Татьяна Мудрая - Костры Сентегира
— Меня-то зачем вызывать, поганцы, — проворчала Карди. — Вот она я.
Дар тем временем продолжал:
«Ваш несравненный Тэйн своим клинком
Едва не разложил ее на части —
Элиты мастер вышел новичком
И оказался у неё во власти.
Эх, жаль, не дожил, чтобы посмотреть
Чудесное во Братстве устроенье —
Стать другом нашим помешала смерть
И дряхлых норн суровое решенье».
— Кто это не вышел и не дожил? — гулко раздалось спереди, там проявились пока нечёткие шеренги всадников, что, поднимаясь по склону, закрывали собой подножие великой огненной горы. — Врёте, как сивые мерины, что у вас всех под седлом. Ну как, Та-Эль Кардинена, довольно тебе от меня чести? Что-то мало народу ты привела для моей собственной.
— Погоди, — ответила она добродушно. — Кое-кто ещё не допел.
«И Бурый Волк хотел её куснуть,
Но, обломавши зубик ненароком,
В смятении упал на белу грудь
И помер в обожании глубоком», —
почти выкрикивал тем временем Дар.
— Спасибо, что не забываете меня, сироту, — учтиво произнёс Денгиль. Он, казалось, уже давно пребывал в рядах и теперь лишь выдвинулся на передний план, став рядом со своей кукен: чернопламенный Бахр в поводу, Тергата за поясом. Подмигнул чуть оторопевшему юноше и в свою очередь спел:
«Их оженить предоставляем вам,
Но хрен их знает, по какой там вере;
Она из папства прыгнула в ислам,
А он в противной поступил манере».
— Мы и так ведь наперекрест обручились, — ответила Кардинена, сходя с седла садясь в седло коня-дракона. — Обменялись ныне лошадьми и оружием. Не так важно, у кого раньше было чьё, муженёк.
— Паве нет смысла рядиться в вороньи перья, — ответил он негромко. — Не зови ни себя, ни меня больше никакими именами, и я тебя не буду: ты выше их всех, моя джан.
А позади смыкался невиданный строй, и уже можно было обернуться — увидеть коричневые плащи, и седые волчьи шкуры, наброшенные пастью на головы, и блеск волшебной брони.
«И всё же, братья, кровь из старых ран
Крепит союз надёжнее печати;
Пусть крепкой петлей стянут весь Динан
И ввек не размыкают тех объятий».
— Что, друже Тэйн, достойны мы сразиться с тобой и твоим войском за первенство? Довольно тебе от нас почёта?
— Довольно, — донеслось спереди, и Тэйнрелл отделился от переднего ряда: как и прежде, косат и рыж, чёрный плащ на плечах, капюшон небрежно накинут на голову. — Только вот незадача: истомились мои дети в ожидании. Лошади на месте не стоят, гарцуют как бешеные, кархи ёрзают в ножнах, а люди вперёд меня в сечу рвутся. Даже моя тройка бывших рабов и святош. Не сыграть ли нам на то, какое войско первым сделает шаг навстречу противнику? А под чью руку оно пойдет после битвы — само решится.
— Что же — принято, старый друг. Сегодня хороший день для смерти!
И оба военачальника выступили друг другу навстречу. Сверкнули и зазвенели клинки.
Сорди не видел дальнейшего, потому что ряды подтолкнули его вперёд, спереди тоже накатилась волна. Оба строя нарушились — каждый искал себе поединщика и каждый впал в яростное беспамятство. Он пробивался сквозь толпу, рубил направо и налево: его уже не однажды ранили, однако голову пока удавалось уберечь. А в крови звенела последняя строфа бесконечной литании, что пришла неизвестно откуда:
«Достойные, чтоб быть у вас в чести,
Пройдя путем разгульным и суровым,
В земле уснули мы, чтобы взойти
Под белым — снежным — кружевным покровом».
Потом сразу всё оборвалось, как чёрно-белая лента в неисправном проекторе. Сорди стоял по колено в снегу над мрачным обрывом: впереди виднелось что-то несколько более тёмное. Груда отсыревших веток? Он пригнулся, чтобы рассмотреть получше.
— Огонька бы ещё, — проворчал еле слышно.
С рукояти Стрелолиста — оттуда, где голова Змея прислонялась к его руке, — сорвалась шипящая искра и пала в неясную груду. В глубине сразу затеплилось, пламя резво разошлось по древесным косточкам, выплеснулось наружу — и затанцевало, как храмовая плясунья.
— Вот ты и зажёг свой костёр на Сентегире, — Даларн приподнялся на локте, отбросил в сторону длинный плащ. — Я уж по тебе соскучиться успел.
— Так это и есть он?
— Это и есть я, — рассмеялся белозубо. — Зачем мне отдельный мир, если в нём не будет тебя?
— Отдельный?
— Дурень, — слово прозвучало почти с той же интонацией, как у Карди. — Разве ты не понял, что вокруг этого костра начинается твоя собственная малая Вселенная? Твой джурт с очагом, чей дым уходит через крышу? Поэтому извне видно пылающее множество, а изнутри — лишь то, что сотворил ты сам. В этом заключается твоя работа и моя помощь в ней.
— Я думал, что попаду в рай, а не в пустыню.
— Сэрен, мы двое — уже не пустыня. По твоему слову будут появляться деревья, плодиться звери, постепенно подтянутся и люди — те, которые не в силах зажечь свой собственный огонь. Или те, кто любит без конца перелистывать, пересчитывать собой всё великое множество миров Аллаха. А насчет рая… Знаешь, что тебе скажу? Он остался внизу. Рай для тех, кто ищет любви и прочих кровавых столкновений.
— А то, что над нами вверху? Ну, в метафорическом верху, наверное.
— Царство возвышенных сущностей, отказавшихся от собственного «я». Лоно Божие для тех, кто изжил в себе всё земное. Прожжённый технарь вроде меня сравнил бы его с безопасным термоядерным котлом, что согревает бытие.
— Странно это и не очень уютно, правду говоря. Но как же — ина Та-Эль Кардинена обещала мне, что тоже сюда придёт.
— Значит, придёт. Что ей? Она вхожа во все миры. Она магистр.
© Copyright: Мудрая Татьяна Алексеевна, 2012
