Галина Тер-Микаэлян - Грани миров
— Поздравляю, Петя, — степенно проговорил Сергей, старательно отводя глаза.
— Ладно тебе, можешь не кокетничать, — засмеялся брат, — я уже нашел твой подарок — специально встал с утра пораньше.
— По…дарок?
— Думаешь, я не слышал, как ты приехал и хлопал холодильником в прихожей? Что смотришь, ловко я наколол тебя в этом году, братишка? — он легонько щелкнул Сергея по кончику носа. — Но подарок — класс, как говорят мои аспиранты. Всем подаркам подарок! Если честно, я такого сыра еще в жизни не пробовал.
Помертвевший Сергей не успел ответить — в прихожую прибежали из кухни услышавшие их голоса женщины и начали с двух сторон его обнимать.
— Я так и знала, что ты не досидишь до конца срока — вернешься раньше, — говорила Ада Эрнестовна, любовно гладя брата по плечу.
— Адонька, выбирай выражения — Сережа не сидел, он отдыхал в санатории, — расхохотался Петр Эрнестович, и остальные тоже засмеялись его шутке — все, кроме Сергея. Он с ужасом смотрел на недоеденный бутерброд в руке Златы Евгеньевны — поверх тонкого ломтика хлеба лежал массивный кусок до чертиков знакомого ему белого сыра.
— Голодный? — спросила невестка, по-своему истолковав его взгляд.
— Иди на кухню, завтрак готов.
«Ладно, на эксперимент мне сыр останется, а от этой псевдомонады вреда им, думаю, не будет — раз я сам до сих пор жив и здоров».
Переведя дух, Сергей немного расслабился и сказал родным:
— Потом позавтракаю, а сейчас мне ненадолго нужно будет съездить в лабораторию.
Он уложил в свой объемистый портфель коробку с образцами, солидный кусок сыра, предварительно обернув его в бумагу, на которой крупными буквами написал «ЯД, СМЕРТЕЛЬНО» — на тот случай, если наглый стажер Володя сунет свой нос в рабочий холодильник и тоже захочет полакомиться — и отправился в институт. Когда за ним захлопнулась дверь, Злата Евгеньевна задумчиво сказала:
— Кажется, Сережа чем-то сильно встревожен. Вернулся до окончания срока путевки, какой-то весь взъерошенный. В какую еще лабораторию ему понадобилось в субботу?
— Возможно, проблемы на личном фронте, — усмехнулся ее муж. — Ладно, не нужно вмешиваться.
— Петя, — Ада Эрнестовна слегка помялась, — это, конечно, твой день рождения, но… Раз Сережа приехал, то мы, может быть, пригласим Синицыных?
— Ада, сестренка, оставь парня в покое. Златушка, какое вино мы поставим на стол для Сурена Вартановича? Наверное, лучше то, что я в прошлый раз привез из Югославии.
Академик Оганесян приехал через полчаса после ухода Сергея.
— Рано прибыл, не ждали? Вот оно как стариков-то приглашать — всегда не вовремя являются, — он говорил шутливым тоном, но лицо его за месяц, прошедший со дня последнего визита к Муромцевым, сильно осунулось, и в красивых карих глазах застыло выражение бесконечной усталости. — Ладно, ладно, шучу — в час у меня назначено рандеву с врачом, поэтому я решил пораньше заскочить.
— Мы вас всегда ждем, Сурен Вартанович, — поддерживая гостя под руку, Петр Эрнестович провел его в кабинет и усадил за изящно накрытый круглый столик, на котором стояли печенье в вазочке и бутылка легкого вина.
Злата Евгеньевна принесла накрытый матрешкой заварной чайник, свежевыпеченный пирог, тарелку с нарезанным сыром и хлеб.
— Угощайтесь, Сурен Вартанович, ваш любимый пирог. Чай тоже заварен по вашему вкусу, а брынзу Сережа привез из Закавказья — изумительная.
— Спасибо, голубушка, — старик потрепал ее по руке, — из Закавказья, говорите? Обязательно попробую. Только это не брынза, это, скорее, сунгуни.
— Шушик Акоповна здорова? Почему не приехала? — она поставила перед ним сахарницу.
— На даче, внуков нянчит, — старик откашлялся. — Все стонала, что мало их видит, так теперь сын с невесткой по путевке в Болгарию поехали, а детей нам подкинули. Теперь моя Шушик по другому стонет — в кино у нее нет времени сходить.
— Привет ей большой передайте. Петя, поухаживай за Суреном Вартановичем, а мне нужно на кухню.
Поднявшись, Злата Евгеньевна тактично удалилась, оставив мужа вдвоем с академиком.
— Это, Петя, мой презент тебе к нынешней дате, — Оганесян протянул имениннику книгу в глянцевом переплете. — Моя последняя монография. Только что вышла, тебе первому презентую. Столько они в редакции тянули с изданием — я уже боялся, что при моей жизни не успеет выйти.
— Что вы такое говорите, Сурен Вартанович! — укоризненно воскликнул Муромцев, открыв титульный лист и скользя глазами по дарственной надписи «Моему самому талантливому ученику Петру Муромцеву. Сурен Оганесян, действительный член Академии Наук СССР. Ленинград, 12 июня 1965 года». — Спасибо, вы даже не представляете, как я благодарен!
Он говорил бодрым тоном, всеми силами стараясь не показать, как удручили его перемены в облике любимого учителя.
— Мне, Петя, нужно с тобой очень серьезно поговорить.
Петр Эрнестович пристально посмотрел на академика и слегка напрягся.
— Да, Сурен Вартанович, — сказал он, — я вас слушаю.
— Наверху есть мнение со следующего года передать работы по космической медицине институту биохимии и физиологии микроорганизмов в Пущино. Это означает, что финансирование института по этой теме будет прикрыто.
Выражение лица Муромцева стало растерянным, и он провел по лбу тыльной стороной ладони.
— Но как же так?
— Как всегда и все у нас делается — власть поменялась, тенденции изменились. Никита считал, что вся страна должна работать на космос, а в окружении Брежнева полагают, что подобные работы должны быть сосредоточены в одном месте. Научный центр в Пущино организован всего два года назад, там новейшее оборудование, есть даже научно-исследовательский вычислительный центр.
— Мы тоже закупили оборудование ценою порядка двухсот тысяч рублей.
— Теперь это оборудование будет медленно гнить на складах и в лабораториях. Ничего, страна у нас богатая, может себе это позволить, — в усталом взгляде Оганесяна мелькнуло насмешливое выражение. Петр Эрнестович вздохнул:
— Хорошо, Сурен Вартанович, что вы предлагаете?
— Вопрос еще не решен — просто было высказано предположение. Между прочим, Зина Ермольева тоже считает подобную реорганизацию нелепой и готова нас поддержать, а ее сейчас вновь начали превозносить — одно то, что она двадцать лет пребывала членом-корреспондентом, а с этого года избрана академиком. В понедельник я собирался лететь в Москву, а во вторник нам с ней назначена встреча в министерстве. Однако уже дня три чувствую себя отвратительно, — он шутливо отмахнулся, увидев, что Муромцев встревожился, собираясь что-то спросить. — Нет-нет, Петя, я еще вполне могу нормы ГТО сдавать, но просто боюсь, что мой бледный вид произведет на министра дурное впечатление.
— Вы говорили с врачом, Сурен Вартанович?
— Сегодня окончательно переговорю, а с понедельника ложусь в стационар и думаю, что в ближайшее время от меня вряд ли может произойти какая-то практическая польза.
— Сурен Вартанович!
— Чего ты так взвился? — проворчал старик. — Подлечусь, витаминчики попринимаю. Все занимаются своим здоровьем, а я что — рыжий? Но в Москву вместо меня придется поехать тебе — я уже позвонил Зине и предупредил ее.
— Хорошо, — опустив глаза, глухо сказал Петр Эрнестович, — когда Зинаида Виссарионовна меня ждет?
— В понедельник с утра — вам еще нужно будет кое-что с ней обсудить. А сыр действительно вкусный, ты извини, что я так его так бесцеремонно без хлеба поедаю — вспомнил детство, у меня бабушка такой же делала.
Муромцев улыбнулся:
— Давайте, я вам еще чаю налью, Сурен Вартанович.
— Налей полсгакана. Так о чем я говорил? Ах, да — возьми карандаш и набросай примерно, что я планировал изложить. Конечно, ты главное от себя выскажешь, но тут есть некоторые моменты, которые тебе неизвестны.
Они просидели до половины первого, и Сергей, подходя к дому, увидел отъехавшую от подъезда машину академика. Он был страшно зол — на их этаже в институте отключилось электричество, и просмотреть привезенные образцы под микроскопом так и не удалось. Сторож в течение полутора часов названивал домой электрику Никите, и тот каждый раз пьяным голосом отвечал:
— Сейчас прыеду, уже в дверях стою.
После восьмого звонка сторож не выдержал — обругал электрика по телефону матом, а Сергею миролюбиво сказал:
— Идите домой, Сергей Эрнестович, отдыхайте. Нынче суббота, вся страна отдыхает, и Никитка, видите, тоже расслабился. Придете в понедельник — все в ажуре будет.
Ему ничего не оставалось, как последовать совету сторожа, но едва он переступил порог родного дома, как Злата Евгеньевна ухудшила его и без того скверное настроение, весело сказав:
— Сережа, ты знаешь, без тебя приезжал Сурен Вартанович и сказал, что твой сыр вызвал у него ностальгию — он пробовал такой только в далеком детстве. Ты так и не ел с утра?
