Александр Карпенко - Гребцы галеры
Поблагодарив, я попрощался, хлопнув по широкой жесткой ладони. Рой, кивнув, напомнил:
— Вернешься — потолкуем.
К старой караванной тропе, еле заметной средь высоченных дюн, сходилась вилка двух дорог. Патрик едва успел затормозить, чтобы не врезаться в огромный красивый автомобиль, несущийся по другой бетонке к тому же исчерченному непонятными знаками красному валуну, что и мы. Валун обозначал начало пути в глубь Песков. У его подножия пара отвратительных голошеих птиц рвала какую-то мерзкого вида добычу.
Остановились бампер к бамперу. Полыхнул светоотражающей краской на белом капоте крест. Шестиконечный. Снова и снова кривая дорожка приводит меня к медикам с Потерянной подстанции. Говорят, дурная примета. Но я-то уже не раз встречал их бригады — и ничего. Или чего? Знать бы.
Из фургона выгрузились трое ладных парней в голубой форме, водитель остался за рулем. Я выбрался навстречу коллегам, не без некоторого любопытства. Вообще-то, как мне уже пришлось убедиться, без веских причин Тринадцатая своих машин не посылает. Это наши диспетчеры любой чих принимают и регистрируют.
Чужаки начали разговор первыми:
— Что, в пустыню наладились, друзья?
— Вроде того.
— На праздничек богини?
— Ну да.
Вздох облегчения.
— Наконец-то собрались. Ваши совсем обнаглели, два года бригад на Фестиваль не отправляли. Хоть в этот раз догадались. Добро, мы в Песках не нужны. Иштван, звони, что мы свободны.
Один из парней вынул из кармана компактную супермодную рацию. Вдруг Люси, долго и напряженно всматривавшаяся в лица чужой бригады, удивленно пискнула, словно не веря сама себе:
— Сеппо?
Плотный зеленокожий малый с небольшими залысинами возле острых ушей, шагнув вперед, кивнул:
— Я все ждал, когда же догадаешься. Здравствуй, Люси.
— Но ты ведь умер!
— Все в этом мире относительно.
— Нет, ну ты же точно покойник, — не унималась моя начальница, — и очевидцы есть.
— Не помнишь: «Врет, как очевидец»?
— Да как тогда…
— Слушай, Рат, — потерял терпение парень, — ты думаешь, ты жива, что ли?
— Во всяком случае, по моим ощущениям, это так, — вскинула носик мышка, — а что, есть другие мнения?
— Есть. У тех, кто знал тебя там, раньше. Все вы, ребята, не менее мертвы, чем я. — Медик засунул шестипалые руки в карманы. — Патрик твой вместе со своим броневиком взлетел на воздух в Ольстере — ребята из Ирландской Революционной постарались. Им плевать, что за рулем О'Доннели — машина-то Королевских войск. Сама ты сгорела вместе с бригадой «Скорой» при пожаре на газораспределительной станции в Дирборне. Меньше надо было людской медициной увлекаться. А что касается вас… — Взгляд перешел на меня. — Как ваша, простите, фамилия?
Я с некоторой робостью представился. Зеленокожий обернулся к освободившемуся Иштвану:
— Проверь по компьютеру.
Тот ненадолго скрылся в кабине, а появившись вновь, прошептал что-то врачу на ухо.
— С вами чуть сложнее. Пропали безвестно вместе с водителем на перегоне от областной психбольницы до базы. Но, так как пропадать там, в принципе, негде, я полагаю, вы уже тоже скорее всего официально признаны умершим. По сроку пора бы.
— Сэр! — позвал нашего собеседника из кабины водитель. — Вы задерживаетесь! Новый вызов уже четыре минуты как на экране.
— Салют, коллеги, — поднял ладонь Сеппо, — не унывайте. Удачи там, в Песках.
И шикарный фургон канул за близким горизонтом.
— Это что же, то проклятое Зеркало, или как его, что нас сюда заволокло, оно, выходит, у нас не только будущее, но и прошлое отобрало? — разводил руками Патрик.
— Попала собака в колесо… — мрачно бормотнула Люси.
Глава четырнадцатая
Издали Кардин выглядел, как пошлая декорация к фильму о чудесах Востока. Ступеньки неровно обломанных городских стен, обгрызенные минареты, дырявые купола, дворцы без крыш. И везде — песок, песок, песок… Под каждой стеной — наносы, на мощенных изъеденным камнем площадях и улицах — кучи. Ветер перемещает его вдоль дорог, а когда стихает — оставляет после себя застывшие серо-желтые волны.
Патрик остановил автомобиль на небольшой площади, бывшей когда-то рыночной. До сих пор еще сохранились полуразрушенные торговые ряды. Я приоткрыл дверцу, подпер ее носком сапога, дабы не захлопывалась, закурил.
К машине начало стекаться местное население. Жители песчаного города, вылезая невесть из каких щелей, все прибывали и прибывали, окружая нас. Темные лица, иссеченные песком и обожженные солнцем, выгоревшие лохмотья. Никто не произнес ни единого слова — лишь стояли и смотрели на чудо, прибывшее из внешнего мира.
По спине прошелся неприятный холодок. Ситуация очень напоминала ту, в которую я однажды попал много лет назад. Тогда мне довелось забирать в дурдом бабушку, отправленную туда доведенными до ручки соседями по подъезду.
Эта милая старушка приютила у себя около сорока кошек, да еще подкармливала приходящих. Я помогал ей собираться, а отовсюду — со шкафов, со стульев, из-под кровати, с подоконника — за мной следили десятки круглых внимательных глаз. Жутко. Постоянное чувство, что, только я повернусь спиной, все эти кошки немедля бросятся на меня и раздерут на части острыми когтями, защищая хозяйку.
Тогда обошлось. А вот сейчас ощущения были очень сходными. Протянул назад руку, нащупывая за сиденьем ремень автомата. Моя ладонь натолкнулась на ладонь Патрика. Как ни странно, это почему-то помогло мне обрести душевное равновесие. Я даже улыбнулся своим страхам.
Ну и что, подумаешь, собрались. Развлечений у людей мало, вот и пришли поглазеть. Когда, бывало, приезжал в психинтернат, там тоже народ сбегался, как на представление. Живут в изоляции, каждое новое лицо в диковину, и все дела.
Однако ж клиентуры тут в достатке… Большая часть лиц отмечена в той или иной степени печатью безумия. Как это говорила начальница? Из Кардина по профилю не госпитализируют? Воистину — филиал…
От толпы отделилась, направившись к нам, иссохшая от солнца и шизофрении женщина, обряженная в неописуемые лохмотья, из-под которых проглядывало немытое тело. На морщинистой черепашьей шее красовалось бриллиантовое колье стоимостью, похоже, в полстанции «Скорой» с персоналом вместе, спутанные белые волосы удерживала золотая сетка.
Женщина воздела руки к небу, потом вытянула скрюченные пальцы с изъязвленными грибком ногтями, обращаясь с чем-то вроде приветствия. Слова, впрочем, звучали абсолютно непонятно. Откуда-то из-под ее руки выскользнул крошечный сморщенный человечек, залопотал:
— Королева Песков приветствует вас, господа лекари, и приглашает быть ее гостями.
Сопровождаемые несколькими приплясывающими оборванцами, мы проследовали в путаный лабиринт отделанных обвалившимся мрамором комнат. Когда-то это был на самом деле роскошный дворец, вполне возможно, и королевский.
— Вот ваши апартаменты, — показал «переводчик» на относительно чистый зал с мозаичными полами, — и не забудьте, что королева ждет вас к ужину.
В соседнем зале однорукий калека с львиным лицом прокаженного готовил в мятом котле, подвешенном над разложенным прямо на драгоценных плитах пола костром, какое-то жуткое зловонное варево, помешивая его длинной серебряной ложкой.
— Я есть не буду, — прошептал мне на ухо Патрик.
— А куда ты денешься? — ответила ему Люси. — Ты уверен, что отказ не будет воспринят как оскорбление царственной особы? Может, здесь за это смертная казнь полагается.
Пилота передернуло:
— Мне этого в себя не запихать, мэм. Вдруг, если стошнит, они тоже обидятся?
— Ничего, — успокоила его Рат, — не стошнит. Возьми дежурный пузырь виски там, где кислород стоит, и вылакай сколько требуется для того, чтобы подавить рвотный рефлекс.
— Я столько не выпью, мэм. Отключусь раньше.
— Ну и хорошо. Ужинать не придется.
Водитель понуро побрел в автомобиль за спиртным.
На деле все оказалось не так уж и страшно. Варево, хоть пахло помойкой в жаркий день, на вкус напоминало отнюдь не содержимое мусорного контейнера, а всего лишь добротно наперченную похлебку из дохлых тараканов. Прихватив не допитую уже храпящим в глубоком опьянении водителем бутылку виски, я, накинув подаренную Роем куртку, вышел на улицу.
Меня всегда привлекало военное обмундирование своей носкостью и практичностью. Удобное повседневное облачение, хоть и непрезентабельно выглядящее. Часто, когда мы оказывались вместе, на мне обретался такой же вот армейский, со множеством карманов, наряд.
Многие свидания у нас начинались очень рано, когда большая часть приличных людей благополучно смотрит сны, обняв подушку.
Взять с собой что-нибудь теплое ты забываешь почти всегда. Я снимаю свою камуфляжную одежку и накрываю ею зябнущие плечи. Она тебе удивительно к лицу — грубая ткань выгодно оттеняет тонкую кожу, и я вновь и вновь тепло улыбаюсь, любуясь тобой и испытывая прилив несказанной нежности.