Рэй Брэдбери - ...И духов зла явилась рать
Минутой позже, взглянув вверх, увидел ее Уилл. Не умерла! — подумал он. Унеслась вдаль, ушиблась, упала — да, но теперь вернулась назад и сходит с ума от злобы! Господи, она высматривает именно меня!
Отец Уилла увидел ее. Кровь застыла у него в жилах, он невольно потер онемевшую грудь.
Толпа весело обсуждала яркий, хоть и потрепанный костюм цыганки, повторяла ее присказки. Ведьма протянула пальцы, которые словно ощупывали город, представлявшийся ей сложным пышным гобеленом. И заговорила нараспев:
— Скажу вам о ваших мужьях. Скажу вам о ваших женах. Скажу вам о ваших судьбах. Скажу вам про ваши жизни. Навестите меня, я многое знаю. Навестите меня во время представления. Скажу вам цвет его глаз. Скажу вам цвет его лжи. Скажу вам цвет его желаний. Скажу вам цвет ее души. Приходите же. Не уходите. Смотрите на меня, смотрите на меня.
Собравшиеся вокруг дети пугались, прятались, родители были в восторге, у них было чувство юмора и они могли оценить пение цыганки, сдобренное щепоткой житейской пыли. Пока она бормотала, время шло. Она то расправляла, то сжимала тончайшие перепонки между пальцами, с помощью которых чувствовала, как поднимается уличная пыль, как проносится мимо дыхание окружающих людей. Она могла прикоснуться к крыльям невидимых бактерий, к любой частице ничтожных созданий, к солнечному свету, падающему как тончайшая снежная слюда, и к глубоко спрятанным чувствам.
Уилл и Джим съежились до хруста в костях и слушали ее слова:
— Слепая, да, слепая. Но я вижу что вижу, вижу, где я есть, — тихо проговорила Ведьма. — Вон человек появился осенью в соломенной шляпе. Привет. А почему там мистер Дак и… старый человек… старый человек…
Не такой уж он старый! — мысленно крикнул Уилл, быстро взглянув вверх, где Ведьма встала на решетку, и уже третья тень упала на спрятавшихся мальчишек, обдав их влажным лягушечьим холодом.
— …старый человек…
Мистер Хэлоуэй содрогнулся, словно несколько холодных ножей вонзилось ему в живот.
— …старый человек… старый человек… — повторяла Ведьма.
И умолкла.
— Ах… — в ноздрях ее ощетинились волоски. Она широко раскрыла рот, чтобы посмаковать воздух. — Ах…
Разрисованный Человек оживился.
— Подождите! — выдохнула цыганка.
Она царапала ногтями по воздуху, словно по невидимой классной доске, издавая ужасный звук.
Уилл почувствовал себя скулящей, воющей собакой.
Ее пальцы медленно сползали вниз, различая спектральные линии, на которые распадался свет. В следующий миг ее указательный палец мог бы ткнуть в тротуарную решетку, указывая: там! там!
Папа! — подумал Уилл. — Сделай что-нибудь!
Собравшийся было уходить, Разрисованный Человек теперь с наслаждением следил за слепой, но провидящей пылевой леди, так вовремя появившейся здесь.
— Сейчас… — пальцы Ведьмы зудели.
— Сейчас! — громко повторил отец Уилла.
Ведьма вздрогнула.
— Еще одну такую же превосходную сигару! — крикнул Чарльз Хэлоуэй, торжественно направляясь назад к прилавку табачного магазина.
— Тише… — прошипел Разрисованный Человек.
Мальчики поглядели вверх.
— Сейчас… — Ведьма принюхивалась к ветру.
— Видите ли, сигара погасла, нужно снова прикурить! — мистер Хэлоуэй сунул сигару в вечное голубое пламя.
— Помолчите… — сказал мистер Дак.
— Не желаете ли закурить? — спросил папа.
После этих, казалось бы, приветливых слов, скрывавших в действительности жестокую решимость, Ведьма вздрогнула, уронила ушибленную руку и принялась вытирать ее о платье; она словно протирала антенну, чтобы улучшить прием, она, стерев с руки пот, вновь вытянула ее по ветру.
— О-о-о! — с наслаждением проговорил отец Уилла, выпуская целое облако сигарного дыма. Оно плотной завесой окутало Ведьму.
— Кх-ха!.. — закашлялась она.
— Дерьмо! — рявкнул Разрисованный Человек, но мальчишки не разобрали на кого — то ли на женщину, то ли на отца.
— Закуривайте, купил специально для вас! — мистер Хэлоуэй выпустил еще одну тучу дыма, вручил мистеру Даку сигару и зашагал прочь.
Ведьма разразилась громким чиханьем, отскочила и, пошатываясь, побрела в дальний конец площади.
Разрисованный Человек бросился было схватить папу за руку, увидев, что тот отошел уже довольно далеко; он был раздосадован, что позволил ему уйти, в то же время он не мог обойтись и без цыганки, и последовал за ней, и все это происходило в каком-то неловком и неожиданном расстройстве всего, что замышлялось и уже начало осуществляться. Следуя за цыганкой, он услышал голос Чарльза Хэлоуэя: «Всего хорошего, сэр!»
Напрасно, папа! — подумал Уилл.
Разрисованный Человек вернулся.
— Ваше имя, сэр? — резко спросил он.
Не говори ему! — подумал Уилл.
Отец Уилла с минуту раздумывал, затем вынул сигару изо рта, стряхнул пепел и спокойно сказал:
— Хэлоуэй. Работаю в библиотеке. Заходите, как будет время.
— Будьте уверены, мистер Хэлоуэй, обязательно зайду.
Ведьма поджидала его на углу.
Мистер Хэлоуэй поднял указательный палец, чтобы определить, куда дует ветер, и пустил на нее целую тучу табачного дыма.
Уходя, она угрожающе обернулась.
Разрисованный Человек плюнул и зашагал прочь, сжимая свои железные кулаки так, что на ладонях лопались и стирались чернильные портреты Джима и Уилла.
Наступила тишина.
Из-под решетки ни звука, и мистер Хэлоуэй подумал даже, не умерли ли мальчики от страха.
Раскрыв рот, Уилл пристально смотрел мокрыми глазами вверх и думал: черт побери, почему я не видел этого раньше?
Ведь папа высокий. Папа действительно очень высокий.
Чарльз Хэлоуэй все еще не решаясь взглянуть под решетку, невольно рассматривал маленькие красные кляксы, оставшиеся на тротуаре; они капали из кулаков исчезнувшего мистера Дака и отмечали его путь за угол. Он с удивлением присматривался к себе, удивляясь тому, что он сделал и обретая новую цель, которая сейчас, когда невероятный поступок был совершен, вызывала чувство двойственности и странной безмятежности. Он никому не мог бы объяснить, почему назвал свое настоящее имя, и сам еще не понимал истинного значения этого поступка. Взволнованный и возбужденный, разглядывая цифры на часах здания суда, он заговорил, и мальчики внизу слушали его:
— Ох, Джим, ох, Уилл, продолжается что-то непонятное. Вы можете сидеть там, под землей, до конца дня? Прячьтесь пока. Нам нужно время. С чего начать, когда происходит такое? Ведь не нарушен ни один закон, ни одна буква закона — вот в чем штука. И все же я чувствую, что этот месяц будет отмечен смертью и похоронами. Волосы встают дыбом. Прячьтесь, Джим и Уилл, прячьтесь. Я скажу нашим мамам, что вы получили работу на карнавале — это веское основание, чтобы не приходить домой. Оставайтесь тут до темноты, а в семь приходите в библиотеку. Я тем временем проверю полицейские отчеты по карнавалам, газетные сообщения, которые отыщутся в библиотеке, посмотрю книги, старые фолианты — все это может пригодиться. Бог даст, к тому времени, когда стемнеет и вы появитесь, я что-нибудь придумаю. Так что не беспокойтесь. Благословляю тебя, Джим. Благословляю тебя, Уилл.
И низкорослый отец, который теперь был очень высоким, медленно удалился.
Он не заметил, как обронил сигару, которую держал в руке, и она, рассыпав ливень искр, упала сквозь решетку.
Она лежала в яме, косясь своим единственным огненно-розовым глазом на Джима и Уилла, которые, переглянувшись, сообразили, наконец, погасить ее.
36
Оглядываясь по сторонам своими сумасшедшими, дико сверкающими глазами, Карлик шагал на юг по Майн-стрит.
Неожиданно он остановился, прокрутил в голове ленту недавно отснятого фильма, бегло просмотрел ее, изучая, заскулил и двинулся наощупь обратно сквозь лес ног, чтобы угодить Разрисованному Человеку, которому и шепот, и крик были слышны одинаково хорошо. Мистер Дак выслушал его и сорвался с места, оставив Карлика ковылять сзади.
Добежав до индейца у табачного магазина, Разрисованный Человек поспешно встал на колени. Вцепившись в стальную решетку, он вглядывался в яму.
Внизу валялись пожелтевшие клочья газет, мятые обертки от конфет, окурки и грязные комочки жевачек.
Крик бешенства застрял в горле мистера Дака.
— Вы что-то потеряли?
Мистер Тетли выглянул из-за прилавка.
Разрисованный Человек кивнул, сжимая решетку.
— Я вычищаю под решеткой раз в месяц и часто нахожу деньги, — сказал мистер Тетли. — Сколько вы потеряли? Десять центов? Пятнадцать? Полдоллара?
Разрисованный Человек свирепо вскинул глаза.
В окошечке кассового аппарата выскочила маленькая огненно-красная табличка: «Закрыто».
