Алексей Доронин - Чёрный день
Не так много стоила жизнь одного, когда гибла вся страна. Это можно было сравнить с гиперинфляцией, когда вчера считали рублями, а сегодня за целый мешок ассигнаций не купишь и буханки хлеба, поэтому ими можно топить печку.
Они вычёркивали погибших и обречённых тысячами — домами, улицами, целыми районами. Они хоронили не только мёртвых, но и временно живых.
Это произошло во время очередной поисковой операции. У Чернышёвой это был шестой по счёту выход на поверхность. Сами того не замечая, они начали считать их, как военные лётчики — боевые вылеты.
К концу второй недели поисковая кампания начала сворачиваться. Если раньше на выездах находилось одновременно до пяти групп, то теперь убежище не покидало больше одной за раз. Только три кита материального обеспечения — продовольствие, ГСМ и медикаменты — продолжали сохранять актуальность.
Именно за лекарствами они и отправились. Нет, антисептики и перевязочный материал в медпункте ещё не подходили к концу. Больше того, имелся приличный запас их, который даже при самом интенсивном использовании можно было растянуть на три месяца. Просто в голове у высшего руководства убежища наконец-то забрезжила мысль, что даже эти сроки могут оказаться заниженными.
Ещё на вторые сутки из медучреждений района было вывезено всё, что удалось разыскать в полуразрушенных и частично выгоревших зданиях. Теперь приходилось расширять зону поисков. Была выбрана городская травматологическая больница на улице Раздольной. Риск, безусловно, присутствовал. Этот район находился далеко за пределами разведанной области, километрах в семи от убежища, если считать по прямой. Причём самая короткая дорога туда была пересечена красными крестами заторов пять раз. К тому же с каждым днём поступало всё больше сообщений о нападениях на поисковые группы. А если от больницы остались одни головешки, то риск будет к тому же бессмысленным. Но попробовать стоило.
И Машенька вызвалась. Она и так при каждой возможности меняла относительный комфорт медпункта на ледяной ад мёртвого города. Возможно, из-за того, что рутинная работа в медпункте была не менее страшна, чем рейды по поверхности, и требовала не меньших нервных затрат. Особенно после приказа о «последнем лекарстве».
Начальник отдела ГО обычной автобазы стал новатором. Он первым на территории бывшего СССР легализовал эвтаназию для смертельно больных. Конечно, это избавляло обречённых от страданий, а остальных — от обузы. Но была ещё одна причина. Хоть все и знают, что лучевая болезнь не заразна, но, ослабляя иммунитет, она делает человека лакомым кусочком для любой инфекции — от насморка до конго-крымской лихорадки. И чем больше в палате медпункта будет таких больных, тем выше вероятность, что в нём вспыхнет эпидемия, которая затем выплеснется за его пределы. А в почти антисанитарных условиях убежища и при недостатке лекарств даже не очень страшное заболевание может выкосить многих.
Да, это было гуманно и рационально. Но в душе у девушки зрел глухой протест, который становился всё сильнее с каждой такой процедурой. Не против Сергея Борисовича — его она винить не стала бы никогда, прекрасно зная, что этот шаг чуть не стоил ему инфаркта. Винить можно было разве что войну и тех уродов, которые были за неё в ответе.
Но если следовать этой логике, то в таком укольчике нуждался каждый из них. Ведь все они были в некотором роде безнадёжными пациентами. Сегодня лекарство от жизни должны были дать двум мальчуганам, трёх и пяти лет. У их отца, привлечённого для какой-то чёрной работы наверху, хватило ума притащить своим пятикилограмовый пакет муки из супермаркета.
И всё бы ничего, если бы кто-то до него уже не распечатал этот пакет. Один Бог мог сказать, сколько дряни впитала в себя мука первого сорта за ту неделю, что магазин стоял с разбитыми витринами, продуваемый ветром насквозь.
Конечно, его домашние недоедали. Но разве это повод заставить их угасать в течение трёх дней, сгорая в страшной лихорадке? И оправдаться обычным «я не знал» этот недоумок не мог. Ещё с третьего дня на каждой стене в главном коридоре висели плакаты, на которых очень подробно, с иллюстрациями, рассказывалось про радиацию и защиту от неё. Это многократно дублировалось уроками, которые вёл для всех укрываемых сам Сергей Борисович. Он объяснял им всё максимально доступным языком, гораздо более простым, чем в школе.
Это смог бы понять и умственно отсталый ребёнок, но взрослый тридцатилетний мужик не понял и потерял семью. Его надо было бы расстрелять, но майор решил, что лучшим наказанием для незадачливого поисковика будет жизнь, но за пределами убежища. Его выставили за порог, не дав взять с собой даже личных вещей.
В этот раз коллеги мягко намекали Маше, что пришла её очередь брать шприц со смертельной дозой. Потому что все, кроме неё, это уже делали.
Клофелин, адельфан, азалептин… В уколах для тех, кто уже потерял сознание и не сможет проглотить. В уколах и для тех, кто не захочет. Но для детей дошкольного возраста лучше всего в таблетках: «Скушай витаминку». Те, кто постарше, догадаются — по выражению лица, по дрожанию рук медработника или санитарки. Взрослый тоже догадается, но, скорее всего, не откажется от лёгкой смерти.
Она понимала этих измученных «врачей-убийц». Знала, что дело не в извращённой круговой поруке. Просто кому охота прибавлять к своему грузу на сердце лишние тонны? Понимала, но ничего не могла поделать. Кому-то из дружного коллектива медпункта придётся испить эту чашу вместо неё. Чтобы не участвовать в том, что ей казалось казнью, она отправилась бы даже в пекло. Но сегодня у неё имелся прекрасный повод — вылазка на поверхность.
Как будто сама судьба подбросила ей этот шанс не брать грех на душу. Так уж вышло, что место назначения девушка знала, как свои пять пальцев. Именно там она проходила практику всего год назад. Всё лучше, чем давать ни в чём не повинному ребёнку «последнее лекарство».
Возражений её кандидатура не встретила. Маша была чуть ли не единственной женщиной в поверхностных звеньях, но к тому моменту успела хорошо себя зарекомендовать. Немаловажным было и то, что общее время её пребывания в очаге пока не зашкаливало за пределы допустимого.
Даже подвергая подчинённых смертельной опасности, Демьянов не считал себя вправе отправлять их на верную гибель. Поэтому он строго следил за соблюдением режимов радиационной защиты. В местах, где от треска в наушниках прибора можно было оглохнуть, работы велись короткими сменами, так, чтобы никто не находился в опасной зоне более получаса. Командирами звеньев скрупулёзно велись журналы облучения личного состава, куда дозиметристы заносили данные после каждой вылазки. Те, у кого суммарная доза за четыре дня превышала двести рентген, выбывали из состава этих подразделений практически бессрочно. Их можно было записывать в санитарные потери.
Увы, не уменьшались и потери боевые. Если в городской черте стало безлюдно, то пригороды просто кишели вооружёнными формированиями. Естественно, незаконными. Как будто бывают другие? Так что у майора голова болела не только о продовольственной безопасности, но и об обороноспособности. Слишком лакомым кусочком были их закрома для бродячей швали.
С большим трудом он вытряс из генерала Прохорова расположение всех складов мобилизационного резерва в районе и теперь планировал обеспечить убежище боевым оружием в достаточном количестве. Того, что успели спустить вниз ракетчики, прежде чем проспект превратился в море огня, хватало только на взвод. Да и ассортимент подкачал — ни крупнокалиберного пулемёта, ни гранатомёта, ручных гранат очень мало, всего пара десятков.
Демьянов знал, что рано или поздно проблема встанет в полный рост. Он хорошо видел контуры постъядерного мира, в котором право сильного заменит и отменит все остальные права. Майор догадывался, что как только пыль осядет — и в прямом, и в переносном смысле, — на поверхности развернётся настоящая война. Вернее, множество маленьких войн, в которых никто не будет прикрываться правами человека или исторической справедливостью. Они будут честными, эти войны. Племя против племени, за территорию, за рабов, за чистую воду и охотничьи угодья. За право жить, а не сдохнуть, в конце концов.
Они не смогут вечно отсиживаться в этой яме как кроты. Рано или поздно придётся выбираться, и вряд ли их встретят цветами. Пока на этом поприще были одни обидные неудачи. На месте ближайшего из складов оказалось воронка, а сам комплекс из нескольких зданий ангарного типа разметало по кирпичику. Должно быть, потрудились всё те же беспилотники или крылатые ракеты. А может, и диверсанты размялись, «грибники» из «Delta-force» или британского SAS с пластиковой взрывчаткой. Можно представить, как должно было громыхнуть, когда всё это добро сдетонировало. Скромненько так, на одну килотонну.
