Яна Ясинская - Голодные игры: Из пепла (СИ)
Моё сердце заходится. Я просто обязан убедиться в своих подозрениях прямо сейчас, иначе я просто сойду с ума. Я подхожу к жене и фактически силой отбираю у неё полотенце, в которое она кутается.
- Эй, Мелларк! Руки! Руки убери! Ты что творишь?!
Но я уже не слышу возмущённых возгласов Китнисс. Я встаю на колени перед своей обнажённой женой и не могу поверить в то, что вижу. Провожу ладонями по явно выступающему животику Китнисс. Он точно такой же, какой был, когда она вынашивала мне Прим и Мэтью.
Внезапно чувствую под своими ладонями внутри неё лёгкое движение. У меня захватывает дух. В горле ком. В глазах – слёзы. Мне хорошо знакомо это ощущение. Когда твой ребёнок пинает тебя из утробы своей матери.
Хмурая обнажённая Китнисс стоит спокойно. Видимо, понимает, что сопротивляться мне сейчас просто бесполезно.
- Ты не сделала аборт. Правда или ложь?- с замиранием сердца выдыхаю я.
И жду её ответа, понимая, что от него теперь зависит вся моя жизнь.
Китнисс медлит. Явно желая помучить меня.
- Правда. Как и то, что я тебя ненавижу, Пит Мелларк, - Китнисс, из последних сил, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, выхватывает у меня полотенце, и, кутаясь в него, выбегает из ванной.
А я так и продолжаю стоять посреди ванной комнаты на коленях.
========== 10. Не смей! ==========
Какой же он всё-таки лицемер, это Пит Мелларк! Мне обидно до слёз. Сначала цинично отправляет меня на аборт, а затем… Чувствую его руку на моём животе. Муж спит рядом, прижав меня к себе. Весь вечер на коленях передо мной стоял, прощение вымаливал, а когда думал, что я уже сплю, живот мне целовал.
Что-то мне подсказывает, что мужу моё прощение и не поможет. Он сам себя не простит за то, что отправил меня на аборт. Честно, не понимаю: что вообще на Пита нашло? Я же не слепая, вижу, что он до безумия хочет этих детей. В тот день, когда Пит мне про аборт сказал, на нём лица не было. Однако осознание этого не уменьшает мою обиду. Мне так горько и жалко себя с малышами, что сил нет! Будь моя воля, откатилась бы на другой конец кровати, но не стоит и пытаться. Уже пробовала – всё равно не отпустит.
Всхлипываю. Жалею себя. Ловлю на мысли, что из-за беременности мои эмоции подчас трудно контролировать. Чувствую себя пленницей. И ведь не сбежишь никуда. Далеко беременной двойней, да ещё с двумя маленькими детьми не уйдёшь. Кому я такая проблемная нужна? Вдобавок, что-то мне подсказывает, что Мелларк меня из-под земли достанет. От осознания степени своей безысходности мне так плохо, что хоть волком вой.
И как меня вообще угораздило выйти за Пита Мелларка?! Не понимаю. Ведь ничто не указывало на это. Вспоминаю школу. Для меня это всё было как вчера. Вот он стоит на перемене во дворе с друзьями, что-то весело им рассказывает. Я как раз иду в столовую. Оборачиваюсь. Наши взгляды на секунду пересекаются, и мы тут же оба отворачиваемся. Мы же даже в глаза друг другу в школе смотреть не отваживались! Зато сейчас лежу у него под боком!
Или спортзал. Соревнования по борьбе. В тот день Пит занял второе место. Не смог победить в схватке старшего брата. Впрочем, не мудрено – брат был куда опытнее Пита. Остальных-то соперников мой Пит всех «уложил». Не помню, как зовут его брата. А вот имя Пита я почему-то знала всегда, хоть он и учился не в моём классе. У нас с ним только некоторые уроки общие были.
Мы сталкиваемся с Мелларком после соревнований в коридоре. Пит весь потный. Только с ковра. Коридор довольно узкий, поэтому мы не можем с ним сразу разойтись. Одновременно делаем шаг то в одну, то в другую сторону. Сама не понимаю почему, жутко теряюсь. Пит смущённо улыбается. Останавливается, уступая мне дорогу. Я прохожу мимо и даже не здороваюсь! А всё почему? Потому что при виде этого паренька у меня всегда язык отсыхал.
Это, наверное, из-за моего долга перед ним… За тот хлеб, который спас жизнь моей семье. Первый долг самым трудный. Особенно, если вовремя его не отдать. Слышу, как в кроватке ворочается спящий Мэтью. Невольно усмехаюсь. Похоже, я всё-таки смогла отдать долг Питу Мелларку. Правда, натурой. Родив ему детей.
Муж поворачивает во сне, окончательно подгребая меня под себя: подсовывает одну руку мне под голову, второй обнимает, словно защищая меня. И так каждую ночь. Откуда у него эта привычка? От кого меня защищать ночью? Не пойму. От себя бы лучше защитил.
Вынуждена прижаться к нему. Устраиваюсь поудобнее. Закрываю глаза. Обида – обидой, а поспать надо, хотя бы ради малышей, которых я ношу. Хватит с них на сегодня волнений из-за их нерадивого папочки. Они же не виноваты, что им такой отец достался. Тут уж мой прокол.
Вдыхаю едва уловимый запах ванили. Булочки, наверное, пёк. Надеюсь, мои любимые с сыром. Чувствую, что постепенно проваливаюсь в сон. И в этом сне я почему-то птица.
Странная птица.
Сойка.
Сойка-пересмешница, которая кружит над разрушенным, задымлённым Дистриктом-12. Вокруг так много крови и огня. Мне страшно. Я вижу дорогу, ведущую из Дистрикта. Дорогу, сплошь усыпанную человеческими костями. Я кричу. Кричу, что есть сил. Чувствую, что схожу с ума от горя и отчаяния. Я уже падаю в пропасть, когда внезапно откуда-то издалека слышу такой родной и любимый голос.
- Китнис! Любимая! Успокойся, родная. Тиши, тише… Это всего лишь сон. Я здесь. Я с тобой… Всегда.
Я резко открываю глаза и обнаруживаю, что судорожно цепляюсь за встревоженного Пита, который обнимает меня, вытаскивая из кошмарных сновидений. Я понимаю, что обижена на него. Что должна его оттолкнуть. Но не сегодня. Не сейчас. Потому что внезапно осознаю, что без его сильных рук я пропаду, потеряюсь… Без его любви я сойду с ума. И лишь вновь засыпая в объятьях Пита, я вдруг понимаю, что это его голос я слышала во сне.
***
- Китнисс, ты не права насчёт Пита, - Хэймитч отодвигает от себя выпитую чашку кофе.
Сижу напротив него на кухне, режу овощи для супа. Пит с раннего утра в пекарне. Прим в школе. Мэтью недавно заснул. Редкий момент тишины в нашем доме. И редкий случай, когда я разговариваю с этим нахальным Хэймитчем по душам.
- Он послал меня на аборт.
- Знаю.
- Любящий мужчина никогда бы так не поступил. Я не прощу его за это.
Хэймитч молчит, словно собирается с мыслями. Будто пытается найти те единственно верные слова, которые смогли бы наиболее точно объяснить мне ситуацию с Питом.
- Как думаешь, Китнисс, Пит хороший отец?
С удивлением смотрю на Хэймитча. Зачем задавать вопрос, когда ответ лежит на поверхности.
- Самый лучший. Ты сам это прекрасно знаешь.
Пожалуй, «самый лучший» - это даже не то слово. То, что Прим и Мэтью – это смысл жизни Пита, я даже и не оспариваю. Вдобавок, как только муж понял, что я не сделала аборт, моя жизнь резко изменилась. Теперь мне запрещено даже мыть полы, не то, что ведро с водой поднимать. Пит всё делает сам. С меня пылинки сдувает. Будто я фарфоровая какая. Будь его воля – уложил бы меня до родов в постель, да ещё подушками для подстраховки со всех сторон обложил. Но я сопротивляюсь.
- Это у меня как раз в голове и не укладывается, - объясняю я Хэймитчу. - Как можно до безумия любить одних своих детей, и желать смерти другим?
- Китнисс, Пит никогда не желал смерти своим детям, - обрывает меня Хэймитч. – Не смей больше об этом ни говорить, ни думать!
- Но он же…
Хэймитч невесело вздыхает.
- Китнисс, закрой, пожалуйста, глаза и представь, как сильно Пит любит Прим и Мэтью. Представила? Давай, давай, закрывай глаза.
Несмотря на всю странность эксперимента, я всё же решаю подчиниться Хэймитчу.
- Ну, представила. И что дальше?
- А теперь представь человека, которого Пит любит ещё больше, чем своих детей. Чья жизнь, чьё психическое состояние для него дороже всего на свете.
Я усмехаюсь. Хэймитч несёт полную чушь. Такого человека просто нет.
- Прости, Хэймитч, но на это у меня не хватит фантазии. Такого человека не существует. Пит помешан на своих детях.
- Ты ошибаешься, Китнисс, - тихо говорит Хэймитч. – Этот человек – ты.
Открываю глаза, непонимающе смотрю на Хэймитча. К чему он клонит?
- Я? И поэтому он отправил меня на аборт? Шикарное объяснение!
- Китнисс, ты пятнадцать лет категорически не хотела заводить детей. И у тебя на то были веские причины, хорошо известные Питу.
