Паргелион (СИ) - Тормент Аня

Аматей поднял крышку, и девочка заметила, что руки у него маленькие, пухлые, с ямочками и небольшими детскими ногтями. Выглядел он как простак, но что-то, особенно если заглянуть ему в глаза, заставляло думать, что этот кругляш не так прост. Дара принялась рассматривать, что было в ящике, и среди камешков, необычных статуэток, ракушек из кварцитиана и предметов непонятного назначения она отметила небольшие полупрозрачные кубики со скруглёнными краями, по разным сторонам которых были искусно выгравированы различные знаки или рисунки. Она выудила один из них и посмотрела на свет.

— Что это? — Дара прищурилась, пытаясь рассмотреть гравировки в тусклом свете.

— Ах, это? Это лары.

— Лары?

— Да. Одна из ходовых валют Меркурия. — Он поглядел на девочку, удивлённый её незнанием. — Неужели ты никогда таких не видела?

— Нет. А что за рисунки по краям?

— Важные для города символы. Люди, представители разных гильдий. Даже члены совета, хотя они не любят размещать свои лица на чём попало.

— Возьму эту.

— Ну, если ты больше ничего не хочешь… тогда пусть будет тебе во всем удача, пока хранишь эту лару. Дай-ка мне взглянуть, что там. — Аматей взял кубик и внимательно рассмотрел, стараясь поймать блики от костра на свету. — Так, тут у нас главная башня… Тут, кажется, северный мост… Тут главное здание гильдии магиков, всегда думал, что оно невероятно впечатляющее, может быть, даже самое впечатляющее во всем городе.

— Аматей! Друг мой!

— Эси, ах ты засранец!

Мужчины крепко обнялись, причём худенький и хрупкий повар, казалось, полностью утоп в широких объятиях толстячка. Дара, отойдя от обнимающихся приятелей, увидела пересекающую поляну Лизу с красным от злости лицом и взглядом, готовым испепелить всякого, кто к ней подойдёт. Взяв себя в руки и натянув улыбку, Лиза направилась в эпицентр празднества, где всё ещё не прекращала блистать Гесса.

Дара, махнув Аматею, хотя тот, увлечённый беседой, кажется, этого не заметил, направилась прямо туда, откуда выскочила Лиза, и

обнаружила там прислонившегося к дереву Тео, который сидел, обхватив голову рукой.

— Эй, ты чего это?

Дара положила ладонь на его трясущееся плечо.

— Из-за лманга?

Тео поднял голову и посмотрел на неё. Грустно, отрешённо, и тихо ответил:

— Да. И нет. Из-за всего сразу.

Дара уселась рядом с ним.

— Из-за неё, да? Не волнуйся, я ведь уже давно заметила. Это видно, как ты на неё смотришь.

— Что ж… от этого мне ещё более стыдно.

— По-моему, стыдиться тут нечего.

— А я думаю, есть чего. Есть. — Тео ожесточённо потёр ладонями щёки и провёл рукой по волосам, убирая падающие на лицо пряди. — Я и так достаточно унизился, навязывая себя и свою любовь человеку, которому это вообще не надо.

— Может, она передумает?

— О, это вряд ли. И мне стыдно. Стыдно так унижаться. Стыдно от того, как я при этом выгляжу. Так, как будто сам ничего не стою. Сам не могу ценить себя. Но знаешь, что самое ужасное? Что я вообще ничего не могу с этим поделать. Словно не владею собой.

— Может, потом тебе станет легче?

Тео криво улыбнулся.

— Да, наверное. Уже стало. Не так больно, как тогда. А тогда… тогда мне казалось, будто пресс надавил мне на грудь так сильно, что слёзы текли сами собой. Мне казалось, что я просто лягу и умру прямо сейчас. Никогда не испытывал такой боли.

Дара молча слушала его.

— Я думал, что это никогда не закончится. Но легче и правда стало, хотя порой всё равно накатывало. А сегодня… сегодня мне вдруг захотелось всё окончательно прояснить. Чтобы понять, чтобы убедить самого себя, что мне не на что надеяться.

— А она? Что сказала?

— Говорит, сейчас ей не до того, чтобы о чём-то таком думать. Но, кажется, она хотела сказать — ни сейчас, ни потом.

— Мне жаль.

— Да… желаю тебе никогда такого не пережить… Но знаешь, с другой стороны, если бы мне предложили отмотать назад, сделать всё по-другому… я бы не стал. Оставил бы так, как было. Часто мы просто лежали голова к голове, и я, зная, что она может прочитать все мои мысли, рисовал в своей голове самые прекрасные картины, на какие только был способен. И я чувствовал, как она становится счастливой, когда я представляю себе огонь пламенеющего заката, и удивительных животных, бредущих по берегу моря, и пляж с белым песком, где кроме нас нет и не было никого. Я делал всё это живым для неё. И тогда мне казалось, что стоит приложить ещё немного усилий, и я смогу перенести нас на этот пляж, и в долину, и в любое место, какое представлю. Я чувствовал себя почти всесильным. Она давала мне эту силу, понимаешь?

Дара кивнула.

— Но… Что, если дело не в ней? А это всё был ты сам.

— Да, только после того раза ничего подобного не случалось. И тем более ничего не выходило, когда я пробовал один.

Дара обняла его за плечи и прислонилась головой к его голове.

— Бедный Тео. Аматей думает, что ты расстроился из-за лманга.

Тео слабо улыбнулся, и Дара уже посчитала это добрым знаком.

— Ты давно его знаешь?

— Аматея? С тех самых пор, как оказался здесь.

Толпа сгущалась в центре поляны. Живая, яркая, она пропускала через себя волны смеха и радости, чьего-то разочарования, чьей-то потери или страха — всё слилось и смешалось в одно бурлящее нечто, в живой организм, где каждый есть продолжение другого. И Дара, ощутив себя частью этого, встроилась в общий поток.

Гесса, оказавшись на небольшом возвышении, сделала жест рукой, призывающий к тишине. Все смотрели на неё, все любовались ею, все готовы были слушать каждое слово, что она скажет.

— Мои любимые друзья, мои ученики, мои дети. — Она улыбнулась и обвела всех вокруг долгим взглядом. — Я рада, что мы сегодня, так же, как и каждый год, отмечаем великий праздник жизни. Я счастлива разделить с вами это чудо в ту ночь, когда максимально проявлена великая сила, которая даёт жизнь всему вокруг, здесь и в других мирах. Теперь у нас всё будет очень хорошо, всё будет правильно. Каждый уникален, в каждом есть то, что мы называем феноменом, потому что такими сделала нас эта великая сила. Она говорит, что, если что-то появилось, этому должно быть место. Любому живому существу, рождённому ею, есть место на этой земле. Это её великий и самый первый закон, который появился у истоков мироздания, и мы, её дети, будем исполнять этот закон.

Гесса вскинула руки, как будто обращаясь к лесу.

— Где искать её? Она — во всём живом вокруг нас. Наша великая мать называлась многими именами. Она была праматерью Кибелой, окружённой красными жрицами, великой Астартой, Артемидой, Деметрой, трёхликой Гекатой, Ладо, полной света обоих светил, змееногой Тиа, свободолюбивой Фрейей, Исидой, матерью богов, Геей, древней матерью титанов. Она была везде и всегда, потому что без неё ничего не было и не может быть. Многообразие и великая сила жизни да здравствует!

Гесса подняла бокал и сделала несколько глотков.

— Будем же праздновать этот великий праздник жизни и зажжём тысячи огней!

Костры, подкормленные неведомыми чарами, вспыхнули с удвоенной силой. Все вскрикнули, ахнули, зашумели от восторга, заплясали на их лицах яркие всполохи.

— Будем же веселиться сегодня! Забудем о наших горестях в эту волшебную ночь! Сегодня каждый станет самим собой, каждый проявит свою истинную природу! Не бойтесь ничего! Веселитесь!

Послышался стук тимпанов — вот они, барабанщики с раскрашенными лицами, снова чуть погасли и вспыхнули огни. Одна за одной стали появляться в центре танцующие фигуры. Они двигались под сложный, завораживающий ритм, который своим рисунком поднимал из глубин естества что-то древнее, первобытное, тёмное и забытое. Фигуры закружились в танце, то соединяясь, то разделяясь. Их поблескивающая в свете огней одежда создавала иллюзию вечного, непрекращающегося движения. Все вокруг стали двигаться, соединяясь с ритмом, заворожённо глядя на танцующих. Вдруг музыка внезапно стихла, и танцующие замерли в, казалось бы, спонтанном движении. И в тишине, тихо и незаметно, но всё больше нарастая, проснулся новый ритм. Постепенно, двигая только рукой или ногой, танцоры начали соединяться с ритмом, сливаясь и пропуская его через себя, как будто прорастало в них что-то сильное и великое, чему нет ни преград, ни запретов, яркое, прекрасное. Дара, которая никогда не видела ничего подобного, отдалась происходящему всецело. Полузакрыв глаза, она медленно двигалась в такт этому ритму, как будто чувствуя дыхание вселенной, как будто ощущая в себе великую силу, исходящую из глубин земли.