Юрий Фатнев - Ладья Харона
Гоморрийцы и содомляне с превеликим усердием лупили друг друга. Зачем? Сказано же: так лидеры решили. Для престижа нации. Для истории. Должно же в ней что–то происходить. Чем больше трупов, тем выше памятник победителю. В данном случае диктатору Дззы. Какая сторона ни победит… Нет, все–таки крыса. Скребется, как завшивевший содомлянин или гоморриец. Какая разница? Да, сначала все шло хорошо. Потом воюющие стороны почуяли: тут что–то не то… Нет причины колошматить друг дружку. Привереды какие! Смысл бойни им подавай. Мало им приказа: сражаться до конца! Разбаловал их диктатор Дззы, разбаловал… Сколько усилий пришлось предпринять, чтобы затормозить обещанные реформы. Некоторые недоумки всерьез решили, что он собирается их проводить. Ох, юмористы. А тут на беду Могучий Хрен восстал, символизируя собой здоровье нации… Еле удалось притянуть его к земле стальными тросами. «Я еще поднимусь!» — орал несгибаемый народный лидер. Уломали… Сколько нервов стоило раздробить общество на правых и левых! Столкнуть их наконец! Гражданская война — это прелесть. Это объяденье для такого лакомки, как он. Все заняты делом. Неразбериха. Паника. Хаос. Эпидемии. Поистине звездные часы человечества! И гордость, законная гордость за то, что этот грандиозный спектакль сварганил не кто–нибудь, а он, диктатор Дззы! Человечество должно быть по гроб благодарно своему режиссеру, что так эффектно ушло со сцены… Крыса?.. Да, она! Сомнений не оставалось. Опять затихла. Пораскинув мозгами, он решил, что не так уже плохо, что кроме него на Земле уцелело еще одно существо. К тому же — женского пола… Бр–р–р! А впрочем… Если преодолеть брезгливость… Что ж, ради великой цели… Он и не с такой крысой жил… Тощая, напиханная по горло цитатами. Ее даже тошнило философией… А что? Появится на Земле новая раса. Пронырливый, зубастый народец. Перспектива замечательная, но… крысы ужасно прожорливы. Могут слопать своего прародителя. Ему снова пришла мысль о эволюции… Кто же предполагал, что на Земле в результате ядерной войны начнется новый виток… В это трудно поверить. Но он собственными глазами видел…
Там, в глубине, подошло тесто… Там скопилась бунтующая плоть. Земная оболочка из последних сил сдерживала ее напор. А тут война, вздыбившая целые континенты… Что–то стряслось там… Лопнули могучие обручи, отлетели надежные заклепки — и сквозь гигантские разломы в земной коре хлынула невообразимая, самовоспроизводящаяся материя! Тысячи чудовищных форм!
Это случилось после отлета Ноева ковчега, отказавшегося принять на борт Дззы. «У нас своих диктаторов хватает!» — нагло усмехнулся Ной, верзила в прожженной метеоритом тельняшке.
Дззы бежал из Питера после происшествия с птеродактилем, подорвавшим его авторитет. До сих пор его самолюбие страдало. Подумать, какая наглость! Первобытная птица пыталась им полакомиться прямо на военном совете, приняв его за обыкновенного жука или — хуже того — за мошку! Его, устроившего грандиозную свалку из человеческой цивилизации! Его, расчистившего путь новой расе крысо–людей!
Птеродактиль опустился на стол, опрокинув несколько прозрачных рюмок, похожих на длинноногих красоток в зеленых юбочках, и расплескавшийся венгерский рислинг залил карту Гоморрии. Он разрабатывали поистине гениальный план: нанести Гоморрии такой сокрушительный удар, чтобы потерпела поражение Содомия. Генералы, отличавшиеся традиционной дегенеративностью, и вовсе впали в прострацию, тупо уставившись на гостя, влетевшего в распахнутое окно. Даже неустрашимый шеф ИВИ, сделавший блестящий доклад с демонстрацией захватывающего фильма, снятого скрытой камерой, о сексуальной жизни членов Совета цезарей, и тот в первую минуту оторопел. Слишком неожиданным был переход от показа любовных извращений — хе–хе — до…
А птеродактиль, выдирая крючковатыми когтями из карты линию гоморрий- ской обороны, медленно повернул расщеперенный клюв к диктатору Дззы… Почему–то именно он показался доисторической птице наиболее съедобным из всей компании… Как хорошо, что есть верные соратники! И среди них такие туши, как министр обороны… Дззы и сам не успел сообразить, каким образом очутился за его спиной. Двухметровый клюв, усеянный острыми зубами, сжал неохватного Устина Мясова поперек туловища… Это было зрелище не для чувствительных душ. Шеф ИВИ нырнул под стол.
Птеродактиль с добычей вылетел в окно. И тогда вслед ему раздались выстрелы. Тело министра обороны безжизненно обвисло в клюве захватчика.
Диктатор Дззы заглянул под стол. Шеф ИВИ опустил пистолет, который, как и у всех гоморрийских шпионов, был иностранного образца.
— Я выполнил свой долг! Теперь он ничего не выдаст гоморрийцам…
Птеродактиль, по его мнению, являлся лазутчиком Гоморрии.
И главный агент этой страны — диктатор Дззы — вынужден был наградить орденом за бдительность другого агента этой страны, убившего третьего агента этой же страны. Да, да, такая вышла неувязка — статуи Первого вождя были свергнуты, а ордена не успели заменить…
Воспоминание распалило его и прибавило храбрости. Если ему и не удастся сквитаться с птеродактилем ввиду отсутствия оного, то с крысой он непременно справится. И вообще давно пора обследовать Дворец–музей, принадлежавший некогда императору. Какому именно — его не интересовало. История для него начиналась с Первого вождя. Мозг его напоминал светляка: способен был озарить только крохотный клочок окружающего мира. Нужно было погрузить во тьму сознание всех, чтобы при таких задатках прослыть светочем.
Последнее время он испытывал неудобство от того, что некем было повелевать. Некому было показывать свое величие, поэтому комнату, где большую часть времени находился, выбрал не абы какую, а ту, в которой было множество зеркал выше его роста. Диктатор Дззы подолгу любовался своим отражением, и ему было не так одиноко. Зато в других комнатах было великое множество картин. Его оставили равнодушным пейзажи, зато портреты позабавили. Ему доставляло удовольствие чувствовать себя преемником этих важных особ, не подозревавших о его существовании. Было несколько милых женских мордашек. Жаль только, что они были изображены не в полный рост. Как всякое насекомое, он предпочитал человеческое тело. Царицу Марию Федоровну он мысленно потрепал за щечку и шепнул на ухо такое, что портрет покраснел и отвернулся к стене. На обратной стороне холста Дззы прочел фамилию неизвестного ему художника — Боровиковский.
В какой–то из комнат нарочно уронил дорогую статуэтку из фарфора, просто для того, чтобы насладиться, видя, как редкостная вещица на глазах превращается в осколки. Люди, не способные к творчеству, частенько испытывают наслаждение от гибели предметов, доказывающих уже одним своим существованием их непричастность к искусству. Вообще–то всех людей на этой планете можно было поделить на два класса: творцов и разрушителей. Самое страшное происходит, когда разрушители пытаются стать творцами. Тогда на свет появляется атомная бомба, изуверская музыка, уродливая живопись, пользующаяся успехом у безнравственного быдла. Но это попутно. Последуем за Дззы. Что он еще отчебучит?
Он только что проткнул шпагой диван. Пнул носком ботфорта кресло, и оно рассыпалось от старости. Диктатор с удовлетворением подумал: то же самое он сделал с империей. Теперь ее имя можно писать с маленькой буквы.
Больше всех помещений ему понравилась мастерская художников. Овальное окно во всю стену. Груда засохших тюбиков с краской, погибших в страшных конвульсиях. Зеленая книжка «Шрифты» и афиша на полу: «Сегодня в … состоится творческий вечер поэта Говень…». Фамилию поэта Ева не успела дописать: ушла в отпуск. Диктатор Дззы решил перебраться сюда. По крайней мере, есть где спать — на столе среди агонизирующих трупиков с охрой и берлинской лазурью. А если станет холодно, можно завернуться в афишу, хотя, наверно, не очень этично диктатору с тараканьими усами спать в обнимку с поэтом Говень…
Он совсем забыл о цели похода, о крысе, но она сама напомнила о себе. Звук стал отчетливей. Он доносился из подвала. В мастерской Дззы прихватил свечу и спички. Теперь они пригодились. Держа свечу перед собой и шпагу наготове, диктатор начал спускаться в трюм дворца.
— Содомская хроника, — объявил в кромешной темноте скрипучий и вредный голос. — Прошла Чума, кутаясь в багрово–черное знамя, по градам и весям…
Ого! Да здесь водятся привидения… Вот–вот схватит за шиворот скользкая рука! Дззы струхнул. Долго стоял, боясь выдать себя. Но было тихо. Только крыса по–прежнему скреблась глубоко внизу. Он сделал шаг, другой…
— Однажды генсек Порча, — продолжал голос, — посетил молодежную выставку. Диктатор подверг критике работы современных художников. Особое отвращение вызвали у него примитивные творения таких недоучек, как Леонардо да Винчи, Боттичелли, Вермер, Тициан. А некто Микеланджело вызвал справедливый гнев диктатора маниакальным пристрастием к гигантизму. Некоторым неудачникам пришлось эмигрировать в Г оморрию, а оставшиеся перебивались с хлеба на квас. Зато из запасников были извлечены шедевры Угарова, Непринцева, Вучетича…
