Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр
– Как вам больше нравится, – сказал Дюпен, снова прервавшись, чтобы раскурить трубку и порыться в стопке писем. – Но из писем, присланных вам в шкатулке красного дерева, мы знаем, что его верность была недолгой, или, по крайней мере, так полагала его жена, причем ревность довела ее до крайних мер. Потом переписка прекращается вовсе, вплоть до появления этого неуклюжего акростиха на Валентинов день, датированного четырнадцатым февраля тысяча семьсот восемьдесят девятого года, и еще десяти писем с мая по сентябрь того же года. Из этих писем мы можем видеть, что сложные отношения Элизабет и Генри Арнольды сильно улучшились весной тысяча семьсот восемьдесят девятого года.
Он сделал паузу и поднял взгляд от писем в руках на меня.
– Чтобы подтвердить вашу догадку, мне нужно прочесть все эти письма, но я, конечно, полагаю, что вы правы.
– Также нужно отметить, – произнес он с несколько неуместным драматизмом, – что акты переодевания для приставания к женщинам на улицах Лондона и разрезания их одежд и телес оказали настолько благоприятное влияние на супружескую гармонию ваших бабушки и дедушки, что к маю тысяча семьсот восемьдесят девятого года письма становятся определенно любовными.
Улыбка тронула губы Дюпена, и я покраснел, воображая, что он мог прочесть. Зачем я дал ему эти письма, не прочитав их сам?
– Все эти неконтролируемые эмоции и странные поступки не позволяют считать, что всю изложенную в письмах историю кто-то придумал, – заключил он. – Вам понятно, По?
Спорить с сухим анализом Дюпена было трудно, но я не мог поверить, что мои бабушка и дедушка были обычными уголовниками.
– Я оправдаю их, Дюпен, я должен!
Раскаяние смягчило лицо Дюпена. Он взял шкатулку и поставил ее на мраморный столик передо мной.
– Прочтите все письма, – сказал он. – Неприлично мне было читать их прежде вас. Прошу прощения.
– Пожалуйста, никаких извинений, я настаиваю!
Однако я был благодарен Дюпену за эти слова, и он кивнул, как бы признавая мои невысказанные чувства.
– Я уверен, что более глубокое исследование вашего прошлого здесь, в Лондоне, даст нам полезную информацию, но помните, что избыток эмоций заставляет ошибаться и допускать просчеты. Первым делом – искусство логических умозаключений, а чувства – потом.
– Конечно.
Дюпен помолчал, попыхивая трубкой, и медленно провел пальцем от одной пометки на своей необычной карте до другой.
– Я понимаю, По, защитить честь семьи – ваш долг. Особенно когда вы последний, кто еще не в семейном склепе, – мягко сказал он. – Одновременно и долг и проклятие.
Джермин-стрит, 22, Лондон
3 июня 1789 г.
Дорогая моя жена!
Как показался вам воздух Маргита? Правда ли, что половина лондонского общества перебралась на взморье, чтобы наслаждаться его чудотворным воздействием? Следуя вашему мудрому совету, я провожу время разлуки с повелителем нашим – Театром – весьма поучительно, однако жду не дождусь нашего воссоединения. Удалось ли вам получить для нас роли?
Должен извиниться перед вами за задержку с письмом. Я был решительно настроен взяться за перо и ответить на ваш предыдущий ход в нашей игре, но непредвиденные обстоятельства этому воспрепятствовали. Воистину, путь к успеху всегда тернист! Я надеялся выйти на лондонскую сцену в вечер торжественного раута, устроенного испанским послом в честь выздоровления короля. Загодя объявленные красочные фейерверки должны были послужить прекрасным фоном для моего представления. Однако эта проклятая девица не удосужилась прийти вовремя, а о том, чтобы снова оставить Элизу с этой насквозь пропитанной джином жалкой развалиной, проживающей этажом ниже, не могло быть и речи. Посему я решил отложить представление и посвятить летний вечер прогулке в Грин-парк с нашей дочерью.
Наше путешествие в парк вышло просто восхитительным благодаря праздничной иллюминации. В окнах горели огни свечей, дома снаружи были увешаны множеством разноцветных ламп, порой весьма искусно расписанных. Элиза хлопала в ладошки от восторга! Как настоящая юная леди, она настояла на том, чтобы оставить дома деревянные ходунки, хотя с радостью ехала верхом на плечах «своей коняшки», когда ее маленькие ножки слишком утомились.
Парк был полон желающих полюбоваться фейерверками, и гуляющие женского пола слетались к Элизе, точно пчелы на мед. Дамы восхищались красотой нашей дочери и изумлялись тому, что в роли няньки выступает ее дорогой папочка. Элиза, несмотря на свои два годика, упивалась вниманием публики – совсем как ее мать. Чем скорее начнется ее театральное образование, тем быстрее она достигнет величия. Со временем из нее выйдет достойная соперница для самой миссис Сиддонс[24]! Выразительность у нее в крови.
Ваш
Генри.
Хай-стрит, «Голова короля», Маргит
4 июня 1789 г.
Дорогой Генри!
Рада слышать, что вы с Элизой не скучаете без меня, хотя уверена, что внимание гуляющих женского пола привлекала не только наша дочь. Но в том, что отец время от времени играет роль няни, нет ничего дурного, особенно когда дочь – столь прелестное создание, в совершенстве воплотившее в себе очарование и независимость своих родителей. Не за горами день, когда она проявит себя на сцене, ведь своеобразие действительно у нее в крови.
К счастью, моя поездка в Маргит не оказалась пустой тратой времени и денег. Я получила роль Лауры, любовницы Карлоса, в «Смелом ходе»[25]. Рискованная смена амплуа! Конечно, это не «Ковент-Гарден», но все-таки хороший опыт на будущее. К тому же, что плохого в том, чтобы зарабатывать своим искусством? К сожалению, я не смогла обеспечить роль и для вас, но, пожалуйста, присоединяйтесь ко мне поскорее – ведь тогда вы сможете претендовать на роль лично.
Надеюсь, не нужно напоминать вам о внимательности и осторожности во время выступлений на открытой сцене. Преподавая урок, не дожидайтесь аплодисментов. Покидайте сцену как можно скорее: публика не всегда благосклонна к артисту.
С любовью,
Элизабет.
Джермин-стрит, 22, Лондон
5 июня 1789 г.
Дорогая Элизабет!
Конечно, нет ничего дурного в том, чтобы зарабатывать своим искусством. Однако Муза порой призывает нас на подмостки, не ограниченные пределами простого театра, без каких-либо надежд на вознаграждение. Позвольте, моя дорогая, поведать вам о самом необычном и смелом представлении, только что завершившемся на величайшей из сцен, имя которой – сам Лондон!
История началась вчера вечером. Поручив Элизу заботам нашей доброй подруги, я тщательно подготовил костюм, добавив к нему пышные кудри и длиннющий нос, выглядевший в сумерках вполне убедительно. Затем я направился в Воксхолл-Гарденс, постоянно привлекающий к себе самовлюбленных дам, нуждающихся в остром реприманде. Вскоре мне на глаза попалась молодая женщина, гулявшая по саду совершенно одна, что совсем не в обычае у добронравных леди. Я немедленно узнал ее, так как время от времени видел в таверне на Сент-Джеймс-стрит, куда захожу при случае. Это была довольно симпатичная девица, дочь старого Парсло, хозяина таверны, прозванная Киской (лапка мягка, да коготок остер). Я приготовился напасть, отпустив несколько замечаний, которые должны были внушить ей неуверенность. Однако эта тварь, ничуть не смутившись, призвала на помощь компанию волокит, также разглядывавших ее. Они решили произвести на нее впечатление, преподав мне урок, и я почел за благо поскорее отступить.
Но терпенье и труд все перетрут. Нынче вечером я снова облачился в тот же костюм и отправился к таверне на Сент-Джеймс-стрит. Грим оказался вполне удачным. Меня не узнали даже те, с кем я был хорошо знаком, что позволяет высоко оценить мое искусство перевоплощения, но Киска, дочь хозяина, в тот вечер не подавала гостям эль. Мне сказали, что она отправилась с сестрой на прогулку в Грин-парк.
Исполненный решимости завершить начатое, я выбрал для прогулки дорожку неподалеку от границы парка, чтобы выследить эту девку с сестрицей на пути домой. Так оно и вышло. Проводив их до Беннет-стрит, я приблизился и – шшшик! Мой клинок вспорол их юбки одним махом. «Монстр! Изверг!» – завизжали они, и я пустился прочь.
В самом деле, пора нам оставить Лондон. Мы с Элизой отправимся в Маргит, как только мне удастся продать кое-какое старье, не стоящее того, чтоб тащить его с собой.
В предвкушении скорой встречи с вами,
Генри.
Хай-стрит, «Голова короля», Маргит
7 июня 1789 г.
Дорогой Генри!
