Побочный эффект - Панов Вадим Юрьевич
Непонимание.
Первые два часа Большой Московской Катастрофы — это полное непонимание происходящего и как результат — паника. Люди бросились по домам, ведь когда не знаешь, что делать, нужно спрятаться, а прятаться лучше всего в знакомом месте. Некоторые из тех, кто поспешил домой, до квартир не добежали. Или не доехали. Другие умерли в домах, заперевшись на все замки, и потом, когда всё закончилось, погребальные команды ещё долго обходили дома и вскрывали квартиры в поисках мёртвых тел. Но большинству удалось спастись. Они ещё не знали, что по Москве гуляет вирус — только догадывались. Не знали, что новый штамм передаётся воздушно-капельным путём. Ничего не понимали, включали новостные каналы и смотрели репортажи вперемешку с трансляциями блогеров и обычных людей, смотрели видео, снятое из окон, или сами стояли у окон, высматривая на опустевших улицах тех, кто закричит, начнёт молить о помощи, а потом упадёт и останется неподвижным. Потому что лекарства от разлома не существует. Таких видео было очень много, и смотрели их не только москвичи, но и весь мир — в ужасе. Смотрели, а потом машинально переводили взгляды на свои руки, пытаясь разглядеть следы приближающегося разлома: никто ведь не знал, что происходит в Москве, а когда не знаешь, обязательно примеряешь происходящее на свой город… На себя.
И лишь через два часа после смерти Ëрмурода Атаева всё стало понятнее. И страшнее. Через два часа военные доложили о завершении формирования карантинного кольца, и в Сети появилось обращение, подобного которому не было тридцать лет — со времён пандемии SAS.
— Граждане! Внимание! В Москве объявлен высший уровень биологической опасности. Выявлен штамм поражающего генофлекс вируса, передающийся воздушно-капельным путём. В городе объявляется бессрочный карантин. С шестнадцати часов сегодняшнего дня и вплоть до особого распоряжения вводится полный запрет на выезд из Москвы. Не пытайтесь покинуть город! Карантинные отряды будут открывать огонь на поражение. Доверяйте только официальным сообщениям. Выполняйте инструкции и приказы. Предпринимайте все рекомендуемые меры предосторожности…
* * *
— Оставайтесь в своих домах и квартирах. Сведите к минимуму контакты с окружающими. Используйте защитные маски или респираторы. Не выходите из дома без крайней необходимости!
Кравец убрал звук и посмотрел на Джереми Янга, директора московского бюро Департамента биологической безопасности:
— Это серьёзно?
— Абсолютно серьёзно, — подтвердил Янг.
— Такие меры принимаются при угрозе вируса, распространяемого воздушно-капельным путём, — заметила сидящая рядом с Кравецом Альбертина. — А ты говорил, что он передаётся только через кровь.
— Первый штамм передавался исключительно через кровь. Теперь вирус мутировал. — Янг выдержал паузу. — Или террористы запустили следующую версию.
— Зачем, в таком случае, они показали первый штамм? — не поняла Альбертина. — Привлечь наше внимание?
— Глупость какая-то, — проворчал Кравец.
— Поймаем того, кто всё это устроил — узнаем, — пообещал Янг.
— А вы поймаете?
Вопрос повис в воздухе.
— Джереми, расскажи, что происходит? — попросила Альбертина, которая не хотела ни смущать, ни раздражать директора бюро. — В первую очередь меня интересует возможность покинуть город.
— Нет, — качнул головой Янг.
— Нет? — прищурился Кравец. — Что значит «нет»?
Он не понимал, как можно в данном случае услышать «нет» — ведь речь шла о жизни и смерти.
— У меня есть чёткие инструкции, — твёрдо ответил директор бюро. — Только в случае крайней необходимости.
— Инструкции на наш счёт? — уточнила Альбертина.
— Они боятся, — объяснил Янг, и так ответил на вопрос. — Они очень сильно испугались и никого не выпустят из Москвы. Во всяком случае, в ближайшее время.
— Так вот почему я ни до кого не могу дозвониться. — Кравец выругался. — Уроды.
Янг оставил заявление владельца «General Genetics» без комментариев.
— В таком случае, давайте обсудим безопасность зоны Би-3, — предложила Альбертина.
— Введён в действие план «Крепость», — тут же ответил Янг. — Охрана удвоена, все сотрудники зоны, включая моих людей и служащих корпораций, находятся здесь. Покидать территорию им запрещено.
— А их семьи?
— Тоже здесь.
— Тебе не плевать на их семьи? — удивился Кравец.
— Защищать своих детей они будут с большей яростью, чем нас с тобой, — улыбнулась Альбертина.
Янг кивнул, показывая, что полностью согласен с выводом молодой женщины. Кравец же на мгновение поджал губы, но сдержался и тут же спросил:
— Будем защищать весь лес?
— Мы не можем позволить себе распылять силы, — ответил директор бюро. — Въездной КПП работает, но в случае возникновения проблем сотрудники отступят без дополнительного приказа. Территорию мы контролируем с помощью беспилотников, но в целом сосредоточимся на охране собственно зоны. Внешнее ограждение под напряжением, а также я распорядился поднять вторую стену… — У нас и такая есть?
— Она находится позади основной и превращает три корпоративные башни в единую цитадель. Не волнуйтесь, господа, в Би-3 вы в полной безопасности. Запасов хватит минимум на месяц. В самом же крайнем случае…
— Мы улетим, — закончил за него Кравец.
— Совершенно верно. — Янг даже в лице не изменился.
— Спасибо, Джереми. Не знаю, как Альбертину, но меня вы успокоили.
Последнюю фразу Кравец произнёс тоном «а теперь — до свидания», и понятливый Янг поднялся с кресла.
— У меня масса дел, господа, с вашего позволения, я откланяюсь.
— Конечно.
Кравец проводил директора бюро взглядом, а когда за ним захлопнулась дверь, резко повернулся к молодой женщине:
— Твоих рук дело?
— Эдди? — Альбертина ответила Кравецу изумлённым взглядом. — С чего ты взял?
— Ты хочешь оказаться за столом и…
— Эдди, я хочу оказаться за столом, а не сломать его, — перебила Кравеца женщина. — Ты действительно не видишь разницы?
— Я вижу разницу, но знаю, что ты готова на всё!
— Объясни, пожалуйста, потому что я не поспеваю за ходом твоих мыслей. — Альбертина добавила к ответу выразительный взгляд. — И, пожалуйста, налей себе чего-нибудь крепкого — тебе нужно успокоить нервы.
Несколько секунд Кравец тяжело смотрел на молодую женщину, затем поднялся, подошёл к бару, налил в бокал коньяка, но возвращаться в кресло не стал. Сделал большой глоток и, вновь переведя взгляд на Альбертину, бросил:
— Вирус обрушит рынок!
— Объясни, пожалуйста, как это у него получится?
— Пожалуйста! Вирус бьёт по генофлексу, вызывая разлом. Как следствие, возникает чудовищная паника… В общемировом масштабе…
Он замолчал. Она не мешала ему думать. Он налил себе ещё коньяка. Она улыбнулась.
— Что мне в тебе всегда нравилось, Эдди, так это твоя эмоциональность. Большинство наших друзей чересчур прагматичны, холодны, но ты сначала чувствуешь и только потом думаешь. Многие считают это недостатком, но именно это меня в тебе привлекает. Это делает тебя настоящим, Эдди. Живым.
— А ты что-нибудь чувствуешь? — глухо спросил Кравец.
— К тебе?
— Да.
— Я только что об этом сказала, милый, налей мне, пожалуйста, белого вина. — Альбертина удобнее устроилась в кресле. — Да, ты прав, сначала все запаникуют. Возможно, учинят какие-нибудь бунты и погромы, сопровождаемые грабежами и насилием — им нужно будет выплеснуть свой страх. А затем все успокоятся и вернутся в биотерминалы, потому что не могут отказаться от генофлекса. Эдди, я думала, ты это понимаешь: никто не может отказаться от генофлекса, даже мы с тобой. Пандемию никто не отменял, SAS продолжает блуждать по свету, и если мы прекратим принимать генофлекс, то начнём подыхать от анафилактического шока. Генофлекс — это наш воздух, мы дышим им и в хорошую погоду, и во время урагана, пыльной бури, грозы, торнадо и прочих неприятностей, потому что если мы не будем дышать — мы умрём. Если мы перестанем принимать генофлекс — мы умрём. Другими словами, милый, этот рынок невозможно обрушить.