несколько дней к ряду (спасибо Хэймитчу и Сальной Сэй – присмотрели за детьми), мы с Питом оба вымотались до такого состояния, что последние сутки просто тупо отсыпались.
- Привет! – с улыбкой шепчет мне только что проснувшийся Пит, убирая прядь волос с моего лба.
Смотрю в его небесно-голубые глаза.
Слава Богу! Похоже, Пит окончательно пришёл в себя.
- Привет!
Сладко потягиваюсь.
- По-моему, нам пора возвращаться в реальную жизнь, - смеюсь я. – Сальная Сэй вчера, когда принесла нам ужин, сказала, что дистрикт уже готов взбунтоваться. Народу не нравится привозной капиталийский хлеб. Требует твой. Сэй не знает, что отвечать односельчанам на их вопрос: чем все эти дни занимается их любимый пекарь?
Пит наклоняется и целует меня.
- Не вижу проблемы? Сказала бы правду: пекарь занимается исключительно своей любимой женой.
Хихикаю. Целую мужа в ответ. Пит, как следует отоспавшийся за последние сутки, уже не прочь снова «позаниматься» мною, но тут мы слышим шаги на лестнице. Раздаётся стук. На пороге наша маленькая Прим. Хватает одного взгляда, чтобы понять: дочка чем-то очень расстроена, ещё немного и расплачется.
