Борис Зеленский - Вечный пасьянс
— Да, — призналась Она. — Но панно целиком можно увидеть крайне редко. Физиологическая живопись потому так и называется, что рисунки выступают только во время эмоционального подъема. Они очень красивы, я сама любовалась ими в зеркале!
Он заметил, что у нее наступил эмоциональный подъем. На плече — летучая мышь, левую грудь обвивала виноградная лоза с налившейся гроздью, прозрачной и на вид чрезвычайно сочной, подмышкой свила гнездо черноголовая ласточка, а на правом бедре призывно изогнулась в эротическом танце маленькая нагая женщина. Последний рисунок вызывал у него чувство неясной тревоги, была в нем какая-то недоговоренность. Через минуту Он все понял. Маленькая нагая женщина была копией большой нагой женщины, которую Он рассматривал, и застыла в па, предназначенном для другого.
Он по-хозяйски положил свою руку на ногу большой нагой женщины и, испытывая сопротивление с ее стороны, впрочем, достаточно пассивное, перевернул на живот.
Так и есть.
Спина тоже была в рисунках. Чего тут только не было: аппетитные, вплоть до выделения слюны, натюрморты с давно забытой народом снедью, жанровые сценки в нидерландской манере, строгое письмо художников Северного Возрождения и даже «происки авангардистов!» Но для него важным был только один рисунок. Широкоплечий и узкобедрый парень, хлопающий в ладоши, и тоже нагой.
Он критически оглядел свой выпирающий круглой горкой живот, обвисшие бока, и пришел к неутешительному выводу, что изрядно проигрывает по сравнению с узкобедрым и широкоплечим изображением.
— Что за фавн у тебя сзади?
— Да ты никак ревнуешь? — засмеялась Она, переворачиваясь снова на спину.
— Скажешь тоже! — буркнул Он. — Почему ты не сказала этому спинописцу, что замужем?
Она покраснела. Всем телом. Вместе с маленькой нагой женщиной на бедре. Раньше ему нравилась такая стыдливость, но сейчас она вызывала только глухое раздражение.
— Я хотела лишь одного — доставить тебе удовольствие. Ты всегда любил рассматривать альбомы с репродукциями, а на меня не обращал внимания…
— Забавно! — усмехнулся Он. — Никогда не предполагал, что придется жить с альбомом! И не стыдно было, когда тебя разрисовывали? Как афишную тумбу, право слово!
Он сплюнул на ковер и повторил:
— Как афишную тумбу! Тьфу!
Более презрительно Он не мог выразить свое отношение.
Она заплакала. Хотела сделать, как лучше, а в итоге… Слезы скользили по ее лицу и стекали на лепестки татуированной розы.
Он решил, что Она плачет от стыда. Он показал ей всю пропасть падения, и Она поняла, какова глубина этой пропасти.
Но все было не совсем так. Вернее, совсем не так.
Роза вдруг ожила и превратилась из плоского рисунка в настоящий цветок, объемный и реальный. Она приподняла бутон над кожей и распрямила стебель. На подрагивающих лепестках сверкнули капельки росы, в которые превратились слезы обиды, а сквозь лакированные листья проглянули твердые и острые шипы.
Из подмышки выпорхнула птица и, пометавшись под потолком, нырнула с открытую форточку. С плеча по руке спустилась летучая мышь, цепляясь коготками за пушок.
— Боже мой, картинки, оказывается, еще цветочки! — Он схватился за голову.
Мой третий сюрприз, любимый! Ты можешь вдохнуть аромат цветов, попробовать виноград — все настоящее! — Она всхлипнула и улыбнулась.
— Сдаюсь! — воскликнул Он. — Нетопырь тоже настоящий?
— Конечно!
Он брезгливо потрогал рукокрылое. Мышь беззвучно зашипела. Он отодвинулся от греха подальше.
— И как тебе удаются превращения?
— Физиологическая живопись при определенных условиях, связанных с ферментами или энзимами, я точно не знаю, может порождать симбиотическую скульптуру… — сказала Она ученым голосом, будто лекцию читала. — А сделал возможной метаморфозу третий художник, друг архитектора и друг живописца. Когда мне очень-очень хорошо или очень-очень плохо, мое тело превращает рисунки в реальные модели, неотличимые от прототипов, если не считать масштаб. Когда мои симбионты оживают, я становлюсь целым миром!
Он наклонился над бутоном и шумно втянул воздух обеими ноздрями. Пахло розой…
Финал первый, хэппи энд
…— Что ж, — бодро отреагировал Он, — это меняет дело! Я тоже намерен стать целым миром и будет между нами мирное сосуществование! Как говорится, два мира — две морали!
На следующий день Он пошел к мастеру телосложения и уговорил его принять без очереди. Когда ему показывали фасоны мужских торсов, чтобы он выбрал подходящий, в кабинет вошла его супруга, оголила ягодицу, на которой хлопал в ладоши широкоплечий и узкобедрый любитель танцев.
— Ему нравится такая фигура! — и Она указала на фавна.
Архитектор улыбнулся и построил ему такую.
Потом друг архитектора расписал кожу под Рембрандта, Модильяни и Глазунова. Другой друг архитектора вдохнул жизнь в его симбионтов.
Новое тело любило танцевать и они часто по вечерам ставили блюзовые пластинки и кружились медленно и печально.
Финал второй, несчастливый
…— Так, — сказал Он и засопел, — раньше для тебя целым миром был муж, но, как выяснилось, тебе этого недостаточно. Теперь ты сама себе целый мир! И это очень грустно…
Он хотел заплакать, но забыл, как это делается. Он шмыгнул два или три раза.
— Но я по-прежнему люблю тебя, милый! — воскликнула Она и изо всех сил прижалась к мужу.
Один из шипов поцарапал ему живот. Показалась алая капля. Он грубо отстранил женщину. Роза сломалась и цветок поник.
— Что ты натворил, безумец! — крикнула Она и глаза у нее потемнели. — Ничего не желаешь замечать кроме своего собственного мирка: командировки по три месяца, пиво по субботам, преферанс по пятницам, летом футбол, зимой хоккей! И все, больше никаких интересов, только и знаешь валяться на диване с газетой и чтобы телевизор мерцал, под него дремать уютно…
— А ты хотела, чтобы я хлопал в ладоши, как нарисованный обормот? Не будет этого!
— Ты бесчувственный и толстокожий эгоист!
Он встал с постели. Оделся. Взял чемоданы, благо они так и стояли нераспакованные, и ушел.
Финал третий, трагический
…но Он скорчил рожу:
— Клопами воняет, а не розой!
— Не может быть, я принимала экстракт, роза просто обязана пахнуть розой!
— Да бог с ней, — Он махнул рукой, — не в цветах счастье!
— В чем же?
— Это у тебя спросить следует, — ядовито произнес Он. — Ты, моя прелесть, времени даром не теряла! Ну и как он?!
— Кто? — не поняла Она.
— Твой архитектор знаменитый. Или это был физиолог? Нет, скорее всего скульптор, у них руки сильные. Да что там гадать, наверное, они все побывали у тебя… Вот только вопрос: порознь или скопом?!
— Как ты можешь так говорить? — Она спрятала лицо в ладони.
— Я все могу, шлюха! — прошипел Он. — У, тварь, ненавижу!
Он замахнулся, но ударить не успел. Из бутона выскользнула маленькая тусклая змейка и укусила его под сосок. Ему стало больно и Он закричал. Потом ему стало не до крика — грудь жгло раскаленным железом. Затем ему стало совсем невмоготу, перед глазами все поплыло. Отравленный мозг потух окончательно, но и перед смертью его мучил вопрос: что станут делать маленькие нагие мужчина и женщина, когда он умрет?
Змейку в бутон поместил скульптор, который считал, что красоту надо охранять от грубости и хамства. Он не хотел никого убивать, так уж получилось.
Когда агония кончилась, маленький нагой мужчина составил протокол трагического происшествия в результате несчастного случая, так как скульптор изваял его с участкового милиционера. В качестве понятых фигурировали две нагие женщины: одна большая и одна маленькая, и обе долго плакали.
Финал четвертый, юмористический
…— Ух ты, красота!!! — восхитился Он — Пахнет замечательно! Слушай, мать, давай варенье сделаем!
— Какое варенье? — не сообразила Она.
— Какая ты, право, недогадливая! Из розовых лепестков! Я в детстве пробовал. Болгарское. До сих пор забыть не могу! А для крепости виноград в варенье добавим. Замечательная штука получиться может, с градусами!
— А что с летучей мышью делать будем? Ее тоже в варенье добавим? — усмехнулась Она.
— Зачем? Мы из нее бульон приготовим. В Америке, говорят, из змей супы варят, у нас тут не Америка, мы изгаляться не приучены, мы и летучей мышью обойдемся. И вообще, ты это здорово придумала, моя кисонька, в тебе целый мир заложен, столько первоклассных продуктов, любой спецраспределитель позавидует! Ух и заживем! Дичь, свежая рыба, лангусты, тропические плоды, молодцы голландцы, понимали толк в жратве, а с модернистами ты промахнулась, у них не понять, съестное изображено или уже съеденное…
