Руслан Мельников - Рыцари рейха
Копье и чиавону хозяйка сунула под защиту кроватных львов.
— Теперь прошу сюда. — Их выставили из спальни. Провели в соседнюю комнату. Всучили целый ворох разноцветного тряпья.
— Тут вещи моего мужа и кое-какое платье слуг. Примерьте.
— О, не стоит так беспокоиться! — заартачился было Бурцев.
— Стоит-стоит! — безапелляционно заявила очаровательная брюнетка. — Вы ведь промокли до нитки. Вам нужно переодеться.
Эх, нужно-то нужно, кто ж спорит, но это...
С кислыми минами Бурцев и Гаврила перебирали одежду. Необъятные рубахи, камзолы и — тьфу ты пропасть! — злополучные узкие штаны-колготы — яркие, пестрые, отчего-то так любимые итальянскими щеголями.
— Я вас оставляю, синьоры. — Дамочка удалилась, притворив дверь.
Бурцев вздохнул:
— Ладно, Алексич, переодеваемся. Считай, что это приказ.
М-да... Новгородский богатырь Гаврила Алексич в венецианских колготках выглядел весьма колоритно. Впрочем, на свой счет Бурцев тоже не обольщался. Хорошо, что зеркало имелось только в спальне хозяйки дома. Чтобы посмотреть сейчас на собственное отражение, Бурцеву потребовалась бы изрядная толика мужества. Впрочем, ухмылочка Гаврилы была похлеще любого зеркала.
— Ну, воевода! — пробасил сотник.
— Сам такой, — огрызнулся Бурцев.
Брюнетка, однако, оглядела их новый наряд с одобрением, зацокала язычком, даже хлопнула в ладоши:
— Вот теперь вы похожи на людей! На достойных граждан Венецианской республики, а не на каких-нибудь бродяг-чужестранцев.
Что ж, хоть какая-то польза от дурацких колготок! Бурцев немного расслабился.
— Как вас зовут, синьора?
— Называйте меня Дездемона.
Ну и ну!
— Простите, а мужа вашего, случайно, не Отелло кличут?
— О, нет! Джузеппе. Он у меня купец. Знатный венецианский купец.
Брошено это было с таким презрением, что Бурцев невольно посочувствовал бедняге Джузеппе. Эта пара явно не могла похвастаться гармонией супружеских отношений.
А по щеке хозяйки уже скользнула слезинка. Женщина смахнула предательскую влагу. Улыбнулась. Той жалкой беспомощной улыбкой, которой улыбаются, когда безумно хочется плакать.
Бурцев нахмурился. А брюнеточку-то нашу, никак, кто обидел. Гаврила тоже задышал сипло, сердито.
— А вас, синьоры... Как зовут вас?
— Вася, — пробормотал Бурцев. — Василий.
Ткнул локтем новгородца, засмотревшегося на венецианку. Шепнул по-русски:
— Назовись!
— Гаврила, — пробасил Алексич.
— Базилио и Габриэло, значит? Очень мило...
Глава 40
Глядя в эти карие заплаканные глаза, Бурцев чувствовал себя крайне неловко. Беседа не клеилась. В конце концов он спросил напрямую:
— Синьора Дездемона, я вижу, вы чем-то расстроены. Мы можем вам помочь?
— Помочь? Мне?
Щеки ее горели. Глаза блестели от слез. Но стыд заставлял стискивать зубы. Хм, кажется, дело тут касалось весьма интимных вещей.
— Ну да. Помочь вам. Вы избавили нас от крупных неприятностей, и теперь мы просто обязаны хоть чем-то отблагодарить вас. Если это в наших силах... Не стесняйтесь, синьора...
И вот тут она не выдержала. Дездемона рухнула на низенькую табуретку, разрыдалась.
Вообще-то Бурцев не выносил женских слез. Он попросту терялся и понятия не имел, что следует делать, когда барышни и дамы бьются в истерике. Так в свое время было с Аделаидой. Так было и сейчас. Гаврила тоже пребывал в замешательстве. Здоровяк-новгородец лишь неловко гладил огромной лапищей пышные волосы венецианки и растерянно лупал глазами на воеводу. Приказа ждал, что ли...
— Синьора, перестаньте, прошу вас! — Бурцев присел возле рыдающей женщины. — Объясните, наконец, в чем дело?
— Джузеппе! Джузеппе! Джузеппе! — с ненавистью выплюнула она сквозь слезы.
Однако! Венецианскому купцу нужно было здорово потрудиться, чтоб довести женушку до такого состояния.
— Ваш муж вам изменяет?
— О, нет! Он не способен на это. Его мужская сила давным-давно заплыла жиром. Единственное, что интересует моего супруга, — это деньги. Прибыль! Барыш! Он старается извлечь его отовсюду, он ищет его во всем. Даже... — слезы теперь лились градом, — даже в собственной жене.
— Не понимаю, — честно признался Бурцев. — Ничего не понимаю!
Дездемона взяла себя в руки. Плечи венецианки еще нервно подергивались, но плакать купеческая супруга перестала:
— Это, в самом деле, трудно понять, синьоры! Джузеппе сделал и преумножает свое состояние за счет торговли венецианским стеклом. А все потому, что моему мужу благоволит член Большого и Малого Советов республики, Глава гильдии стеклодувов синьор Моро.
— Это плохо?
— Беда в том, что у синьора Моро есть сынок. Отвратительнейший тип по имени Бенвенутто. И он вознамерился во что бы то ни стало залезть ко мне в постель. Вы видели зеркало в моей спальне? Так вот это дорогая, очень дорогая вещица — подарок Бенвенутто.
— Ну, это, наверное, не так страшно. Неприятно, конечно, но если он ограничивается презентами и не преступает известных границ...
— Преступает, еще как преступает, синьоры! Этот юнец днем и ночью горланит серенады под моим балконом и сутки напролет умоляет о свидании!
Ага... Бурцев припомнил лишенного музыкального слуха лютниста из гондолы. Да, «горланит» тут, пожалуй, самое подходящее словечко.
— А что же ваш муж? Почему он не набьет морду наглецу?
— Мой супруг не желает портить отношения с семейством Моро. Выгодные коммерческие связи для него превыше всего. К тому же синьора Моро прочат в дожи, если с синьором Типоло вдруг что-то случится. Ну, знаете, как это бывает...
Бурцев знал. По крайней мере, догадывался. О грызне венецианского дожа и сенаторов за власть он был наслышан.
— ...А уж ссориться с сыном будущего дожа Венеции мой Джузеппе и вовсе не намерен, — продолжала несчастная.
— Так значит, ваш Джузеппе спокойно терпит молокососа, который вьется вокруг его жены?
— Более того, он рад всячески услужить синьору Моро и его сыночку.
— То есть как услужить? В каком смысле?
Венецианка пылала от стыда и гнева.
— Посмотрите вокруг, синьор Базилио! Вы видите рядом моего мужа или хотя бы одного слугу? Я осталась одна в этом доме! Слабая, беззащитная женщина! Вот уже третью ночь подряд Джузеппе уходит, как он выражается, по неотложным делам и отсылает всех слуг. Не догадываетесь почему?
— Чтобы никто не помешал вашему свиданию с Бенвенутто?! — поразился Бурцев.
— Вот именно! Вчера ночью этот юнец уже порывался проникнуть в дом — закидывал с гондолы на балкон веревочную лестницу. Я окатила его помоями. Он страшно ругался. А утром был жуткий скандал с Джузеппе. Представляете, мой муж требовал, чтобы я не противилась Бенвенутто, какие бы действия тот не предпринимал! Кричал, что сын синьора Моро — желанный гость в его доме. Когда я пыталась возразить, Джузеппе едва не убил меня. Не расцарапай я ему его наглую жирную морду... Да вот полюбуйтесь сами!
Шаль слетела с плеч и шеи венецианки. Синеватые пятна на смуглой коже — отчетливые следы чьих-то грубых пальцев — не оставляли сомнений: женщину душили. Неумело, но сильно.
Ох, неправильный какой-то у тебя Отелло, Дездемоночка... Совсем неправильный. Бурцев неодобрительно покачал головой. Шекспир, блин, отдыхает. Такие страсти, небось, и не снились старине Уильяму.
— Почему вы не уйдете от мужа?
— Куда? Я сирота из Пьемонте. Здесь, в Венеции, у меня нет ни родных, ни близких. Я уж думала броситься с балкона в канал. Но ведь самоубийство — великий грех! А Джузеппе, уходя прошлым вечером, наказал, чтобы сегодня я непременно впустила Бенвенутто в дом и позволила ему по своему усмотрению пользоваться всем... Понимаете, поль-зо-вать-ся! Понимаете, все-е-ем!
Несчастная брюнетка всхлипнула.
— И что вы ответили мужу?
— Послала его ко всем чертям!
— А Джузеппе?
— Он заявил, что разрешил Бенвенутто выломать дверь, если я вздумаю противиться. А еще сказал, что сам вернется лишь под вечер, и никто из слуг не появится здесь раньше.
«Ну, и урод же этот Джузеппе! — подумал Бурцев — Превесьма неприятная личность!» Дикая история Дездемоны напомнила давнюю беду Агделайды Краковской. Малопольскую княжну тоже в свое время силком отдавали Казимиру Куявскому. Правда, замуж...
— Вот ведь злыдень! — пробормотал Гаврила. Сотник достаточно хорошо знал немецкий, чтобы уловить суть разговора.
— Бенвенутто приплыл под утро, — продолжала Дездемона. — Орал серенады, пока его не отпугнула похоронная процессия. Потом на нашей рии[45] появились летящие гондолы Хранителей Гроба. Потом грохотали их смертоносные громы. Потом кто-то с кем-то дрался. И снова гремел гром смерти...
Ну да... Бурцев пощупал за пазухой «вальтер». Пистолет — на месте.
— В любое другое время я бы перепугалась не на шутку, но сегодня только радовалась этому шуму. А сейчас, когда все стихло, мне страшно. Опять. Боюсь, Бенвенутто вернется. И сын синьора Моро будет зол, как бешеная свинья. Наступает утро, и время серенад закончилось.
