Татьяна Мудрая - Костры Сентегира
— Не будь слишком умён. Оддисена над этим не задумывалась: просто внедрилась во все поры общества. Сражалась на всех сторонах, не особо щадя и своих членов. Стремилась облагородить поступки, привить даже и крестьянам зачатки кодекса чести. У купцов и вообще горожан они возникали сами: ремесленно-торговое дело поневоле должно вестись порядочно, иначе на потомков его не хватит. В правительстве братьев было немного и не на самых высоких постах, в дипломатах — постольку-поскольку, зато среди монашествующих — добрая половина. Оттого и ереси более поощрялись и приводились к общему знаменателю, чем искоренялись. Братья — мастера соглашательства.
— А теперь главное, — Кардинена поднялась, села рядом с учеником. — Дай-ка мне вон тот лоскут свежей коры и уголёк.
Он послушался.
— Смотри.
Она провела на бересте, положенной между ними на лавку, почти идеальную окружность.
— Вот вся Оддисена. Я рисую внутри еще один круг. В нем те, кто помогает своим друзьям, выполняет их просьбы, не особо вникая в их смысл и только чувствуя, что работают во имя человечности, добра и блага. Их много, их очень много, это ими живо наше общее дело. Нелегко сделать добро престижным, однако если работать над менталитетом веками…
— Провожу внутри круг поменьше. Те, кто знает. Большой соблазн для иных — помочь добру, мало чем рискуя и не обременяя себя особенными клятвами. Игра подростков в рыцари. Или в рекруты Оддисены. Это оно и есть, но не больше. Лишь одному из тысячи новобранцев дано стать солдатом по призванию. Даже не воином по своей сути — просто хорошим профессионалом. Ловишь разницу понятий?
— Малый круг. Его именуют страта. СтратЕны — воины Зеркала. Их обучают, подвергают инициации, с них берут строжайшую клятву. Это не постоянная армия. Они могут жить обычной жизнью, пока их не позовут, но всякое их дело посвящено Братству. Ну, как ты понимаешь, среди воинов должны быть свои рядовые и свои офицеры. Тут получилась некая оригинальность. Круг военачальников, домАнов, как принято их называть, — непременно люди, связанные с армией, разведкой и спецподразделениями. Если они не при официальном деле, то лишь по требованию светского, так сказать, начальства. У них закалено тело и изощрен ум, особенность их — они умеют управлять людьми, причем на самый различный манер. Есть доманы различных уровней и подуровней: так называемые «высокие» и «низшие». Не высшие и низкие, запомни тонкость. В жизни пригодится…. Так вот. Вся достаточно сложная иерархия доманов, стратенов и помощников, гораздо более сложная, чем следует из моих слов, подчинена легЕнам. Духовным вождям своего рода. Их мало: девять, реже двенадцать. Эти управляют не собственно людьми, как доманы, но сферами их деятельности: науками, обороной, прикладной медициной, свободными искусствами. Курируют, направляют. И судят. Девять или Двенадцать объединены в Совет, во главе которого стоит старший леген, но они могут поставить над собой еще и магистра — в тех редких случаях, когда Братству необходимо совершить нечто выходящее за рамки. Когда меняется не одна тактика, но и стратегия. Запомнишь, мой ученик?
— Запомню. Хотя вряд ли мне придется здесь столкнуться с магистром, хотя бы и бывшим.
— С бывшим? Никогда. Скорее уж с бессмертным. А вот теперь пойдет самое главное. Братство Зеркала всегда подчинялось трем законам. Не смейся — это далеко не роботехника. Первый. Для того чтобы подняться на высший круг, нужно пройти через низший и основательно проявить себя на нем. Второй. Ни один пост не дает никаких привилегий, кроме одной: чем больше твоя власть, тем выше и ответственность за то, что совершено силой и авторитетом этой власти. Третий. Братству клянутся в верности навсегда. Пребывание в нем кончается вместе с жизнью — и этот закон обратим.
— Теперь я понимаю. Что же даёт… давало Братство тем, кто вступал в его круг? Сознание того, что ты творишь благо?
— Вовсе нет. То, что сделано из самых лучших побуждений, легко оборачивается темной своей стороной. Никто из людей не знает, чем обернутся его дела, более того: отделить лицо от изнанки бывает невозможно в принципе. Нет-нет, самое опасное обаяние Братства — в нем самом. Быть в кольце сплетенных рук и чувствовать, что ими многократно возрастает твоя сила. И находиться в круге Суда. Не того, что по ошибке именуют Страшным. Доманского или даже легенского, если повезёт такой ступени достигнуть. Как-то получалось, что соблазн ответить на некий вызов с полной ответственностью и достоинством перевешивал все прочие неудобства.
Сорди поднял с пола упавшую туда схему и рассеянно повертел в руках.
— Что молчишь, ученик? Задавай вопросы, пока можно.
— Ты говорила о здешних аборигенах так, будто бы они жили здесь от Адама и даже до него. И в то же время — все вы пришельцы. — Да кто же из земли выродился, кроме самого Первочеловека? Любой из нас откуда-то приплыл. Все мы странники на земле — это и есть главная вера и предназначение.
— Тогда вот еще. Ты все время сбиваешься, переходя с настоящего времени на прошлое и наоборот. Отчего?
— Хитрец. Сочти сие риторическим приемом.
Она вытащила бересту из его рук и бросила в открытую печь, прямо на тлеющие угли.
— Спать ложись. А трубу, так и быть, закрывать не станем. Не будет у нас в доме сегодня гостей — все вокруг кузницы роятся.
С этими загадочными словами она задула светец и ушла на свою постель, оставив ученика в полнейшей темноте и недоумении.
Дни шли за днями, а из кузни так ничего и не появлялось: будто обитатели померли над своим тайным занятием. Сорди и его учительница не говорили больше ни о каких тайностях, только ели, спали, прогуливались по ближним окрестностям верхами, чтобы лошади не застаивались, и чистили последним шкуру до блеска.
Через неделю дверь отворилась.
Орхат бережно, как младенца, вынес на протянутых руках нечто узкое, истемна блестящее, выложенное поверх такой же длинной тряпицы.
Чёрный меч, слегка изогнутый. Бокэн. Без гарды и обмотанной шнуром рукояти — ну да здесь в самом деле не Япония. Рукоять, странно неровная, мягко переходит в плоскую часть с необычно широким долом. С одной стороны клинок сходит на нет — лезвие кажется тонкой нитью. Зато с другой…
Что это такое?
Неровности слагаются в осмысленный рельеф. Длинное туловище кольцами обвивает рукоять, кожистые крылья пригнулись книзу и защищают дол с обеих сторон, трапециевидная головка плотно прильнула к обуху.
Крылатый змей.
Не знаешь — не увидишь. Стоит угадать намёк — оберег являет себя во всех деталях, даже чешуйки видны, даже перепонки на крыльях, а тонкий язык, кажется, готов затрепетать, выпуская на волю пламя.
Высочайшее мастерство. Неужели это сотворено простым ножом?
— Вот ваш меч, — сказал кузнец. — Дочери понадобилось четыре дня, чтобы увидеть его знак, и три — чтобы проявить. Теперь сила ее вконец оставила. Берите клинок, забирайте работу, а насчет платы сторгуемся.
Сорди подошел, принял и то и другое. По кивку Кардинены убрал нож за пазуху в его обычное поместилище, меч хотел заткнуть за кушак…
Надо же — забыл, что всё время ходит неподпоясанный. Да и то — куртка больно жёсткая, в складки не берётся.
— В придачу к такому мечу нужно влагалище, — сказал Орхат. — Бери, чего уж там.
Это оказался футляр будто бы из гладкой кожи, с застёжкой вверху. По всей длине шел ремень — перекидывать через плечо или за спину.
— Шёлк, — пояснила Карди. — Знаменитая лэнская парча с вотканной в нее воронёной сталью. Нитью и узором внутрь повернута. Внутри такой оболочки меч еще больше выглаживается. Моему, по счастью, такого не нужно — сам себя, можно сказать, держит.
Забрала клинок у Сорди, спрятала внутрь и подвесила на ученика:
— Вот, теперь хотя бы вид у тебя достойный. Владеть сумеешь?
— Не уверен. В университете было спортивное, на эспадронах.
— Мигом вспомнишь, как только прижмёт. Ухватки тут, по правде, иные требуются.
— Платить-то чем собираетесь, всадники? — спросил кузнец добродушно.
— Ради тебя с пути сошли, — ответила Карди с некоей философской интонацией. — Говорила в прошлый раз. А плату не с меня — с тебя взять нынче приноравливаются.
Она подняла взор к небу, виднеющемуся в ветвях деревьев, и продолжила:
— От греческого огня уксус весьма хорош, куда сильней песка. Только мы с учеником все твои маринады от безделья потравили. Вон это что — снова не оружие, скажешь?
И тут все четверо увидели воткнутую в толстенные бревна хижины стрелу с рыжим трепещущим флажком на конце.
VII
Куда раньше, чем Сорди успел сообразить, что к чему, кузнец выхватил откуда-то здоровенные длинноручные клещи, выдернул ими стрелу с горящим охвостьем и ткнул им в кучу литейной земли.
— Простое пламя, не паскудное, — впопыхах объяснил он.
