Виталий Саух - Город. Книга 1 (СИ)
Каждый новый шаг безжалостно вгонял в её стопы новые острые обломки, рассекал нежную плоть. Единственным утешением для Анфисы было то, что с каждым новым шагом, наполненным адской болью и невыносимым страданием, расстояние до дверей остаётся всё меньше и меньше. Теперь до неё в буквальном смысле уже было подать рукой, поэтому, собрав все свои силы в единый сгусток, содрогающийся при каждом шаге от новой вездесущей боли, Анфиса, разбрызгивая во все стороны капли крови, срывающиеся с пораненных ног, совершила финальный рывок и ввалилась в распахнутую дверь.
В то же самое мгновение, чья то рука, с распухшими суставами и сморщенной кожей в тёмных пигментных пятнах вперемежку со сгустками загустевшей крови, попыталась ухватить её за плечо.
* * *Едва Филипп наступал на левую ногу, его лицо искажала неподдельная гримаса боли и страдания.
В данный момент он, держась вблизи придорожных кустов, медленно крался по улице Лазо, идущей параллельно южной стороне «Кировского» парка. Тем не менее, если бы он очень сильно этого захотел, то у него вряд ли бы получилось двигаться быстрее чем сейчас. Похоже, что с ногой дела действительно обстояли весьма серьёзно, и только страх заставлял его продолжать двигаться, превозмогая боль и усталость. Сейчас он боялся так, как ещё никогда в своей жизни.
Он был напуган и шокирован сценой безжалостного убийства его друга. Собственное спасение на этом фоне выглядело лишь кратковременной, случайной заминкой. И это не давало ему возможности остановиться и передохнуть.
Пытаясь двигаться хотя бы немного быстрее, он вновь наталкивался на огненную стену боли. Для того чтобы не думать о ней он постарался занять свои мысли чем-нибудь другим, но из головы никак не выходила погоня и её абсолютно нелогичное завершение.
— Почему этот мужчина даже не попытался избавиться от своей жуткой ноши, как на его месте сделал бы любой другой человек? — размышлял Филипп.
Наверное, это действительно было бы применимо к нормальному человеку, но то, что видел Филипп до этого, говорило о том, что данный тип к таковым не относится, а раз так, то ожидать от него рациональных действий и поступков было бы непозволительной роскошью.
Однако, что-то в этом, логичном, на первый взгляд, умозаключении его самого не устраивало.
Прокручивая в памяти произошедшее, и многое другое в поведении незнакомца Филипп находил весьма и весьма странным. Но как бы он не старался, всё равно не смог бы вразумительно объяснить словами в чём именно заключается эта странность. Тем не менее, он точно знал то, что всё увиденное оставило в нём зыбкое ощущение несоответствия, словно мужчина этот был и не человек вовсе, а какое-то крайне враждебное неизвестное доселе существо в человеческом обличии.
Леденящие кровь захлёбывающиеся вопли послужили причиной того, что Филипп внезапно оборвал непрочную цепочку рассуждений и переключил всё своё внимание на происходящее сейчас в полусотне метров от него за стальной оградой парка.
Едва он услышал крик, как его ноги сами подкосились, и Филипп скованный леденящим ужасом опустился в придорожную канаву, наблюдая за тем, как несколько человек набросившихся на случайного прохожего, повалив его в траву, принялось разрывать его как свора обезумевших псов.
Если Филиппа не обманывало его довольно слабое зрение, то среди этих стремительных, гибких, несущих страшную смерть тел мелькнул тот же самый мужчина, который преследовал его всего несколько мгновений назад. Он не мог утверждать это с абсолютной уверенностью, так как для него всё происходящее было точно погружено в дымку, размыто, но если он был прав, то его недавнему преследователю, похоже, удалось освободиться от его жуткого «трофея».
Они управились со своей жертвой в считанные секунды, которые, вопреки показаниям секундомера, для Филиппа, беспомощно наблюдающего за сценой жестокого убийства, длились невыносимо (мучительно) долго. Однако, когда они наконец оторвались от бездыханного тела бесформенной тряпичной куклой раскинувшего в стороны окровавленные руки и ноги, то один из них, словно почувствовав незримое присутствие Филиппа, повернул голову в его сторону. На перемазанном кровью лице ясно читалось выражение настороженности дикого зверя. Этот человек сначала медленным шагом, а затем всё увереннее стал двигаться в сторону притаившегося в полусотне метров от этого места Филиппа. Вслед за ним, как по негласной команде двинулись все остальные.
Едва дыша, Филипп вжался всем телом в мокрую грязь, покрывающую дно канавы, но закрыть глаза и не смотреть на тех кто к нему приближается он просто не мог.
В сумбурном вихре из обрывков мыслей и образов, штурмовавших разгорячённое сознание Филиппа, он внезапно осознал то, что эти существа каким-то необъяснимым образом знали о его незримом присутствии. Как будто они почувствовали его ужас, так же естественно, как любое дикое животное остро чувствует запахи недоступные для обоняния человека.
Понимая, что с его повреждённой ногой он вряд ли сможет уйти от преследования, Филипп просто продолжал неподвижно лежать в грязной канаве, хотя абсолютно точно знал то, что ОНИ чувствуют его местонахождение. Его страх был столь велик, что сейчас он не имел никаких сил для того чтобы предпринять хотя бы вялые попытки для того чтобы бороться за свою жизнь.
На счёт случайного счастливого избавления у Филиппа, не единожды битого жизнью и твёрдо уверенного в том, что счастливые случайности (развязки в страшных, жутких историях) — удел детских сказок, не было никаких иллюзий, и всё на что сейчас он был способен — это тихо лежать и смотреть глазами, расширившимися от ужаса до предела, на тех кто намеревался бесцеремонно взять его жизнь.
Когда их разделяло около двадцати метров, Филипп находился на пике отчаяния. Его нервное напряжение в эту минуту было столь велико, что и дальше продолжать отчаянно цепляться за эту пугающую, безумную действительность Филипп был не в силах. Вот потому он позволил своему сознанию сорваться с этой неизмеримой вершины ужаса в необъятную бездну мрака.
* * *Окровавленный мужчина, с голым торсом и плотью разодранной на груди до самых рёбер, поблескивающих из потемневшего мяса, в нерешительности остановился, словно внезапно он лишился какого-то известного лишь ему одному ориентира, медленно закружился на месте, будто вновь пытаясь настроиться на необходимую волну или частоту, но похоже всё это было напрасно. Он так и не смог нащупать то, что искал.
Постояв в замешательстве ещё какое-то время, он бесцельно побрёл дальше. Одновременно с ним те же самые телодвижения совершали ещё несколько человек и тот у которого из груди торчал обломок ветки прошёл совсем рядом от того места, где в придорожной канаве, расположенной в непосредственной близи с металлическим забором, огораживающим парковый массив, неподвижно лежал человек, не обратив на него при этом ни малейшего внимания.
* * *Для того чтобы схватить Анфису ему не хватило всего нескольких миллиметров, и его пальцы всего лишь скользнули по ослепительно белой поверхности блузки, оставляя на атласной ткани грязные полосы.
Испытывая дикий ужас, который, тем не менее, придал ей немного сил, Анфиса вбежала в холл.
Тем не менее, как бы она не старалась, ей, вряд ли удалось оторваться от преследователя, если бы он буквально тут же не столкнулся в дверном проёме с ещё одним грузным мужчиной, тем самым закупорив вход на несколько секунд, которые позволили Анфисе успеть взбежать на второй этаж, оставляя позади себя кровавые отпечатки её истерзанных ног.
Конечно, Анфиса не могла рассчитывать на то, что эта заминка будет длиться вечно и должна была успеть сделать всё возможное, чтобы добраться до спасительных дверей в её отдел раньше НИХ. И, словно в подтверждение её опасений, внизу с грохотом полетели стёкла — в помещение с воем ворвалась ватага преследователей в пятнах почерневшей крови.
Однако, едва попав в помещение, преследователи вновь устроили свалку, преградив тем самым дорогу остальным. Анфиса просто не могла видеть, как те, кто вбегал со всего маха падали на каменный пол и тут же принимались жадно слизывать ещё горячую кровь, оставленную её израненными ногами.
Они, словно дикие животные, не имеющие никакого представления о гигиене, лакали пролитую кровь прямо с грязного бетона. При этом они обдирали губы и языки о шероховатую поверхность пола, рассекая их об бесчисленные осколки разбитого стекла, рассыпавшегося в радиусе нескольких метров. И точно так же как и животные, склонившиеся над добычей, они рычали на своих соперников, не желая делиться с ними пищей, всеми силами стараясь не подпускать их к кровавым отпечаткам. Какое-то время новые преследователи, словно волна, накатывалась на тех кто преградил им путь и разбивалась, как о прибрежные скалы, но затем неудержимый напор разбросал, смыл преграду.
