Александр Юрин - Горизонты безумия
Какой бы непоколебимой ни была вера, всегда найдутся факты или события, которые смогут её подорвать. В случае с современным человечеством, одним из таких факторов оказался безудержный прогресс. Событием – стремление встать вровень с богом и заглянуть за грань. Человек новый не представлял, что именно ждёт его за горизонтом. Он понятия не имел, что может случиться после падения хотя бы одной из печатей. Он даже не задумывался о том, что явится из глубин космоса, когда переломится грань дозволенного. Однако тот факт, что ему развязали руки, неимоверно окрылял, заставляя позабыть страшные главы священного писания.
Подорогин вздохнул.
Он видел – все видели, – как у некоторых членов экипажа, по мере удаления от Земли, на шеях стали появляться цепочки и бечёвки. Что именно они поддерживали, никто не знал. Хотя догадывались все. А Грешник и вовсе умудрялся читать на вахте Библию. Камеры внутреннего наблюдения всё фиксировали, но судовой психолог оставался безучастным, потому что и сам усомнился в верности услышанных перед полётом догм. Молчал и капитан, методично фиксируя всё в свой журнал.
Людям хватило десяти лет полёта, чтобы снова поверить в Бога. Потому что чего-то другого попросту не оставалось. Видеописьма месяцами шли до Земли. Годами обратно. И хотя время на «Икаре» текло немного быстрее земного – ввиду релятивистских законов, – томительное ожидание весточки из дома казалось бесконечным... Как и распростершийся за обшивкой космос. Оттого-то и опустела исповедальня. Потому что космонавтам хватало и душевного мрака, а свет от далёкого Солнца уже давно не согревал.
Подорогин не знал, что привело его сегодня в исповедальню. Скорее всего, отчаяние. Осознание того, что обратного пути нет.
Понятие «исповедальня» ввёл Грешник – поначалу все смеялись и шутили... потом стало не до веселья, а название так и сохранилось. Космонавты приходили сюда, чтобы смотреть сначала на удаляющуюся Землю, потом на уменьшающееся Солнце и, наконец, на раскинувшийся повсюду мрак, мысленно представляя, что где-то там, за сотнями миллионов километров, осталась их прежняя жизнь. Жизнь, которой уже не вернуть.
Автономный модуль «Глаз» вращался вокруг обшивки на телескопическом манипуляторе, который позволял поддерживать скудную гравитацию в пределах от 0,25 до 0,55 же. Да, здесь можно было просто сидеть, наслаждаясь тем, как от головы на какое-то время отливает кровь. Лишняя кровь. Та, которая на Земле, под действием сил гравитации, должна питать кислородом органы и ткани, находящиеся ниже диафрагмы. В космосе же данная физиология нарушалась напрочь, отчего казалось, что голова наполнена жидким гелием и вот-вот лопнет, не снеся избыточного давления изнутри.
Подорогин потянулся, чувствуя, как скрипят от продолжительного бездействия сухожилия. За время полёта он сбросил половину своего веса. Кости тоже стали тоньше, поскольку не воспринимали прежней нагрузки. Складывалось впечатление, что надобность в скелете попросту отпала. А это означало лишь одно: даже если появится шанс вернуться обратно, пройтись по земной тверди у них не получится. Мать не примет дитя. Да и родной сын вряд ли признает в этом бледном призраке своего отца.
На правом запястье запищал таймер. Подорогин глянул на кристалл. В голубом мареве мерцали цифры: 22:00 – начало ночной вахты. Пора идти на мостик. Точнее уже давно нужно быть там. Хотя когда в напарниках Грешник, можно ни о чём не беспокоиться – у того на уме лишь Библия, и он даже рад, когда над ухом никто не дышит. Скорее всего, всё свободное время между вахтами Грешник проводит именно на этом самом месте, в исповедальне, глядя в бесконечность, вновь и вновь перелистывая страницы Вечного писания. Того самого, что прилюдно сожги на Земле за день до старта экспедиции, поверив в отсутствие запретов.
- Как реактор? – сразу же спросил Подорогин, опустив приветствие – последние года полтора он ни с кем не здоровался и не прощался. Какой смысл, когда никто и никуда не уходит? Более того, просто бесит. Но Грешник не бесил, он был привычным объектом интерьера, с которым можно поговорить ни о чём, не опасаясь того, что тот вдруг полезет в душу.
Грешник неопределённо покрутил запястьем – как ребенок, немо сообщающий родителю: всё более-менее. Мысленно он пребывал далеко. В евангелиях, стихах, главах. За чертой рационального, в дебрях священных канонов и молитв.
Подорогин склонился над монитором бортового компьютера. Окно программы управления полётом было развёрнуто на весь экран. Пароли, авторизация, права доступа – давно отошли на второй план. Смены просто менялись, как на земле сменяются дневные сутки, времена года, эпохи. Капитан и тут закрывал глаза на проступки подчинённых. На финише пути ему было всё равно – как и всем остальным, – потому что он так же, как и все знал: такой, какой видел Землю прежде, он её больше не увидит. Возможно, увидит в некоем ином свете или ракурсе, но это будет совсем не то. Блеклая подделка, пустышка, обман зрения – оно не стоит и пяди плодоносной земли, что легла бы на грудь после смерти.
Реактор был в норме. Уже на протяжении четырёх с половиной лет показатели на экране монитора практически не менялись. Именно столько «Икар» летел по инерции, используя энергию гравитации Юпитера, с выключенной термоядерной установкой, в режиме строжайшей экономии топлива. Вакуумные ловушки водорода были переполнены – межпланетник копил силы для решающего рывка. Рывка в неизвестность.
Подорогин скользнул в кресло штурмана навигации – и впрямь как бесплотный дух, – пристегнулся ремнём, глянул на составленные дневной сменой графики.
- Что-то Кустовой опять намудрил, – сказал он, проверяя расчёты. – Даёт десять месяцев полёта и объясняет это отсутствием водорода в окружающем нас пространстве – якобы, близко невидимое сверхмассивное тело.
Грешник оторвался от чтения. Сказал, не смотря на Подорогина:
- У тебя на сей счёт другое мнение?
- Не мнение, а факт.
Грешник присвистнул.
- Ловушки исчерпали доступный лимит, – подождав, сказал Подорогин. – Неужели так сложно свериться с другими показателями или спросить? Водорода за бортом – в избытке, насколько может быть в этой части Солнечной системы. Просто накопители полны.
Грешник всё же обернулся. Хотя лучше бы сидел, как прежде. Его лицо расплылось в безумной улыбке, похожей на оскал мертвеца.
- Ты хочешь сказать, что осталось не десять месяцев полёта, а больше?.. Хм... А теперь сам подумай: смог бы ты это повторить остальным? – Грешник снова умолк, думая о чём-то своём. – Люди стали мало общаться. Простой разговор всё чаще перерастает в склоку. Все ненавидят друг друга, разве ты не видишь этого?
- Это всё из-за неопределённости.
- Зато как они все сюда рвались.
- А ты разве нет?
- Я лишь хотел посмотреть, чем всё закончится.
- И как, доволен?
Грешник качнул головой.
- Всё только начинается.
Подорогин уставился в иллюминатор наружного обзора. Седна повисла точно по курсу. Кровавое семя, так похожее на бьющееся во мраке сердце.
- Как думаешь, что случится, когда падут печати? – Голос Грешника почему-то дрогнул.
- О каких печатях ты говоришь?
- О тех самых, что прописаны в заповедях... и законах божиих.
- Мне кажется, ты наиболее осведомлён в данном вопросе, нежели я.
- Хотелось бы услышать мнение дилетанта.
- Почему ты веришь во всё это?
- А во что ещё верить, когда вокруг вечная ночь? И обозлённые демоны под маской живой плоти...
- Уповать на чудо тоже опрометчиво.
- А я и не надеюсь на чудо. Скорее, на избавление. Похоже, мы слишком далеко зашли в своём стремлении познать непознанное.
- О чём ты?
Грешник помолчал. Потом всё же ответил:
- Не просто же так Он установил на Земле печати.
- Ты о боге? – Подорогин опасливо огляделся; он знал, что все разговоры на мостике записываются.
Хотя... Какая разница? Особенно теперь.
- Знаешь, кем была Седна при жизни? – вдруг спросил Грешник.
Подорогин лишь отрицательно мотнул головой.
- В эскимосской мифологии, Седна – великий дух, возможно, богиня, хозяйка морских животных, особенно млекопитающих. Согласно преданиям, живёт в Адливуне, эскимосском царстве мёртвых, и управляет им. Часто является мифической создательницей или разрушительницей всего сущего, – Грешник вздохнул. – Согласно одному из мифов, Седна, подобно ундине, была дочерью бога-создателя Ангуты и его женой. Она была такой большой и прожорливой, что ела всё, что находила в родительском доме, и даже сгрызла одну из рук отца, пока тот спал. Улавливаешь, к чему это я?.. Согласно же другим версиям мифа, она взяла себе в мужья пса. После инцидента Ангута так рассердился, что выбросил её из каноэ. Седна уцепилась за борт, но Ангута отрубил её пальцы один за другим. Она утонула и попала в царство мёртвых, став владычицей глубоководных чудовищ, а её огромные пальцы стали тюленями, морскими львами и китами, на которых охотятся эскимосы... Хотя мне больше по душе миф, который утверждает, будто бы Седна была красивой, целомудренной девушкой, обманом завлечённой замуж злобным птичьим духом. Когда отец попытался спасти её, дух разозлился и вызвал ужасный шторм, угрожавший погубить людей отца. В отчаянии тот бросил дочь в бушующее море. Ничто не напоминает?
