Мир Сатаны - Андерсон Пол Уильям

— Разве вы не пытались проверить? Почему бы не оставить кого-нибудь в городах, в засаде, чтобы увидеть?

— Нет. Кто же отказался бы от похода в Священный Город, на каком бы то ни было основании?

— Гм. Можно было бы хотя бы оставить автоматические камеры. Но я могу узнать это позже. Что за горные обезьяны?

— Всеядные, часто охотятся за дичью, чтобы питаться. Они передвигаются стаями.

— Я думаю, что для зверей хватило бы запертой двери и решетки окна. А вы разве не держите роботов-охранников?

— Ну, предполагается, что зверь может быть полуразумным. Как мог он быть найден на стольких островах, если никогда не переплывал на бревне?

— Это могло произойти случайно. Или, может, острова — это остатки первого континента. Когда-то в геологическом прошлом то там, то здесь должны были быть какие-то перемычки.

— Что ж, возможно, — неохотно ответила она. — Но если, предположим, горная обезьяна довольно хитра для работы. Понимаешь, чтобы причинить неприятности, необязательно, чтобы это происходило часто. А если она уже умеет пользоваться орудиями, которые могут ломать и поднимать, как рычаг. Не думаю, что кто-то серьезно, по-настоящему когда-либо исследовал ее привычки. Она обычно держится далеко. Только общины, которые расположены недалеко от края большого леса, как Инстар, видели бродячую стаю. Не забывай, нас только десять миллионов, разбросанных по планете. Она слишком велика, чтобы мы могли знать все.

Сейчас она казалась совершенно спокойной. Ее взгляд обошел долину, поднялся по бурому ручью к небу, к высматривающей добычу птице. Она улыбнулась.

— И правильно, что мир таков, — сказала она. — Разве ты хотел бы жить там, где нет никаких тайн и ничего не покорено.

— Нет, — согласился Ворон. — Думаю, потому-то люди и полетели к звездам.

— И должны все время искать дальше, истощая планеты, — сказала Эльфави с состраданием, смешанным с оттенком презрения. — Мы сохранили существующие границы.

— Мне нравится такое отношение, — сказал Ворон. — Но я не вижу никакого смысла в том, чтобы оставлять активную угрозу на свободе. Мы исследуем дело с горной обезьяной, и если она окажется причиной ваших бед, мы быстро найдем способ справиться с этой тварью.

Эльфави открыла рот. Она уставилась на него ничего не видящими глазами.

— Нет, — задохнулась она. — Вы не будете их уничтожать!

— Э-э-м… верно, вы посчитали бы это аморальным, не так ли? Очень хорошо, пусть этот вид живет. Но он может быть истреблен в населенных районах.

— Что? — она вырвала свои руки из его рук.

— Нет, подожди, — запротестовал Ворон. — Я же знаю, что у вас здесь нет этой ерунды о священности жизни. Вы ловите рыбу, охотитесь, бьете домашний скот не ради забавы, а по экономическим соображениям. Тогда какая же разница в этом случае?

— Обезьяны могут быть разумны!

— На очень низком уровне, может быть. Я бы не стал беспокоиться из-за этого. Но если вы так щепетильны, то я думаю, что их можно просто оглушить и перевезти всех по воздуху куда-нибудь на далекое плато или еще куда-нибудь. Уверен, они бы не были очень уж против.

— Перестань, — она приподнялась. Через плотно облегающую тунику, на обнаженных, золотистых от солнца руках и ногах Толтека мог увидеть, как она вся напряжена. — Неужели ты не можешь понять? Ночные Лица должны быть!

— Ну, ну, успокойся, — проговорил Ворон, протягивая руку. — Я только предложил…

— Оставь меня!

Она вскочила и побежала по тропе, почти коснувшись Толтеки, но в слезах не заметив его.

Ворон выругался — скорее горько, чем зло, — и двинулся за ней. «Это уже чересчур», — в порыве раздражения подумал Толтека и шагнул вперед.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Ворон плавно остановился.

— Ты долго слушал? — по-тигриному рыкнул он.

— Достаточно. Я слышал, как она попросила тебя оставить ее. Так что оставь.

Некоторое время они стояли друг против друга. Черная фигура Ворона была вся в пятнах света и тени. Легкий ветер доносил брызги водопада до лица Толтеки. Он ощущал их холод на своих губах, но в носу стоял запах, похожий на запах крови. «Если он бросится, я выстрелю. Выстрелю».

Ворон сделал глубокий выдох. Тяжелые плечи его заметно опустились.

— Думаю, это самое лучшее, — сказал он и отвернувшись уставился на реку.

Такое быстрое окончание сцены было подобно тому, как если бы рухнула стена, на которую оперся Толтека. Он с ужасом понял, что все это время рука его лежала на рукоятке пистолета, и отдернул ее. «Айлем! Что это со мной?»

«Что произошло бы, если…» — Ему потребовалось все его мужество, чтобы не убежать.

Ворон распрямился.

— Твое рыцарское негодование делает тебе честь, — саркастически произнес он. — Но уверяю тебя, я всего лишь старался, чтобы она не оказалась убитой в одну прекрасную фестивальную ночь.

Все еще потрясенный, Толтека ухватился за возможность сгладить ситуацию.

— Я знаю, — сказал он, — но нужно щадить чувствительность людей. Разные культуры имеют черт-те какие странности.

— Угу.

— Ты когда-нибудь слышал, почему не состоялась торговля с Ориллионом, почему туда больше никто не летает? Казалось, это был один из наиболее перспективных среди изолированных миров, которые нам встречались. Честные, теплосердечные люди. Настолько теплосердечные, что возможно мы смогли бы иметь с ними дело, если бы не продолжали все время отказываться от их предложений личной дружбы… которая включала гомосексуальные отношения. Мы даже не могли им объяснить, почему это не годится.

— Да, я слышал об этом случае.

— Нельзя врываться в жизнь людей — самую важную ее часть — подобно артиллерийскому снаряду. Это имеет корни в самой глубине подсознания. Сами люди не могут логически думать об этом. Предположим, я подвергнул сомнению честь твоего отца. Ты бы, наверное, убил бы меня. Но если бы ты сказал что-нибудь в этом роде мне, я бы не обиделся до такой степени, чтобы пойти на убийство.

Ворон снова смотрел ему в лицо, приподняв одну бровь.

— Ну, а какие же тогда чувствительные места у тебя? — спросил он сухо.

— А? Ну, как — семья, наверное, даже если эти отношения не так сильны, как для лохланнцев. Моя планета. Демократическое правительство. Не то, чтобы я против обсуждения всего этого, споров об этом. Я не верю в драку, если только нет прямой физической угрозы. И я могу допустить возможность того, что мои понятия совершенно неверны. Конечно нет ничего, что не может быть улучшено.

— Самоуправляющийся человек, — проговорил Ворон. — Жаль мне тебя.

И поспешно продолжил:

— Но на Гвидионе есть что-то опасное, особенно во время так называемого Бейля. Я узнал, что считается, что все это из-за некоего животного, горной обезьяны. У тебя есть какая-нибудь информация об этой твари?

— Н-нет. В большинстве языков «обезьяна» обозначает более или менее человекоподобное животное, весьма сообразительное, хотя и не имеющее орудий и настоящей речи. Этот вид распространен на террестоидных планетах — параллельная эволюция.

— Я знаю. — Ворон принял какое-то решение. — Послушай, ты согласишься, что нужно принимать меры хотя бы для безопасности персонала базы. Позже мы можем позаботиться о том, как это сделать, не оскорбляя местных предрассудков. Но сначала нам надо узнать в чем состоит практическая проблема. Могли ли обезьяны и вправду все разрушить? Эльфави в этом вопросе была настолько нерациональной, что я просто не могу поверить ей или любому другому гвидионцу. Придется разобраться самому. Ты как-то упоминал, что подолгу охотился в лесах нескольких планет. И я думаю, что ты лучше, чем я можешь выспросить у людей, особенно когда дело касается их больных мест. Так что не мог бы ты осторожно разузнать, как выглядят следы этой обезьяны и так далее? Потом, если получится мы можем и сами пойти и посмотреть. Договорились?

Глава 8

Следов не было до тех пор, пока отряд не перешел через перевал и не спустился в лес на противоположном склоне. И там молодой Беодаг, который по профессии был лесником, обнаружил следы и показал их Толтеке и Ворону. Тропа была видна достаточно четко — примятая трава, обломанные ветки, разрытая земля, там где они вырывали клубни и разрывали норы грызунов.