Иванович Юрий - Принцесса звёздного престола
— Танти! Ты так и продолжаешь ходить в этом омоложенном обличье?
— А что делать? Обстоятельства!
— Рад тебя видеть!
— А я тем более!
— У меня так много к тебе вопросов. Мы ведь совсем не успели пообщаться в предыдущий твой визит.
— Согласен. Тем более что сам бы хотел подробного обследования и вашего вмешательства в мою черепушку.
— Так и не удалось вспомнить хоть что-то?
Но Синява Кассиопейская нас перебила:
— Давайте вначале всё-таки пообедаем! А потом уже все вместе займемся медицинскими и прочими исследованиями.
Я с удивлением вскинул брови и неловко причмокнул недавно разбитыми губами. Это действие получилось смешным и вызвало улыбки, как у миледи, так и у профессора. К мимике я добавил вопрос:
— Значит слухи о вашем совместном сотрудничестве — полная правда?
— О! — воскликнул профессор с восхищением, и усаживаясь рядом с девушкой. — Миледи просто неоценимый помощник. К тому же настоящий талант и истинный человек науки. Ей смело можно пророчить блестящее будущее на нашем нелёгком поприще.
— Ну что вы! — Синява кокетливо похлопала учёного по руке. — Смотрите не перехвалите, а то зазнаюсь.
— Вряд ли вас можно перехвалить! — профессор перехватил руку девушки и чмокнул её пальчики. А затем потянул носом воздух: — Что это вы такое вкусненькое пьёте?
— Сжиженные лучи звёзд, профессор.
Похоже, моё пояснение Сартре понравилось, так как он не отказался от весьма изрядной дозы благородного напитка.
Блюда нам тоже подали просто отменные, так что обед проходил в милой, приятной и, в тоже время, познавательной беседе. В которой даже Булька участвовал весьма оригинальным способом. Правда для этого мне пришлось усесться между Синявой и профессором Сартре. После нескольких проб и попыток представитель другой разумной расы таки сумел протянуть свои отростки каждому человеку в район шеи над спиной и просто упивался возможностью такого обширного и одновременного разговора. Тем более что жевать риптону и пить не приходилось, поэтому он умудрялся задавать вопросы, чуть ли не всем нам троим одновременно.
А затем надо мной стали проводить опыты. Все трое. С тем пресловутым садистским равнодушием, которое испытывают увлечённые и озарённые идеями экспериментаторы над кем, или чем угодно. Будь то мышка, или кусочек резины, или мозг разумного человека. Меня просвечивали, щипали, резали кожу на голове, вставляли в открытую дырку какие-то провода. А может что и похуже. Мне то видно не было, говорить я не мог, да вдобавок меня частично обездвижили локальным парализатором. Только и мог, что прислушиваться к их переговорам и возмущаться. Особенно после того ка профессор как бы невзначай заметил:
— Старайтесь не касаться краёв отверстия. Это может вызвать болевые ощущения у подопечного.
"Всё под контролем! — самонадеянно отвечал ему Булька. — Вокруг отверстия я произвёл полную заморозку соответствующих нервных окончаний".
А у меня в этот момент было такое ощущение, словно меня царапали ногтями где-то глубоко в мозгах. Но видимо парализатор приглушил и мои мысленные передачи, так как риптон на мои ругательства совсем не обратил малейшего внимания. А потом я вообще уснул. Вернее: меня усыпили. Для того, что бы со спокойной совестью покопаться в моих не раз сотрясённых за короткую жизнь мозгах.
Когда меня провожали на выход, а потом и в самой кают-компании, то поддерживали с двух сторон под руки. Так меня качало по сторонам. К тому же я никак не мог сосредоточиться на мысленной деятельности.
— Это на тебя действуют остаточные эффекты снотворного, — успокаивал меня профессор. — Минут через пятнадцать сознание прояснится полностью.
— Да и вообще странно, — поддакивала ему с другой моей стороны миледи, — Такой силач и никак не может прийти в себя? Кстати, я тебе так и не сказала: дедушка уже находится в пути на Оилтон. И прибудет не сегодня, так завтра. Хочет лично со всеми познакомиться. Да и договор подписать с императором заодно.
— Ага, значит в таком порядке? — но я прекрасно понял, что мне пытаются заговорить зубы. — Но что вы там всё-таки наковыряли в моей дырке?
— Пока ничего.
— А поконкретней нельзя? — стал выдираться я из-под их опеки.
— Хм! Как бы тебе объяснить проще…, — Сартре с сомнением подёргал себя за мочку уха. — Мы ведь пока только пытались разобраться в твоей аномалии. Не знаю, что там с тобой творили твои похитители, но они как бы размягчили через дырку кусочек твоего мозга, доведя его до консистенции пластилина. А затем стали вытягивать его полоской, или что-то в этом роде и часть твоего деформированного мозга, как бы завернулась на здоровый участок. Теперь нам надо будет продумать и совершить операцию обратного порядка. Но вот что с тобой в этот момент произойдёт, я могу только предполагать.
— Что-то страшное?
— Эксперимент — лишь путь вернейший узнать, что будет впереди! — кажется, профессор собирался и дальше надо мной измываться с присущей только ему любовью и симпатией. — Не бойся, Тантоитан! Подремонтируем тебя так, что будешь лучше, чем прежде!
— Спасибо! Но лучше бы мне остаться прежним. Меня вполне это устраивает…
— Да ты никак испугался?! — воскликнул он и обратился к хозяйке яхты: — Мне кажется, состояние пациента ухудшается, и он нуждается прямо таки в немедленной госпитализации!
— Согласна! — отчеканила Синява менторским тоном и крепче схватила меня под локоть. — Ведём его обратно в лабораторию.
— Зато я не согласен! — завозражал я. Чуть ли не с обидой вырвался из их "заботливых" рук и уселся за стол. — Как не стыдно? А ещё друзья называются!
— Ты уже и шутки понимать перестал? — развеселился профессор. — А это — ещё опасней для здоровья.
— Тут не до шуток. Дел — невпроворот! — я указал на оставленные на столе краберы. — Смотрите: два вызова! Ладно, начнём с Алоиса…
Наш информационный гений начал разговор со мной издалека. Вернее: даже очень издалека.
— А где похоронены твои родители?
— Кремированы! — поправил я его. — Их прах находится на городском кладбище моего родного города.
— Ты там сколько раз был?
— Несколько раз. Оплатил возложение венка и цветов в день их гибели на тридцать лет вперёд. Тогда у меня с собой просто не было больше денег.
— Танти, когда ты поступал в военное училище, кто тебе давал рекомендации?
— Хм! Самые верящие в меня люди на то время: оба моих тренера по боевых искусствам.
— И оба тренера не знали твой год рождения?
— Так ведь я и к ним в группы пришел, набавив себе возраст.
— А когда в училище выявили подлог?
— В середине второго года обучения.
— Почему же тебя не отчислили?
— Ха! Я уже в то время мог на равных состязаться почти со всеми преподавателями и на меня строились большие планы. Вскармливали, так сказать, для великих дел.
— А вот скажи: ты точно помнишь дату своего рождения? — продолжал сыпать вопросами Алоис.
— Дату рождения?! — переспросил я с сарказмом и покрутил пальцем у виска. Как бы намекая внимательно прислушивающимся к разговору Сартре и Синяве: вот кто вам нужен для экспериментов. А вслух ответил: — Вообще то, когда я родился, то помню: висел на стенке цветной и красивый календарь. Но, увы! В первые дни своей жизни младенец думает только о том, что бы поспать и поесть. Вернее: наоборот. К тому же в цифрах я тогда не был ещё силён как ты. Так что не обессудь: мог на день, два и ошибиться.
— Ну, день, два — не страшно! Хуже — когда месяц другой! Склероз — страшная вещь! Особенно в младенчестве…
Достал он меня своими вопросами и неопределённостью. Поэтому я решил подтолкнуть Алоиса к более конкретным высказываниям:
— Слушай, раз тебе нечем заняться, то двигай к нам. Я договорился с профессором: он тебе прямо сейчас сделает операции по отбеливанию кожи и омоложению. Готов?
— Смейся, смейся… Но ещё посмотрю на тебя, когда ты узнаешь причины моего интереса к твоей биографии.
— Так выкладывай! Посмеёмся и над этим.
— Хорошо. Начну с того, что мне сразу не понравились фотографии отца Цезаря — старшего герцога Октара Малрене. А когда отыскал его фотографию в двадцати восьмилетнем возрасте — даже поверить не мог.
— Что, такой он страшный? — со смешком вставил я вполне логичный вопрос.
— Но ты же себя страшным не считаешь?! — почему-то возмутился Алоис.
— А я то тут при чём? — изумился я, но уже с небольшим раздражением.
— Да потому, что он в том возрасте — точная копия тебя!
В нашем разговоре возникла продолжительная пауза. С его стороны из-за ожидания моей реакции, а с моей стороны: из-за полного непонимания сути разговора. И лишь затем Алоис стал излагать всё по порядку:
— Я в первый момент решил, что таких совпадений в природе не существует. А значит и Цезарь, и ты — не кто иные, как клоны Октара Малрене. Но после определённой умственной деятельности решил дать дополнительные задания ребятам из агентства. Особенно по части тамошних родов, роддомом и всякой младенческой смертности. И очень быстро получил весьма интересную информацию. Из неё уже сложилась следующая картина.
