Даниил Берг - Проект Каин. Адам
Вирус продолжал свое движение по стране, забираясь все дальше и дальше, как клещ забирается в тело своей жертвы.
9.Человек зашел в темный дворик и остановился. Его лица не было видно в сумерках, к тому же вся нижняя половина была скрыта испачканным шарфом, но, судя по наклону головы, он прислушивался. Вечерний воздух был сырым от постоянно идущего дождя, серебристой кисеей повисшим над городом, улицы пахли гарью и чем-то еще, едва уловимым: может быть дождем, а может быть сырыми углями.
Человек глухо чихнул в шарф, добавляя к темным пятнам на нем еще несколько. В темноте дворика послышался шелест, как будто этот едва слышный звук разбудил кого-то. Человек в шарфе посмотрел в ту сторону, едва заметно пожал плечами и пошел вперед. Он сделал несколько шагов, как снова послышался тот же призрачный звук — даже скорее намек на него. Человек снова остановился и кивнул, словно соглашаясь с чем-то, слышимым только ему одному.
— Присядь, приятель, — раздался сиплый голос.
Человек в шарфе подошел и посмотрел на развалившегося на скамейке немолодого мужчину в легкой брезентовой курточке. Не смотря на сумерки, на бледном лице человека чернильными пятнами выделялись солнцезащитные очки. Он насмешливо кривил тонкие губы, глядя снизу вверх на подошедшего.
— Присядь. В ногах правды нет, — он похлопал ладонью по влажному дереву скамейки, снова раздался тот же призрачный шелестящий звук, издаваемый курткой.
— Зачем ты говоришь? — поинтересовался вновь прибывший. Он по-прежнему стоял, глядя в темные линзы очков.
— А что мне, молчать?
Человек в шарфе покачал головой и тот, что сидел на скамейке вдруг поморщился и выпрямился. Он закашлялся, а потом громко чихнул.
— Не люблю это. Может и удобно, но я никогда не любил подобных штук.
— Никогда? Подобных? — переспросил собеседник. По его голосу было слышно, что он удивлен.
— Я имел ввиду, у меня всегда голова болела от этого, — сидящий на скамейке выразительным жестом указал на искривленный в двух местах нос.
— Ясно, — кивнул мужчина.
— Может, все-таки присядешь? — его лицо снова сморщилось. — Ну, нет так нет. Дело твое.
Он замолчал, поглядывая на человека в шарфе. Тот невозмутимо стоял перед ним, наклонив голову о чем-то размышляя. Мужчина на скамейке поерзал, устраиваясь поудобней, снова раздался шелест ползущей по песку змеи. Прошла минута, две, дождь пошел сильнее.
— Меня Василий зовут. Вася, — наконец не выдержал сидящий.
— Хорошо, — ответил человек в шарфе.
Василий с любопытством посмотрел на него.
— А зачем мы здесь, не знаешь?
Шарф склонил голову, раздумывая, стоит ли говорить, а потом все-таки, явно через силу, произнес:
— Надо решить, — он знал, что его собеседник непременно поинтересуется, что именно надо решить, поэтому неохотно добавил: — Решить, как нам быть дальше.
— Нам?
Шарф кивнул:
— Нам всем.
— Э-э… — Василий даже привстал от удивления. — Кому это — нам? Сюда что?..
Он не договорил, товарищ Шарф нетерпеливо покачал головой:
— Нет, все не нужны. Сейчас от них толку мало, сам знаешь. Хватит нас, первых, остальные просто пойдут следом.
Мужчина в очках откинулся назад.
— Жалко, что я не могу толком ничего разобрать… Ну, ты понимаешь.
— Да, жалко. Но мы будем говорить, если так надо. Нас слишком мало, чтобы позволить себе роскошь ошибиться.
— Это правильно, это… — он снова не договорил, в темноту двора зашел еще кто-то. Этот некто медленно шел по асфальту, стуча каблуками туфель. Василий встал со скамейки и замер рядом с гражданином Шарфом, прислушивающимся к клацающим звукам шагов. Звуки были неровными, рваными, как будто человек прихрамывал, и прихрамывал сильно. Василий снял очки, стараясь разобрать, кто еще к ним пожаловал, кто присоединился к их маленькому обществу тех, кто должен решить.
— Приветствую, друзья. Рад вас видеть.
Человек подошел к стоящим плечом к плечу Гражданину Очки и Гражданину Шарфу. Он вступил в круг бледного света, падающего от забранной сеткой лампы над подъездом. Василий судорожно втянул в себя воздух, когда взглянул на обезображенное лицо подошедшего.
— Что ж, я думаю, нас троих для начала хватит. Нам предстоит решить, как быть дальше с этим городом, друзья мои. В конце концов, кто, если не мы должны избавиться от этой заразы под названием люди?
И отец Ани ухмыльнулся обожженными губами.
10.Они начали действовать той же ночью, точнее, уже утром, около четырех часов 4 октября. Разговор и принятия решения заняли немного времени: все трое и так знали, что надо делать, необходимо было только обговорить мелкие детали и, по возможности, предусмотреть все, что могут предпринять против них военные. Но это мелочи, основное было понятно с самого начала.
Они разошлись в разные стороны из того дворика, направляясь от центра города к районам, расположившимся на окраинах. Они шли по улицам, пробирались по узким переулкам и дворам, отдавая безмолвные приказы всем, лежащим в своих постелях, мучающимся лихорадкой под названием «Каин». Дождь поутих, поднялся легкий, прохладный ветерок и это было им на руку. Лучшего утра для их целей и желать было нельзя.
Спустя четверть часа в одном из домов, что окружали маленький двор, где состоялась странная встреча, послышался шум, а затем дверь единственного подъезда скрипнула и приоткрылась. В темном проеме кто-то пошевелился, мгновение — и на улицу вывалился молодой человек. Он неуклюже взмахнул руками, удерживая равновесие: на какую-то короткую секунду показалось, что он все-таки упадет, но нет, ему далось удержаться на ногах. Парень шагнул вперед, равнодушно ступил в лужу босыми ногами, казалось, даже не заметив этого факта. Он остановился и, задрав голову, стал смотреть в небо, будто ожидая какого-то знака. Из подъезда за его спиной выходили все новые и новые люди, большинство из них были одеты явно не по погоде: создавалось ощущение, что многие вышли на улицу прямо из своих постелей. Ночные рубашки, майки, семейные трусы, пижамы сразу же намокали под дождем, но вышедшие этого не замечали — они все смотрели в небо пустыми глазами.
В каждом доме, в каждой подворотне, мимо которой проходили те трое, начиналось шевеление, и зараженные, повинуясь команде, которую давал им охваченный болезнью мозг, выходили на улицы, щуря свои белесые глаза на сумрачный утренний свет. Они собирались в группы, похожие в своих рваных, неровных из-за опухших суставов движениях на зомби из дешевых фильмов ужасов. Многие кашляли, отхаркивая на свою и чужую одежду капли больной крови, из-за чего их изможденный вид становился и вовсе жутким и неприглядным. Они толкались рядом друг с другом, ожидая, когда придет время выйти на улицы и начать делать все то, что им сказали. Почти все понимали (а если точнее, то им объяснили), что дальше продолжаться так не могло. Слишком невыносимым для них было соседство с теми, кем они больше не являлись. И кем никогда больше не станут.
Бывшие горожане собирались в стаи как своры голодных псов и стояли под дождем, ожидая, когда придет их время. Те немногие, кто еще не был болен, выглядывали из окон и тотчас прятались, пораженные и испуганные до глубины души зрелищем, что представало глазам. Они запирали двери на все замки (если еще не сделали этого раньше), забирались под одеяла с головами, как маленькие дети, и гадали, что же произойдет на улицах утром.
Время шло, солнце поднималось над горизонтом, где-то там, за тучами, а над городом разгоралась серая мрачная заря. Три фигуры шли по городу странным, петляющим маршрутом, стремясь охватить как можно большую площадь на своем пути. Они были бледными вестниками Апокалипсиса, и хотя их было всего трое, четвертый ожидал совсем неподалеку, сжимая в костлявых руках косу и готовясь собрать свою долю урожая с людей, как раньше, во время средневековых эпидемий. И что, что жертвы этой болезни будут убиты не только вирусом или бактерией, но и руками других? Какая разница, кто приготовил блюда на ужин, если они сделаны со вкусом и от них исходит сладкий аромат свежего мяса?
Наступало время, когда живот этого всадника будет набит сверх всякой меры.
Глава пятнадцатая
Человек вышел в зал международного аэропорта О'Хара в Чикаго. Одет он был не броско, можно даже сказать, нарочито просто и только знающий смог бы понять, что легкий, спортивного покроя костюм и солнцезащитные очки стоили не меньше пятисот долларов. В холеной, ухоженной руке мужчина сжимал ручку черного дипломата дорогой кожи.
Он посмотрел на стойки таможенного контроля, где уже собралась очередь. Поморщился, но все-таки встал следом за каким-то мужиком, от которого ощутимо и недвусмысленно несло вискарем. Наверняка напился на халяву в самолете, ничего удивительного. Большинство тех, кто первый раз летит в другую страну трансатлантическим рейсом, резонно полагают, что раз уж дают, то бери. И бери как можно больше.
