Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник)
Взгляд на всякий случай вновь пробежался по парапету моста: не высится ли на нём очередная тёмная фигура с характерно отведёнными назад локтями, для прыжка. Поза сокола. Нет, никого. Чист парапет, чист тротуар.
А в толпе вокруг? Собственно, толпой её назвать уже нельзя: потихоньку рассасываться стала. Да и какая толпа в рабочее время? Чай, не праздники. Дожидающиеся, в основном гуляют. Ну, и несколько случайных прохожих, из тех, что шли на работу или с работы. Какое-никакое, а всё же событие. Будет о чем посудачить на кухне. Когда ещё по телевизору покажут.
А может, кое-кто из ушедших встречался с нашей униформой: чёрные брюки, чёрная рубашка, на левом рукаве — эмблема службы (литой череп и две рунические «S» под ним), на правом — красно-белая повязка, знак Крови и Чистоты. В белом круге — четыре «Г», расходящиеся из одного центра: Государство, Гордость, Героизм, Гласность. Ребята, правда, иногда их по-иному расшифровывают, но об этом вслух говорить не будем. То, что годится для дружеских подначек в закрытом кругу, не стоит делать всеобщим достоянием.
Но, оказывается, с нашей службой знакомы не все. Пытаются влезть.
— Отпустите его, ему же больно! — вмешивается какой-то прыщ, в очках и при галстуке.
Тебя мне только не хватало!
— Я делаю свою работу, — методично цежу сквозь зубы. — А вы занимайтесь своей.
И, как бы для иллюстрации — выхватить кортик, колоть лежащего остриём — аккуратно, чтобы не повредить жизненно важные центры. Но болезненно, болезненно. Нас этому специально учили. Пока не взмолится, не прохрипит: «Хватит!»
Все, прохрипел. Теперь можно продолжить воспитательную работу:
— Ах ты, гадёныш! Тебя государство учило, лечило, кормило, одевало… А как пришло время возвращать долги — ты в кусты? А отрабатывать кто будет?
Ну, чего вы не расходитесь? Не слышали ни разу? Или вам идти некуда? Ох, уж эти праздношатающиеся! Что бы ни случилось, что бы ни произошло — они тут как тут. Надо прояснить ситуацию, вдруг ещё кто вздумает вступиться ненароком? Из дедков покрепче. Позиция у меня неудачная: держать паршивца приходится.
Повести бляхой вокруг — и пусть топают подальше.
— Я из службы спасения самоубийц! — и рукояткой кортика, с окрашенным кровью лезвием, ткнуть в эмблему на рукаве.
— О! Salvation from suicides! — восхитился какой-то иностранный толстяк. Почему-то иностранцы быстрее реагируют на происходящее. Наши чересчур заторможенные. Или потому, что за границей аналогичные службы давно организованы? А соотечественники не успели привыкнуть.
Ещё одна группка зевак откололась и рассеялась, остались совсем древние старики, лет по шестьдесят пять. Они что, надеются, что им что-нибудь перепадёт? Прошли те времена, когда Карточкой Жизни мог овладеть любой, оказавшийся на месте происшествия. Тогда «пасли» не только самоубийц. Сколько убийств было! Полнейший беспредел. Некоторые тогда хорошо поживились! Сейчас они — богатые люди, уважаемые олигархи, владельцы огромной собственности во всех частях света. На время жизни можно купить всё: землю, заводы, недра, слуг…
Но это было давно, задолго до моего рождения. Так что те времена являются, по сути, легендарными. Эх, жаль, не довелось их застать! Уж я бы своего не упустил!..
А сейчас всё — не так, сейчас всё по закону. Даже если он написал завещание в их пользу — нет! Зачем нам немощные деды, успевшие получить чёрный бланк направления в хоспис? Что даст государству лишний год их существования? А парнишка… жидковат, конечно, но молод. Ему ещё работать и работать. Хоть на конвейере, хоть на дорожных работах, хоть… в похоронной команде. Да, именно! Может быть, именно там он научится ценить жизнь. Или в разделочной…
Но вернёмся к воспитательной работе.
— Работать не хочешь? Долги отдавать не хочешь? Кто за тебя отрабатывать будет? Пушкин?
— Я за него отработаю! — доносится голос со стороны.
Дед, отойди, чего прикалываешься! Да, ты крепок с виду. А в руке что? О-о, розовый бланк! Значит, время приспело, а в хоспис идти боишься? Предпочитаешь, чтобы это сделала служба устранения? Интересно, ты заказал что-то специфическое, или хочешь, чтобы всё произошло неожиданно, сюрпризом? Жаль, не разберу отсюда гриф… Да, скорее всего, сюрпризом, спонтанно. Иначе страх ожидания удваивается: мало того, что ты знаешь, что умрёшь, так ещё и знаешь, как. А значит, будешь остерегаться открытых пространств, бояться ходить под окнами, переходить улицу, есть в общепите, купаться… Но я должен заниматься своим делом!
— Отойди! Не мешай работать. Тобой займутся другие…
Ого! А среди зевак, оказывается… да-да, вон тот. Слишком быстро опустил глаза. Наверное, недавно работает, не успел привыкнуть. Что он, интересно, приготовил? Стилет под лопатку? Пулю в затылок? Или банальная отравленная игла, которая в последнее время стала использоваться всё чаще? Понятно: так экономнее, не приходится убирать кровь. Но не зрелищно, нет. Чем игла лучше хосписа? Да практически ничем: там тоже уколы делают. И, наверное, вещество одно и то же.
— Дяденька, я больше не буду? — ожил, подлец, под рукой. Всхлипывает, слезы с кровью утирает. Ага, пробило! Что-то поздновато. Или тупым уродился? Какой я тебе дяденька, мы почти ровесники. Но, в отличие от тебя, некоторые от работы не бегают, а выполняют всё, что поручено.
— Пойдём в офис, разберёмся: не рецидивист ли ты?
Так, достать наручники. Ему надеть на правую руку, себе на левую.
— Поднимайся! Шагом марш! А вас, — широкий жест в сторону толпишки не желающих расходиться, — прошу отправляться по своим делам.
А вот этого можно взять и на заметку. Судя по внешнему виду, работяга. Не старый. Что это он бормочет?
— От такой жизни кто угодно с моста кинется…
Свободной правой рукой поправить галстук с заколкой и сделать снимок. Звукопись и так должна работать постоянно, она с автовключением на звук голоса. А видеокадры следует экономить, до перезарядки. В лаборатории поищем, не встречался ли бормочущий среди смутьянов…
Парнишка поднялся, всхлипывая. Идёт, не сопротивляется. Если не старается усыпить бдительность, за ним действительно ничего нет. В таком случае на первый раз отделается исправительными работами.
Сзади что-то охнуло. А, это коллега из службы устранения постарался. Всё-таки стилетом воспользовался, молодец! Жаль, нет возможности полюбоваться на растекающуюся лужу крови. Или вернуться? Вон, окурок поплыл. Можно попутно оштрафовать того, кто его бросил или уронил. Заодно и задержанному показать, как выглядит то, что он хотел исполнить… А отсюда плохо видно. Нет, сам смотрит. Прилип к месту и смотрит. Расширившимися от страха глазами.
— Видишь, это от тебя не уйдёт, не торопись, — голос должен звучать устало и убедительно. — Немножко подожди… Этот человек сам выбрал себе смерть, как и ты. Но исполнение её доверил не дилетантам, а профессионалам. В отличие от тебя. Это и красивее и удобнее. Он умер с улыбкой на устах…
Чёрт, и откуда выскочила эта цветистая фраза? Парнишка сразу дёрнулся. Или вздрогнул? Впрочем, неважно. Теперь — продолжение воспитательного воздействия.
— Он умер в своё время. Полностью отдав долг обществу. Таков порядок, и нарушать его никому не позволено.
Подъехала «скорая». С чёрным крестом. Дальше будет совсем неинтересно: погрузка, замывка.
— Пошли! — рывок наручниками на себя.
Наручники самые обычные: обшитые кожей со стороны ведущего и голый металл у ведомого. Строгих он пока что не заслужил. Те — с мелкими острыми зубчиками по внутреннему краю. Чтобы не чувствовать боль, их приходится постоянно поддерживать свободной рукой и упреждать любые действия конвоира. А это очень непросто! Кто знает, что мне взбредёт в голову?
А ему?
Я искоса посмотрел на парнишку. Идёт, понуро глядя под ноги. Вырваться не пытается. Значит, перворазник. Что ж, легче будет. Глядишь, ещё и одумается, исправится. Ещё одним полноценным гражданином общества станет больше.
Может, вызвать транспорт? Идти далековато.
Я нащупал в кармане пластинку мобильника. Нет, ничего, справлюсь. Не буйствует же. Сэкономлю на роуминге.
Движение на улицах наблюдалось обычное: неслись легковые авто, ехали грузовики, тащились перегруженные автобусы.
В воздухе почти то же самое: над самыми макушками небоскребов тяжело проплыл грузовой «цеппелин». Скользили маленькие авиетки, неподвижно висел воздушный шар дорожной полиции.
Мы миновали офис службы устранения. На стене гордо красовался их герб: перекрещённые стилет и винтовка с оптическим прицелом охваченные полукругом слов «Пуля, йад, добро». Когда-то имелось огромное желание прийти сюда работать. Но они начали практиковать ночные удушения газом, а вид посиневших трупов с выпученными глазами и вывалившимися языками мало вдохновлял. Не зрелищно. Ой, нет, ошибка! Выпученные глаза и вывалившиеся языки — это у удавленников. Тоже ничего красивого. Совсем как недавнее коллективное повешение в пригороде. Осведомитель не успел сработать: его самого повесили. Остальные — добровольцы. Шеф тогда жутко злился.
