Алексей Ерошин - Попкорн
Серж снова пожал плечами. Очередной снаряд не ахнул наверху, и неожиданно наступила тишина. Где–то трещало пламя, пожирая уцелевшее дерево. Замполит затушил окурок.
— Не дадут заскучать, гады. Сейчас полезут. Очень мы их допекли своим рупором. И контора эта заводская им хуже кости в горле. Давай–ка наружу. А ты, Курт, сиди тут. Ферштеен? Хальт, хальт. Валюха, присмотри за ним.
Прежнюю позицию было не узнать — на нее рухнул кусок стены, похоронив под грудой щебня гранаты, сидор и котелок. Попытаться их откопать было некогда: в проломах заводской стены замелькали серые шинели, со второго этажа по ним ударил пулемет, вокруг защелкали хлесткие винтовочные выстрелы, торопливо затрещали ППШ и трофейные МП‑40. Серж пристроился за выступом разбитого окна и тоже принялся стрелять.
В горячке боя было почти невозможно понять, попадает он в кого–то, или нет. Выстрелы сливались в сплошной треск. Серые фигуры падали, поднимались и снова падали, и снова поднимались. Некоторые оставались лежать. Серж передергивал тугой затвор, нажимал спуск, и снова все повторялось, только с тем, что враги подкатывались ближе. Серж совсем не был уверен, что продержится, если дело дойдет до рукопашной — колоть штыком ему не приходилось. И тут в его коленку ткнулось что–то тяжелое. Это Валюха вывалила к его ногам три гранаты — принесла их в охапке, как дрова.
— Ты зачем здесь?! — заорал Серж. — А ну, вниз! Живо!
Немцы, несмотря на потери, подобрались уже совсем близко — можно было без труда разглядеть лица. Тогда из окон здания в наступающих полетели гранаты. Серж тоже бросил подряд все три. Волной разрывов первые ряды атакующих расшвыряло по сторонам, как тряпье. Остальные не выдержали и побежали назад. Серж устало привалился спиной к стене и вытер шапкой со лба испарину, слушая, как кричат раненые, и немцы, и свои.
Из пролома в соседнюю комнату вылезли замполит и Мякишев.
— Эй, Родин! — позвал главстаршина.
Серж поднялся на подгибающихся ногах.
— Слушай, боец Родин, — сказал Мякишев, — у нас пропала связь со штабом батальона и патронов осталось вообще ничего. Сейчас немцы очухаются и полезут опять, а нам и отвечать нечем. Понимаешь?
— Да.
— Не «да», а «так точно», — поправил замполит. — Ничего ты не понял, боец. Забирай сейчас Валюху и немца, и мотайте отсюда.
— Доставишь их в батальон, и передай, что нам нужны боеприпасы. Как можно больше и как можно скорее. Понял?
— Да. Так точно.
— Гранат побольше.
— Так точно.
— И аккуратней, чтоб не засекли минометчики.
— Понял.
— Выполняй.
***
Когда миновали разбитый паровоз — снег почти перестал. Серж умотался больше всех — не привык ползать. А тут еще впереди окликнули:
— Стой! Кто идет?
— Свои! — крикнул Серж. — Не стреляйте!
— Дзыбин! — узнала Валюха. — Дзыбин! Это мы!
Они сползли в соседнюю воронку от полутонной авиабомбы, и свалились прямо на старшину.
— Вот черти! — крякнул он. — Цигарку затушили. Глядеть же надо.
— Здрасьте, товарищ старшина! — сказал Серж.
— А, крестник! — узнал Дзыбин. — Оклемался? Куда это вы немца тащите?
— В штаб батальона, замполит приказал. А вы куда?
— А мы вам патроны несли, только вот один я остался — товарища моего снайпер подстрелил. Теперь тяжеловато тащить, запарился. Отдышался чуток, теперь поползу напрямик, так скорее. Ну, прощай, Валюха–муха.
Дзыбин порылся в карманах и выудил половинку сухаря.
— На вот, муха.
— Спасибо, дяденька старшина. А табачку не будет у вас для Курта?
— Это фашисту–то?
— Ich nicht faschist, — сердито заявил Курт, — nicht nazi, nicht «SS»! Ich genau derselbe als du! Der mann!
— Ишь ты, — усмехнулся старшина, — дер манн. По–ихнему — человек, значит. Ладно, шут с тобой, человек. Кури, не поперхнись.
Дзыбин выдал немцу кусок бумажки и табаку, и даже поднес прикурить самодельную зажигалку. Потом кивнул и поволок ползком тяжеленные ящики напрямую через пустырь.
— Обиделся твой Курт, — усмехнулся Серж, глядя, как немец нервно попыхивает самокруткой, шмыгая острым ястребиным носом.
— Конечно, обиделся, — сказала Валюха. — А ему, думаешь, приятно? Для своих — предатель, для наших — тоже. А он просто понимает, на чьей стороне правда. Верно, Курт?
И тут позади грянул взрыв. На стену воронки шлепнулся и с грохотом съехал вниз разбитый круглый магазин ППШ. Курт от неожиданности выронил самокрутку в снег.
— Дзыбин! — крикнула Валюха и рванулась к старшине.
Серж едва успел схватить ее за ногу и вернуть в воронку. Приподняв голову, он увидел шагах в двадцати, на белом полотнище пустоши, грязно–бурое пятно с ошметками тряпья.
— Мины, — сказал он. — Там были мины.
— Пусти! — пищала Валюха. — Пусти!
— Не надо тебе туда. Понимаешь? Видеть этого тебе не надо.
Девчонка затихла, тихонько всхлипывая.
— Вот что, — сказал Серж, — слушай сюда. Вы с Куртом пойдете в батальон, а я вернусь и доставлю патроны.
— Я с тобой, — заявила Валюха. — Я тоже могу нести. Я сильная.
— Ты с Куртом пойдешь в батальон, и точка. Этих патронов надолго не хватит. Передашь приказ. Поняла?
Девчонка, набычившись, молча всхлипывала.
— Курт! — позвал Серж. — Курт, отвечаешь за нее головой, понял? Ферштйн? Ты и фройлен Вален — назад, цюрук ту батальон. Ферштейн?
— Ja, — кивнул немец.
— Не хнычь, Валюха, мы еще увидимся, это я точно знаю, — сказал Серж.
— Я все равно с тобой! — рванулась Валюха.
— Да господи боже мой! Курт! Держи ты ее!
Немец послушно перехватил маленькую фигурку поперек.
— Пусти! — шипела Валюха, пытаясь кусаться. — Пусти, фашист проклятый!
— Nicht faschist, — терпеливо уговаривал Курт.
Перевалившись через край воронки, Серж пополз по следу старшины, стараясь попадать локтями в те же углубления в грязном снегу.
Один ящик остался цел, содержимое другого было разбросано взрывом вокруг. Тут же лежали и гранаты. Серж набил ими свой вещмешок и противогазную сумку, потом снял каску и принялся собирать в нее рассыпанные патроны, стараясь не глядеть в сторону дымящегося тряпья. Патроны были все в снегу, а порой рука натыкалась на мягкое и липкое. Серж сдерживал спазмы и продолжал набивать каску и карманы.
Протяжное завывание первой мины он услышал, привалившись к паровозу. Неподалеку вырос черный сноп разрыва, и по холодному металлу чиркнули осколки. Серж перехватил поудобней каску и патронный ящик и бросился бежать.
Вторая мина упала позади, подтолкнув его в спину взрывной волной. Серж приостановился у воронки, но понял, что если спрыгнет в нее, то сил вытащить боеприпасы у него уже не хватит. Поэтому он только подкинул повыше вещмешок, чтобы лямки не так врезались в плечи, и побежал дальше. Впрочем, бегом это было назвать сложно — тяжесть подгибала колени, пот заливал глаза, приклад винтовки нещадно колотил по ногам. Двигаться было тяжело, как в толще воды.
Мины продолжали падать по сторонам, но до конторы оставалось недалеко. Уже были слышны крики из окон: «Эй, парень! Эй! С ума сошел, что ли? Эй!». Серж сжал зубы и пошел из последних сил — бежать он уже не мог. Сердце рвалось из горла, вещмешок пригибал к земле, ремень винтовки резал шею. Каска, казалось, весила не меньше полутоны. «Эй, парень!» — продолжали ему кричать. Он никак не мог понять, что они хотят, пока не услышал какой–то особый, с шорохом, треском и присвистом, вой.
Мина ахнула прямо под ним, и Серж полетел в пустоту, судорожно вцепившись в набитую патронами каску.
***
Сержа крутило и выворачивало наизнанку, переворачивало вверх ногами, и все никак не убивало. «Жив, жив, жив, — билась в голове единственная мысль, — неужели жив?». Пустота втягивала его в себя, как черная дыра, и единственным, что как–то связывало его с реальностью, была зажатая в руках каска. Он стремительно летел навстречу ослепительному свету, или свет летел навстречу ему — было совершенно не понять. И вдруг — свет и звук нахлынули разом, оглушили и ослепили, и швырнули на дощатый крашеный пол диорамы. Тяжесть, наконец, вырвалась из рук и рассыпалась по полу грудой белых невесомых хлопьев.
— Ну ты, парень, совсем без головы, — воскликнул старший монтажник, — разве ж так можно — в ненастроенный аппарат?
— Да он замерз, как цуцик, — заметил второй.
Сержа колотила крупная дрожь, и не только от холода. Голод превратился в почти звериное чувство.
— Тащи плед и термос, — приказал старший, и второй умчался в сторону киноаппаратной.
Плюща сапогами рассыпанный попкорн, монтажник усадил Сержа обратно в кресло.
— К‑как вы меня оттуда вытащили? — спросил Серж, недоуменно ощупывая непросохшие джинсы.
— Откуда? — не понял монтажник.
— Н-ну… оттуда… Из сорок второго…
Спаситель похлопал его по плечу:
