Владислав Кетат - Флорентийская голова (сборник)
— У-у-о-о-о-о-о, бл-я-я-я, — донеслось уже с земли.
Ошалевшие от увиденного, пэтэушники как один замерли. Я понял, что это мой шанс; ещё мгновение, и они бросятся на меня кучей и… Бежать назад к школе смысла не было — всё равно бы догнали — оставалось только переть напролом, через лес к пешеходной дорожке, где всегда было полно прохожих, и где пэтэушники меня бы вряд ли тронули. Я рванул прямо на «татарина», толчком сбил его с ног, попутно пнув его куда-то коленом, затем двумя руками оттолкнул следующего, не снижая темпа, двинул кому-то костяшками кулака по физиономии, увернулся от чьей-то, пытавшейся меня ухватить за куртку, пятерни…
Парня, который вырос передо мной, я не знал. Он появился неожиданно, когда я, словно крейсер «Изумруд» прорвался сквозь кольцо врагов и на всех порах уходил от погони. Парень этот, видимо, пэтэушником не был, поскольку на нём не было синей робы, да и годиков ему, судя по заросшей физиономии, было побольше, чем длинномордому и татарину. Так как намерения у парня были явно враждебные, я решил его просто обойти.
Как это делается в баскетболе, я качнул корпус сначала влево (парень потянулся за мной), затем резко вправо, и, сам того не желая, хорошо влепил ему по лицу слева «открытой» рукой. Точно не скажу, как это у меня вышло, но эффект получился потрясающий: пойманного на «противоходе» парня буквально снесло.
Пробежав примерно полпути до спасительной дорожки, я обернулся, чтобы оценить обстановку. Оказалось, что меня преследуют трое, и до ближайшего метров десять — пятнадцать. Я только успел подумать, что прорвался, как моя правая нога зацепилась за что-то твёрдое, видимо, за корень, и я распластанной синей птицей спланировал в сосну, которая совершенно неожиданно появилась на моём пути.
После чудовищного удара я плавно опустился во что-то мягкое, то ли в молодую майскую траву, то ли в собственную постель…
11. «Воздействовать на будущее, путём изменения прошлого!»
Я подскочил на кровати, до смерти напугав Алёну. Принял положение «сидя», медленно въезжая, где и, главное, когда я нахожусь. Переход из сна в бодрствование произошёл так быстро и незаметно, что я был ещё весь в погоне — удивляюсь, как я не взял с кровати низкий старт.
— Тебе что-то приснилось? — Алёна обняла меня сзади за плечи.
Я сделал глубокий вдох, отгоняя последние ошмётки сна.
— Да чушь какая-то…
— Господи, да ты мокрый весь, — Алёна прижалась ко мне, и я почувствовал спиной её тёплые мягкие груди, — ложись, рано ещё.
«Дома… — наконец-то дошло до меня, — я дома… чёрт, как хорошо…»
Я осторожно лёг на бок, Алёна натянула на меня одеяло, и я снова, но на этот раз без сновидений, заснул.
Будильник запищал ровно через секунду после того, как закрылись мои глаза — так, по крайней мере, мне показалось. Я поднял голову, но тут же безвольно опустил её обратно на подушку. Сил, не то что подняться с постели, а просто повернуться на другой бок не было. Я ощущал только дикую, непомерную усталость, какая бывает после долгой физической работы у тёщи на даче. «Не пойду на работу, — подумал я, закрывая глаза, — врача вызову. Скажу, опять упал».
Уже сквозь сон я услышал приближающиеся откуда-то издалека лёгкие шаги.
— Вставай, соня, — сверху сообщил несколько изменённый Алёнин голос, — вст-а-в-а-й!
Я приоткрыл один глаз и увидел озорные глаза своей жены.
— Алёнушка, ещё пять минуточек… — попытался торговаться я, но Алёна на уступки не пошла, а, напротив, применила запрещённый приём: принялась щекотать кончиком своего локона у меня под носом. Я сунул нос под одеяло.
— Сержант Силантьев, подъём! — крикнула Алёна басом прямо мне в ухо, чем и разбудила окончательно.
До работы я добирался на «автомате». На «автомате» же я парковался на служебной стоянке, раздевался в гардеробе, поднимался на лифте, получал у охраны «бочку» с ключами от комнаты, здоровался с коллегами. Только сидя в своём кресле и, делая вид, что работаю, я пришёл в себя и всё вспомнил. Всё, до мельчайших подробностей, но так, будто это случилось не сегодня ночью во сне, а двадцать лет назад, весной 1989 года, наяву. Вспомнил, как шваркнулся о сосну головой, как лежал на траве и не мог подняться, вспомнил склонившиеся надо мной злые пэтэушные рожи, и как потом как эти рожи исчезли, а вместо них показались две головы в лётных фуражках. Вспомнил зелёную «буханку» с красным крестом на боку, лазарет, пожилого усатого хирурга и вызванную с работы, до смерти перепуганную мать… А дальше, словно бусины с порванной нити, в голову мою начали падать воспоминания, одно другого страшнее: как после встречи с сосной я все выходные просидел дома и носу не казал на улицу, потому как там меня могла поджидать группа товарищей; как в понедельник, «классная» объявила нам, что Миша Миронов больше не придёт в школу, потому что в субботу, после школьной дискотеки бывший выпускник нашей школы, некто Глущенко по кличке «Глущ», убил его кастетом…
Совершенно отчётливо увидел я, как плакали девчонки, особенно Ленка Мальцева, которая, оказывается, была тайно влюблена в Мишку; и его портрет в траурной рамке в рекреации на первом этаже; и, как стоял рядом с этим портретом в почётном карауле; и похороны, и его несчастных родителей…
Всё это, если честно, не очень-то укладывалось в голове. Точнее, вообще никак не укладывалось.
«Мы же с ним напились на прошлом вечере встреч выпускников, — подумал я, вороша пальцами то, что осталась от волос на макушке, — он ещё рассказывал, что его вторая жена родилась в один день с первой».
— Это настоящая удача, — говорил мне он тогда слегка заплетающимся языком, — не надо ничего запоминать, всё уже запомнено.
Помню, я долго смеялся над этим его «запомнено».
Первое, что я сделал, когда осознал весь этот ужас — полез в мобилу и стал искать Мишку в списке контактов. Ничего. Открыл визитницу, поскольку точно помнил, что мы на вечере встреч обменивались визитками. Опять ничего. Ежедневник и записная книжка-органайзер тоже ничего не дали. Совсем отчаявшись, я решил прибегнуть к русскому народному средству: слазить в Интернет. Сделать это можно было только с компьютера начальника отдела, поскольку машины простых смертных отключены от внешней сети нашей службой безопасности, доброго ей здоровья.
— Алексей, можно я в сеть залезу? — попросил я Мацкевича, когда заметил, что он уже давно смотрит не в монитор, а в окно.
— А, что? — отозвался Мацкевич.
— Я говорю, можно я в Интернете посижу? — повторил я свою просьбу.
— Садись, — как-то отрешённо сказал Мацкевич, — а я пойду гвоздя в лёгкие забью.
С этими словами он поднялся со стула и, не надев пиджак, поплёлся из комнаты.
«Похоже, ещё одна незащитанная измена», — подумал я и полез на «Odnokashniki.ru».
Вообще, я не очень люблю всякие социальные сети и бываю там довольно редко, но теперь, что называется, приспичило. Удалив накопившиеся сообщения от неизвестных мне красоток и молодых политиков, учившихся со мной в одной школе, я открыл сообщество выпуска 1991 года средней школы № 5 города Котлогорска Московской области. На экране появилось десятка два маленьких фотографий моих бывших одноклассников и ребят из параллельных классов, которые в девяти случаях из десяти были запечатлены где-нибудь за границей, и, в одном, на рабочем месте. Пощёлкав по нескольким знакомым рожам, я наткнулся на выпускную фотографию, которую отсканировал и выложил на свою страницу мой одноклассник Витя Лиманов. Открыл.
Майрона на фотографии не было.
Я встал и медленно побрёл на рабочее место.
«Значит, всё это действительно со мной было, — не переставала бить в висок одна и та же мысль, — значит, всё, что мне снилось, было на самом деле… на самом деле… на самом деле…»
В таком вот состоянии — с одной мыслью в голове — я досидел до обеда, ни разу не сходив покурить, и не выпив ни одной чашки кофе. Сослуживцы стали на меня косо поглядывать, когда я не отреагировал на призывный клич к приёму пищи.
— Валя, ты плохо выглядишь, — сказал мне доверительным тоном Мацкевич, вернувшийся с очередного перекура. — Заболел?
— Похоже, грипп… — прокашлял я, — голова раскалывается.
Мацкевич сделал два шага назад.
— Иди-ка ты, Валя, ко врачу, — сказал он, ещё дальше отдаляясь, — не хрена тут геройствовать.
Я подумал, что сходить ко врачу — это очень хорошая мысль, особенно в свете произошедшего ночью. По телефону, чтобы все слышали, я записался к терапевту, а по дороге в поликлинику с мобилы запись отменил и переписался к Славуцкому.
Дорога по относительно свободной в эти часы Москве заняла не больше пятнадцати минут, но мне они показались вечностью — настолько я был возбуждён. Когда я парковался у поликлиники, то заметил, что внутри у меня что-то нехорошо вибрирует. Прислушавшись к ощущениям, я с ужасом понял, что это сердце. Чтобы успокоиться, я закрыл глаза и досчитал до десяти. Потом ещё раз. Потом ещё. Только после этого вылез из машины и медленно пошёл к высоким стеклянным дверям, у которых курили две девицы в коротких медицинских халатах.
