...И паровоз навстречу! - Панарин Сергей Васильевич

– Я вот еще подумал, – сказал, довольно отдуваясь, Рамштайнт. – Возьму-ка я с собой на переговоры Барабан Власти. Пусть дворянские сморчки видят, в чьих руках власть-то.

– Правильно сделаете, – кивнул Всезнайгель-старший. – И короли языки прикусят, и вещь будет под присмотром.

– Тогда давайте выпьем, – предложил хозяин, и слуга разлил рубиновое вино по фужерам. – За успех нашего союза!

Рамштайнт с удивительной проворностью встал и сорвал покрывало с Барабана Власти. До этого Коля и не догадывался, что находилось под покрывалом.

Древний магический инструмент, созданный гениальным мастером из бивня гигантского праморжа и шкуры волшебного кита, выглядел как новенький.

– За успех! – повторил преступный король и нежно щелкнул по рабочей поверхности.

Раздался громоподобный звук. Коля оглох, а фужер в руках Тилля лопнул, заливая стол вином.

– Никогда не любил этот сервиз, – брюзгливо проговорил Рамштайнт, возвращаясь на место. – Обожаю чудодейственный предмет, господа. Простите минутную слабость.

– Я привык! – неестественно громко сказал солдат.

А Всезнайгели, к его удивлению, и не поморщились. Колдуны.

Спустя полчаса Тилль провожал брата и рядового. Коля и Иоганн надели тулупы, парень закинул за плечо походный мешок. Младший Всезнайгель накинул шубу. Все трое вышли на крыльцо.

– А где ковер? – поинтересовался Лавочкин.

– Я на тряпках не летаю, – высокомерно произнес Иоганн.

Тилль улыбнулся:

– Он летает на деревяшках.

Несколько мужиков вытолкали к фасаду особняка карету без оглоблей.

– Это… оно?! – Парень решил, что его разыгрывают.

– Не нравится – иди пешком, – грубо рубанул Иоганн.

Услышав знакомую фразу, Коля вспомнил рязанские троллейбусы. Ах, эти родные до боли в ступнях и боках ноги и локти земляков! Ах, возгласы кондуктора: «Что у вас там?» и «Оплачивайте за проезд!». Именно «за». А попробуй-ка возмутиться толкотней – и вот оно: «Не нравится – ходи пешком!»

– Николас! – Тилль дотронулся до плеча солдата. – Вам нехорошо?

– А?! Нет, все нормально. Просто чертовски домой захотелось.

– Понимаю…

– Ну, ты, барон, садись в бричку, а я брату пару слов скажу, – неловко попросил Иоганн.

– Удачи вам, Тилль.

– И вам того же, барон.

Всезнайгель-младший грустно кивнул. Лавочкин забрался в карету.

– Ты знаешь, на что идешь, – промолвил Тилль, глядя в лицо брата. – Выдержишь?

– Делай все, как мы договорились, и все будет в порядке, – проворчал Иоганн.

Они коротко обнялись.

Старший залез к солдату, закрыл дверцу:

– Поехали?

«Гагарин, блин», – хмыкнул Коля.

Колдун этот смешок истолковал по-своему:

– Зато не дует.

Он кинул на соседнее сиденье «талисман-обогреватель». Несколько секунд ушло на произнесение заклинания полета, и вот карета покатилась вперед, колеса оторвались от мерзлой земли – действительно «поехали».

Стартовав на юг, Иоганн и Коля за три часа достигли границы Дриттенкенихрайха. В карете было хорошо – и ветер не дул, и виды в окнах открывались замечательные. Парень успел засечь крышу домика Красной Шапочки, стоявшего в лесу. Из трубы валил дым – похоже, хозяйка, по обыкновению, пекла пирожки.

Впереди уже маячил обрыв. Внизу зеленела Драконья долина.

Лавочкин присвистнул. Кругом лежал снег, а у драконов царило вечное лето.

Когда путешественники миновали кромку плато, на котором лежал Дриттенкенихрайх, холод сменился теплом. Везнайгель-старший «выключил» талисман, обеспечивавший комфорт. Колдун и рядовой сняли тулупы.

– Почему здесь, в низине, жара? – спросил солдат.

– Древняя магия драконов, – ответил Иоганн. – Они хранят этот секрет, опасаясь, что мы используем его в военных целях.

– И они правы, – признал Коля.

Колдун выполнил маневр снижения, прижал летательный аппарат к верхушкам деревьев и взял чуть восточнее.

На пересечение долины ушло примерно полтора часа. Достигнув ее южного предела, карета набрала высоту.

– Вон там, где забор, справа – Черное королевство, – сказал колдун.

– Разве мы летим мимо?

– Если пересечем границу, нас моментально засекут. Предпримем магический штурм. Младший объяснил, как найти убежище Белоснежки. Там и заночуем. А утром доберемся до спуска в здешнюю синюю комнатку.

Теперь солдат понял, зачем они предприняли столь длинный перелет, а не воспользовались шестистенным порталом в Наменлосе. Колдун хотел посмотреть на гнездышко блудной дочери.

В Труппенплаце, разумеется, была зима. Всезнайгель и Лавочкин вновь оделись.

Они подлетели к подземелью Марлен задолго до заката. Иоганн аккуратно посадил летательный аппарат прямо у входа.

Пещера располагалась под холмом. Путники протиснулись в узкий лаз и очутились в большом зале, освещенном магическими лампадами. Здесь царил бардак, оставшийся после боя с Дункельонкелем. Фигуры застывших людей валялись бесформенными кучами. Столы были опрокинуты. В углу стояло разбитое зеркало. Лавочкин непроизвольно потянулся к лицу: почесать заросшие царапины, оставленные осколками.

На стенах чернели следы волшебных огненных валов. На гладком полу стояли лужи. Одни часы шли так же размеренно и четко, как и до сражения.

– Значит, это ее лаборатория, – пробормотал Иоганн. – Хорошее место, грамотно выбранное. Только… не ее стиль.

Его глаза сузились, плечи опустились. Он снял тулуп, повесил на плечи не упавшего в заварушке бородатого мужика.

«Как живой, – подумал солдат. – Хотя Тилль говорил, что он и есть живой».

Всезнайгель-старший побрел по залу, внимательно разглядывая каждый предмет, каждого застывшего пленника.

– Николас, можешь раздеться, здесь не холодно, – сказал Иоганн, не оборачиваясь. – Глубоко под холмом источник тепла. Сюда провели туннель.

Лавочкин последовал совету колдуна.

Волшебник присел на корточки перед лежащим на боку остекленевшим псом. На задних лапах кобелька были щегольские башмаки. Жалостливая морда выражала крайнее разочарование.

– Негодяй Шлюпфриг, – прошептал Всезнайгель.

Парень подошел к волшебнику:

– А, ну да! Шванценмайстер [21]. Шкодливый песик.

– Шкодливый, говоришь? – процедил колдун.

Его тон не обещал ничего хорошего. Маг положил ладонь на собачий бок, замер.

– Да, все сделала, как учил… Пробудить его или бросить?

Коля мгновенно смекнул: «Иоганн превратил пацана в оборотня-дворнягу из-за того, что тот завел шуры-муры с Марлен. Если пес начнет трепаться, то может выдать наши с Марлен, хм, близкие отношения. Папаша взбесится… Оно мне надо?»

– Знаете, Всезнайгель, – осторожно начал солдат, – я бы на вашем месте не стал его оживлять. Вы его не любите; он вас, я знаю, боится и ненавидит. Короче, нужно ли изводить себя лишний раз?

– Логично, – кивнул колдун. – Как-нибудь позже.

Лавочкин едва сдержал вздох облегчения.

Маг продолжил осмотр. Он подбирал с пола какие-то книги, листал их, бросал обратно в лужи. Несколько фолиантов Иоганн бережно положил на столик, который Коля поднял и поставил на ножки. К отобранным книгам добавился ворох свитков. Еще пяток вещиц, которые солдат условно назвал талисманами, Всезнайгель собрал в центре стола и накрыл тряпицей.

От нечего делать Коля принялся поднимать зачарованных людей и расставлять их рядами. В одной из ниш он обнаружил большую кровать. Здесь Марлен-Белоснежка спала.

– Ну и мы тут подрыхнем, – обрадовался Лавочкин.

Он бросил вещмешок на маленький комод, приютившийся у изголовья кровати, разулся и плюхнулся на покрывало. Мягко, удобно, замечательно…

Глаза сами собой закрылись, солдат заснул.

Разбудил его Всезнайгель.

– Это правда? – орал колдун. – Отвечай!

Коля спросонья не сразу понял, с какой стати маг так кипятится.

Проморгавшись, парень увидел прячущего лицо Шлюпфрига, только не в образе пса, а в облике юноши. Человеческая стадия Шванценмайстера проявлялась по ночам, днем он существовал в собачьей.