Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face
— Понятно. А где в организме человека они обитают?
Разумный и хороший вопрос. Ада Эрнестовна одобрительно кивнула.
— Как правило, в крови, хотя проникают также в молоко кормящих матерей и мозговую ткань, — сказала она, — но не только у человека — у любого теплокровного живого существа, которое они пожелают — я подчеркиваю: пожелают! — заселить. Когда биологи впервые занялись изучением пришельцев, что сначала привлекло их внимание? Да то, что при равных условиях эти бактерии могут, например, проникнуть в кровь одной мыши и напрочь проигнорировать другую. Почему? Выяснилось, что и с людьми то же самое — лишь половина тех, кто мог быть инфицирован, стали носителями этой культуры. Подобная избирательность всегда привлекает пристальное внимание биологов, и оказалось, что пришельцам это стало известно, поэтому они решили таким образом заинтересовать ученых, дать им знать о своем существовании.
— П-простите, Ад-да Эрнестовна, а в-вы… в-вы т-тож-же н-носиттель?
В глазах профессора Муромцевой блеснул веселый огонек:
— Нет, Саша, в моей крови пришельцы так и не захотели поселиться — решили, очевидно, как некоторые наши студенты-двоечники, что со мной лучше дела не иметь.
Аня весело фыркнула, но тут же сделала круглые глаза и прикрыла рот, а Саша, торопясь задать следующий вопрос, начал заикаться еще сильнее и долго не мог выговорить первое слово:
— Л-л-л-л-люди, в чьем орг-ганизме об-битают п-п-пришельцы — он-ни не б-болеют от этого?
— Наоборот, организм такого человека — их дом. Они поддерживают в нем баланс, ускоряют регенерацию поврежденных органов, защищают от инфекции, во много раз быстрее выводят токсические вещества — могут даже нейтрализовать очень сильный яд. Ну, я ответила на все ваши вопросы?
Даша разгладила ладонью свой блокнотик, и они с Сашей почти одновременно задали по вопросу:
— В к-каком м-месте н-н-на 3-земле он-ни п-приземлились?
— Примерно сколько человек на Земле являются носителями этих бактерий? Вы с ними знакомы?
Внезапно Ада Эрнестовна вновь ощутила накопившуюся за день усталость.
— Приземлились они на территории Советского Союза, и я знаю достаточно много людей, которые являются носителями этих бактерий. Ладно, ребята, на сегодня закончим, мне еще нужно завершить кое-какие дела.
Все трое немедленно поднялись, хотя ясно было, что в запасе у каждого имеется еще бесчисленное множество вопросов. Даша с достоинством кивнула:
— Спасибо, Ада Эрнестовна, простите, что отняли у вас время, все было очень интересно. Жаль, конечно, что вы так мало нам рассказали, можно будет еще раз взять у вас интервью?
Весело блеснув глазами из-под очков, она таинственно понизила голос:
— Скажите, молодые люди, вы умеете хранить тайну?
— Клянемся! — поспешно произнесла Даша, немедленно убрав свой блокнот и окидывая суровым взглядом остальных, словно призывая их присоединиться к ее клятве. Оба послушно кивнули головами и уставились на Аду Эрнестовну круглыми от любопытства глазами.
— Сообщаю вам под большим секретом: через полгода выйдет моя книга, в которой описаны все результаты декодирования посланий пришельцев. Правда, выйдет она пока только на немецком языке и не в нашей стране, но вы, молодые, когда-нибудь ее прочтете, я надеюсь. А теперь до свидания.
Проводив глазами ребят, она обхватила пальцами остывший стакан.
«Может быть, я зря им это рассказала? Ганс советовал до поры до времени хранить все в тайне, но Петя всегда утверждает, что тайна не мой удел — стоит мне сильно увлечься, и информация сама слетает с моего языка. Ладно, думаю, что моим студентам и аспирантам можно доверять, иначе для чего тогда вообще жить? Интересно, поверили ли они мне или приняли за выжившую из ума старуху? Ганс уверяет, что люди еще не так скоро свыкнутся с мысль, что рядом с нами существует иной разум. Однако пора домой. Нужно немного отоспаться и привести себя в порядок перед отъездом — эти мешки под глазами от бессонницы меня здорово портят. Завтра схожу в ателье и куплю светлый летний костюм.
— Ганс говорит, что мне идет голубое. Еще нужно сходить к парикмахеру, а потом… может, узнать у Таньки, как пользоваться этой самой… косметикой? Что-то она мне в последний раз стала говорить, что с очками нужно глаза подводить как-то по-особому, а я рассердилась — накричала на нее и не стала слушать. А вот в Швеции даже старше меня дамы — и то глаза красят».
В вестибюле вахтер Анатолий Кузьмич с почтительным удивлением в голосе поинтересовался:
— Уходите уже, Ада Эрнестовна, так рано? Не заболели?
— На днях уезжаю отдохнуть в Кисловодск, так что около трех недель меня не будет. Вернусь к экзаменам. Скажите уборщице, что у меня в кабинете в эти дни убирать не нужно.
— Вот и хорошо, что отдохнете, а то совсем отощали за этой работой, — одобрительно кивнул он. — С лекциями-то закончили?
— Сегодня была последняя.
— То-то я смотрю народу много после последней пары — у других преподавателей студенты прогуливают, а к вам все до единого являются.
— Боятся — я им прогуляю, пусть только попробуют! — весело сказала она, поправляя волосы перед большим настенным зеркалом.
«Надо же, в первый раз заметила, что в вестибюле у нас висит зеркало! Как-то пиджак странно сидит».
— Да нет, вас студенты любят, — в голосе Анатолия Кузьмича зазвучали подхалимские нотки, — я сегодня, вот, после вашей лекции их никак выгнать не мог, чтобы главную дверь запереть. Чего только не рассказывали — мне даже самому занятно было послушать. Это же надо — благодаря вам, достижение такое у советской науки! Опять, значит, теперь мы будем впереди планеты всей!
Ада Эрнестовна подергала плечом, все никак не понимая, почему пиджак так скособочился.
— Причем тут планета? — рассеянно спросила она.
— А как же — мы ведь в космос поперед всех полетели, а теперь американцы нас по всем статьям стали обставлять. Трех «роверов» на Луну заслали, человек ихний там уже прогулялся, а у нас всего-то два лунохода. И космонавтов наших столько погибло — жуть! Говорят, как Королева не стало, царство ему небесное, так и работать некому. Давайте, Ада Эрнестовна, я вам воротничок поправлю, а то внутрь завернулся, и рукав у вас запылился. Ира-то, уборщица, все жалуется, что вы ей на столе у себя убирать не позволяете, за бумаги трясетесь, чтобы не перепутала. Ну, так сами тряпочкой пройдитесь.
— Спасибо, я сама без Иры разберусь, что мне делать.
Не обращая внимания на сердитые нотки в голосе Ады Эрнестовны, вахтер поправил ей воротник и отряхнул рукав, продолжая при этом рассуждать:
— Зато теперь мы по инопланетянам будем первыми.
— Каким инопланетянам?
— Да как же — студенты сегодня до хрипу кричали. Пришельцы к нам послание прислали, а вы его расшифровали и на лекции показывали. Кто бы кроме вас еще расшифровал? Так что мы теперь однозначно впереди планеты всей. А я вот тоже про инопланетных чудовищ читаю, — словоохотливый вахтер кивком указал на потрепанный томик Уэллса, лежавший поверх раскрытого номера газеты «Правда». — Внучку просил «Аэлиту» в их школьной библиотеке взять, а «Аэлита» у них на руках. Она эту принесла и говорит: «Без разницы, дед, это тоже про марсиан». Эх, молодежь! Раз дед старый, то ему, они думают, все одно — что про чудовищ, что про красавицу читать!
Анатолий Кузьмич с нарочитой укоризной покачивал головой, хотя взгляд его светился нежностью к внучке. Ада Эрнестовна посмотрела на часы и с легкой иронией в голосе проговорила:
— Что ж, читайте про марсиан, Анатолий Кузьмич, не буду вам мешать. Спокойной ночи.
В районе Норрмальм Стокгольма на углу улиц Свеаваген и Тегнергатен находилось небольшое издательство Берьессон & Рунеберг. Его главный редактор и совладелец Олаф Берьессон, получив в середине семидесятых небольшое наследство после смерти двоюродной тети, долго не мог решить, как распорядиться неожиданно свалившимися на его голову деньгами. Дело в том, что покойная старушка была с причудами и завещала ему указанную сумму, обойдя собственных детей, но поставила туманное условие «использовать деньги для развития человеческой мысли или искусства».
Сделала она это в пику своим зятьям и дочерям, которые, по ее выражению, «позабыли о духовных ценностях человечества». Забывчивость проявлялась в том, что близкие наотрез отказывались сопровождать ее в оперу, а племянник Олаф заслужил милость именно тем, что обожал Верди и Вагнера. В результате ему пришлось-таки поломать голову над тем, как использовать полученные деньги, чтобы кузины не могли оспорить завещание. В конце концов, близкий приятель Олафа Карл Рунеберг, с которым они более десяти лет состояли в интимных отношениях, убедил его, что издательское дело вполне можно считать предприятием, «развивающим человеческую мысль».
