Владислав Кетат - Стать бессмертным
Илья крепко пожал Евгению Ивановичу руку. Было видно, что он рад его приходу. Евгений Иванович хотел что-то сказать, но Илья приложил палец к губам, мол, не здесь, и жестом пригласил Евгения Ивановича пройти в мощную железную дверь, от турникета справа. Евгений Иванович молча кивнул и дёрнул ручку на себя. За дверью, которая на удивление легко открылась, был длинный коридор, серо-голубые стены, потёртый линолеум, и ещё двери, двери, двери… По коридору перемещались разные люди: военные без головных уборов, штатские в белых халатах или просто в не очень опрятных костюмах, рабочие в халатах синих и коричневых, похожих на грибные шляпки, беретах. За редким исключением они все здоровались с Ильёй, а заодно и с Евгением Ивановичем.
Когда кончился коридор, Евгений Иванович с Ильёй снова попали в лифт, только на этот раз, все кнопки в нём были чёрные — двадцать одна штука. «Ступенчатое расположение шахт, — подумал Евгений Иванович, — значит, дальше будет ещё одна».
Следующий коридор, такой же длинный и серый, только повёрнутый относительно первого на девяносто градусов, опять кончился лифтом, теперь больше похожим на шахтную клеть. Внутри стоял высокий бледный солдатик, который козырнул Илье и открыл металлическую дверь. Илья в ответ кивнул головой, Евгений Иванович сделал тоже самое.
Это действительно оказалась настоящая шахтная клеть, человек на десять, а, может, и больше, как в кино про метростроевцев, только дополненная несколькими металлическими порученьями, соединяющими пол с потолком. Илья подошёл вплотную к одному из них, Евгений Иванович встал рядом. Солдатик грохнул дверью и с усилием переложил из горизонтального в вертикальное положение небольшой, торчащий из стены рычаг.
— Держись, — сказал Илья и двумя руками ухватился за поручень.
Клеть с электрическим воем сорвалась вниз. В глазах у Евгения Ивановича вдруг стало темно. Мешком он сполз по поручню вниз и осел на холодный железный пол. «Перегрузка», — подумал он, отключаясь.
— Эй, полегче там! — крикнул Илья солдату. — Тут человек новый!
— Виноват, Илья Михайлович! — отозвался он и навалился на рычаг.
Клеть замедлила ход, но Евгению Ивановичу легче не стало.
— Э, да ты совсем сдал, старик, — услышал он где-то в стороне голос Ильи, — но ничего, это мы поправим, это мы…
Окончания фразы Евгений Иванович не услышал. Он лежал на полу клети, привалившись к поручню, и уже ощущал во всём своём теле неправдоподобную лёгкость. Ему казалось, будто он стал легче воздуха, и вот ещё чуть-чуть, и он воспарит из этого колодца к небесам, и никакая земная толща, нависающая сверху, его не остановит.
«Вот и смерть пришла», — только и успел подумать Евгений Иванович. Глаза его закрылись, и он отключился.
Сквозь сизый не то пар, не то дым Евгений Иванович увидел вокруг себя огромную толпу голых баб. На секунду он подумал, что попал в предбанник громадной женской бани, где столпилось по меньшей мере несколько сотен, а может быть и тысяч молодых женщин. Именно молодых, поскольку ни женщин в возрасте, ни старух, Евгений Иванович не заметил. Вокруг были только крепкие девичьи телеса — груди, животы, задницы… Он приподнялся на цыпочки и с высоты своего роста увидел, на сколько хватало его близоруких глаз, женские головы в растрёпанных волосах всех мастей и фактур.
Женщины смотрели на него молча. В их глазах не было злобы, испуга или стыда (ни одна даже не подумала прикрыться), в их глазах не было ничего. Пусто было в их глазах…
— Подъём, — сказал Илья, — приехали.
Голые барышни вмиг куда-то исчезли, и Евгений Иванович обнаружил себя лежащим на металлическом полу лифта. Над ним склонились Илья и молодой бледный солдатик. Евгения Ивановича тошнило.
— Не залёживаемся, поднимаемся, — с интонацией доброго дежурного по роте сказал Илья и аккуратно взял Евгения Ивановича под левый локоть. Солдатик пристроился справа, и способом, который алкоголики называют «троица», Илья, Евгений Иванович и неизвестный военнослужащий срочной службы вышли из клети в очередной длинный коридор.
До кабинета Ильи они брели довольно долго, иногда останавливаясь, чтобы Евгений Иванович мог отдышаться. На этот раз в коридоре им не попалось ни одной живой души. Наконец, Евгения Ивановича затащили в какой-то кабинет и аккуратно водрузили в глубокое мягкое кресло. Солдатик, козырнув Илье, отчалил на пост, и Илья с Евгением Ивановичем остались в небольшой комнате одни.
Состояние Евгения Ивановича было близким к обмороку. Его мутило. Евгений Иванович попытался вспомнить, когда в последний раз ему было так плохо, но не смог. «Теперь точно амба», — подумал он.
— Так, больной, — услышал он над собой голос Ильи, — это надо выпить.
Евгений Иванович поднял голову и увидел Илью, протягивающего ему гранёный стакан с мутным раствором. Евгений Иванович нетвёрдой рукой принял стакан, выпил всё, что там было без остатка, и у него мгновенно сжало виски, а потом также резко отпустило. Краски окружающей реальности, которые за последние минуты несколько поблёкли, обрели прежнюю яркость. Захотелось сделать глубокий вдох и встать.
— Лучше посиди пока, — осадил Евгения Ивановича Илья.
— Тут что, со всеми так? — спросил Евгений Иванович.
— Нет, ты первый, — серьёзно ответил Илья и, критически оценив друга, добавив, — хреново выглядишь, старик.
— А-а… — Евгений Иванович вяло махнул рукой. — Похоже, это конец…
— Ты это брось! — торопливо заговорил Илья, — ты с этим кончай! Потерпи, сейчас легче будет… надо тебя как-нибудь отвлечь… О! Хочешь, я глаз укушу? — И, не дождавшись ответа, Илья вынул из глазницы протез и сделал вид, что пробует его на зуб.
По потолку поплыли розовые тени, и сознание вновь оставило Евгения Ивановича.
15. Алексей Цейслер. Домашнее задание
Отношения со студентками у меня складывались с переменным успехом. Когда я учился в аспирантуре (22–25 лет), чаще они крутили мной, чем я ими. Придёт такая фифа в декольте до пупа, посмотрит так жалобно и беззащитно, и зачётка уже у неё в сумочке лежит подписанная. Понадобилось несколько лет, чтобы научиться с ними бороться. А, может, я привык просто, заматерел.
Бывало, что поступали предложения. «Алексей Германович, я хочу подарить вам свою девственность», — такого я, конечно, в сданной на проверку тетради не находил (всё равно бы не принял сей сомнительный подарок) но ангажемент получать приходилось, и не раз. Это всё правда, что молоденькие девочки предпочитают сверстникам мужиков постарше, сущая правда. Думаю, им просто хочется сравнить. Мне же элементарно хочется секса — потому что, когда долго находишься среди молодых и часто привлекательных девиц, ни о чём другом уже не думаешь — и ещё больше хочется почувствовать себя молодым. Но, если с первым периодически выгорало, то со вторым, становилось всё сложнее и сложнее. В конце концов, я понял, что подобные связи дают эффект обратный, то есть вместо ожидаемой иллюзии молодости приходило самое настоящее ощущение собственной старости.
Интрижки со студентками облегчали невесёлую преподавательскую жизнь, и только. Серьёзных отношений у меня с ними никогда не было, дальше нескольких утренних или дневных встреч на квартирах моих друзей дело не двигалось. Не складывалось, как-то.
Мне, конечно, грех жаловаться. Я, хоть и нечасто, но всё-таки добивался своего, а, вот, как, например, бедные школьные учителя? Особенно физруки. Не понимаю… Вот там соблазны, так соблазны… красавицы-то, все как одна подстатейные. И ведь сами нарываются, соплячки безмозглые. Лолиты местечковые. Мне-то за мои проделки в самом худшем случае грозит увольнение (правда, такого ни разу не случалось на моей памяти, хотя, при повсеместной американизации того и гляди, кого-нибудь да выпрут), а этим беднягам — бутырки с довольно таки предсказуемым исходом. Наверное, поэтому их так мало, учителей мужчин.
К чему это я? Ах, да, о Беляевском домашнем задании…
Девушка с редкой для Московской области фамилией Мао всегда садится в дальний левый угол аудитории, рядом с батареей, на которую кладёт чёрную вязаную шапку, обёрнутую в такого же цвета шарф. Я подумал, что это кошка, когда в первый разу видел на батарее чёрный мохнатый кулёк.
Волосы у Лены Мао прямые и чёрные. Даже чернее её шарфа и шапки. Стрижка короткая, под мальчика. Макияж в стиле нуар. Лена является ко мне на лекции всегда во всём чёрном — будь то длинная, до полу, юбка со свитером крупной вязки, или брюки с водолазкой, или просто майка с джинсами.
Всё это довольно странно, но привлекает. Остальные девушки из моих групп как одна подобрались до того невзрачные и бесцветные, что я, спустя почти два месяца, не запомнил большинство из них даже в лицо, не говоря уже, о фамилиях.
Но есть и то, что отталкивает. Поначалу я думал, что Лена ещё находится в том возрасте, когда принято стыдиться любого проявления чувств, кроме, разве что, ненависти, но вскоре понял, что ошибаюсь. Из небольшой кучки сокурсников, которые ходят на мои лекции, её выделяет безразличие. Не подростковое туповато — скучающее, а совершенно адекватный взрослый пофигизм, или, если хотите, интеллигентная индифферентность. Это, знаете, как добросовестно заниматься чем-либо неприятным, например, чистить сортир, всем своим видом показывая, что тебе это абсолютно не интересно, но всё равно чистить, чистить, чистить…
