Борис Зеленский - Вечный пасьянс
Он всегда любил вкусно поесть. Она знала за ним такую особенность и отчасти по этой причине, отчасти по причине пустых полок в продовольственных магазинах, согласилась на симбиотическую скульптуру, но при этом настаивала, чтобы на ее теле было изображено побольше натюрмортов и поменьше пейзажей и жанровых сцен…
Дар бесценный
Стойбище камарисков располагалось за Дикой Пустошью, в уютной речной долине между отрогами зубчатых скал, и близость к полюсу хранило его от назойливости непрошенных гостей. Сезон Дождей не завершился, но на несколько дней выдалась солнечная погода. Ничто, казалось, не предвещало странных событий, вошедших впоследствии в Книгу Памяти, которую ткали паучки-летописцы, понимающие человеческий голос. Содержание этой Книги наговаривалось жрецами на протяжении многих поколений, с тех пор, как божественная дева Чегана явила свою милость и одарила племя звуковой речью и паучьей письменностью. До принятия подарка Чеганы камариски изъяснялись сугубо жестами да нехитрым набором односложных междометий — этого вполне хватало для сбора съедобных кореньев и охоты на смутангов. Только с приходом членораздельной речи племя оценило все прелести звуковой коммуникации, будь то пылкое признание в любви, бурные дебаты накануне весенних выборов вождя на альтернативной основе, ритуальное общение с Духами отошедших предков или сказительное мастерство Старейшин. Поистине бесценен был дар девы Чеганы — дар общения и понимания между людьми…
В то памятное утро любители погреться выставили на солнышко впалые животы. Малыши возились в лазурной тине, тщетно пытаясь вытащить на берег ленивого ручного солима. Визг потревожил Старейшину с летним именем Эстроних, и он, приподнявшись с подстилки из сушеных листьев дерева зиглу, погрозил мелюзге крючковатым пальцем. На душе патриарха было спокойно: год выдался отменный — смутанги жирели ни пастбищах, косяки радужных рыб прошли на икрометание, ветви деревьев зиглу сгибались под тяжестью орехов.
Ниже по течению реки женщины племени устроили постирушку, попутно перемывая кости вождю, который в преддверии приближающихся холодов разрешил мужчинам сварить напиток по имени «огненное пойло».
Сам вождь, чье летнее имя было Моготовак, представительный мужчина в расцвете лет и политической карьеры, в хижине жреца с летним именем Дагопель предавался азартной игре по имени «три лопатки». Хозяин дома никак не мог ухватить за хвост ускользающую птицу удачи и пытался передернуть кость. Сделать это незаметно под недремлющим оком Моготовака не удавалось: вождь в ранней юности успел поработать на строительстве Космопорта и весьма поднаторел в подобного рода игрищах. По правде говоря, именно Моготовак научил мужчин племени перераспределять материальные блага путем метания лопатки смутанга. И когда его битка в третий раз подряд легла на горсть меновых единиц, известных на планете под названием «сердиток», ибо на каждой из монет был вычеканен профиль грозного на вид Большого Человека, игра была сделана — Дагопель продулся в пух и прах.
— Что, — ехидно спросил вождь, — не помогли тебе Духи Везенья? Али прогневил их чем?
Пока Дагопель подыскивал достойный ответ, в хижину всунулась белобрысая головенка одного из многочисленных внуков жреца.
— Дед, — сказал малец, — сторожевые воины просили передать: по охотничьей тропе приближается Большой Человек!
— Один? — усомнился жрец.
— Про других ничего не говорили, — ответил внук.
В разговор вступил вождь.
— Оповести Старейшин! Пусть соберутся на площади! — приказал Моготовак огольцу и легонько щелкнул его в лоб.
Головенка исчезла.
Новость была достойна внимания. Большие Люди селились поблизости от Космопорта, и большинство камарисков с ними никогда не встречалось. Для них название «Большой Человек» значило не больше, чем мифический семиглавый солим. Но не для Моготовака! Память вождя отождествляло это понятие с событиями далекой юности. Некоторые из них были приятными, некоторые — не очень: энергичная речь прораба, бесконечная шеренга бетонных столбов, ощущение разбитости во всех членах, бодрящая влага в прозрачных узкогорлых сосудах, ритмичная музыка, плавающая под потолком, запахи пота и промасленной ветоши, грохочущий зверь со стальным жалом, теплые ладони Большой Женшины…
Глава племени очнулся от наваждения. Череда воспоминаний подвела его к решению. Что ж, Моготовак встретит Большого Человека, как подобает настоящему вождю. Он вышел из хижины, гордо распрямив спину. За ним бочком выскользнул Дагопель. Втайне жрец надеялся, что его партнер, занятый большой политикой, забудет про свой последний удачный бросок.
На площади в центре стойбища собрались все: воины, женщины, старики, дети. Старейшины расположились отдельно.
Моготовак прошел к тому месту, откуда брала свое начало охотничья тропа. Старейшины почтительно расступились — тот, кто знает Больших Людей, должен быть впереди племени.
Прошло немного времени и Большой Человек вступил на площадь, представ перед племенем во всей красе. Даже рослый по меркам камарисков Моготовак был ему по грудь, что уж говорить про остальных! Одно имя чего стоит — Большой Человек! И Большой Человек оправдывал это имя: лицо его казалось вырубленным из железной коры дерева зиглу, плечи выдержали бы тяжесть матерого смутанга-трехлетки, а ноги… Такие ноги отмерят путь от Космопорта до стойбища в три раза быстрее, чем опорно-двигательный аппарат самого резвого скорохода племени!
Пришелец остановился, достал из заплечного мешка круглую штуковину, похожую на чучело птицы-шар, и надел на голову.
— Здравствуйте, люди! — сказал он на языке камарисков, да так громко, что многие присели от страха. — Меня зовут Гримобучча, я — Любитель Слов!
Толпа замерла. Моготовак, единогласно выбираемый народом несколько сезонов кряду, не оставлял соперникам надежд занять пост вождя во многом благодаря умению принимать верное решение в самый ответственный момент. Такой момент наступил. Вождь отважно шагнул навстречу Большому Человеку, хотя и он был поражен силой голоса Гримобуччи.
— Здравствуй, Большой Человек по имени Гримобучча! Я, вождь по имени Моготовак, приветствую тебя в стойбище камарисков! Мое племя тоже приветствует тебя! Да не будет Льющейся с Небес Воды, пока ты гостишь у нас! Зачем ты пришел?
— Я пришел к камарискам как друг, — ответил Большой Человек, и племя успокоилось. Слово Большого Человека — большое слово.
Гримобучча приблизился к вождю на расстояние вытянутой руки. Одна его ладонь пожала ладонь Моготовака, а другая осторожно легла камариску на плечо. Предводитель племени, сохраняя достоинство, в свою очередь осторожно потряс ладонь Гримобуччи.
Народ возликовал. Мир и взаимопонимание между высокими договаривающимися сторонами были установлены.
Затем, следуя дипломатическому протоколу, унаследованному от Духов отошедших предков, каждый камариск был представлен под своим летним именем Большому Человеку. Официальная церемония затянулась до ужина — племя переживало в правление Моготовака демографический взрыв.
Праздничное угощение удалось на славу. Кроме повседневных маринованных орехов и вяленого смутанга на стол были поданы: копченый солим, фаршированные бутоны дерева зиглу, сонная черепаха, три разновидности червей и одна — бубны, но не простой, а козырной. Вместительные кувшины с «огненным пойлом» достойно венчали пиршество.
Гримобучча отведал всего понемногу, за исключением сонной черепахи, которую чуть погодя унесли, так и не разбудив. Особенно пришлось ему по вкусу «огненное пойло».
— Черт побери, да эта штука позабористее натурального скотч-виски! — воскликнул Большой Человек после того, как первая порция миновала его миндалины.
Моготовак многозначительно подмигнул сидящему напротив жрецу. Дагопель понимающе хрюкнул: еще одно имя для достойного напитка — скотч-виски — юркнуло ему в память, чтобы позднее стать запечатленным в Книге.
Сгустились сумерки. Воины разожгли костер. Самые стройные девушки станцевали Нерест Радужной Рыбы, но это экстатическое действо не потрясло Большого Человека, как того ожидал вождь.
— Моготовак, друж-ик… — ще, — заикаясь, сказал Гримобучча, когда девушки завершили танец, — это правда, что ваше… э… племя… слав-ик… — тся э… как это, сказ-ик… — телями?
— Да, — внушительно произнес вождь, — Старейшины знают толк в украшениях изреченной мысли!
Моготовак гордился сказительным искусством соплеменников и утвердился в этом еще больше, услышав вопрос пришельца. Подумать только, слава стойбищенских златоустов докатилась и до Больших Людей!
Что ж, товар следовало показать лицом, и Моготовак дал знак начинать. Первым в круг вошел Старейшина с летним именем Усколий.
