Паргелион (СИ) - Тормент Аня
— Элиаз? Нет, никого с этим именем нет.
Дара кивнула.
Когда они возвращались, заморосил дождь, который постепенно превратился в ливень. Они побежали, стараясь не уронить таз, до ближайшей постройки и стояли там, озябшие от сырости, наблюдая, как падают с неба потоки воды. Эти потоки несли их в будущее с неудержимой скоростью, они дарили надежду, они размывали все борозды, оставленные судьбой, и залечивали раны. И тогда, под протекающей крышей, глядя на улыбающегося мальчика-сиоба, который приглаживал мокрые кудри, Дара приняла своё решение.
Глава двенадцатая. Кайро
Жизнь в Кайро, а точнее, её монотонность, очень способствовала тому, чтобы исключить из своего внимания всё прошлое и будущее и сосредоточиться только на настоящем моменте. Для достижения этого очень желанного порой состояния необходимо, чтобы происходящее разделилось на фрагменты, которые лучше никак не связывать меж собой. Состояние это позволяло не думать — не только о прошлом, о котором Даре не хотелось вспоминать, не только о будущем, которое было слишком туманно и неопределённо, чтобы тратить время на предположения о нём, но даже и о том, что происходило сегодня утром. Быть в состоянии «здесь и сейчас» означало просто наблюдать, фиксировать всё вокруг, но никак не рассуждать и не оценивать. Ничего не было хорошо или плохо — всё оставалось таким, каким было, потому что ничего другого она будто бы никогда и не знала.
Сама Дара не сознавала этого, она просто жила день за днём. Комнату, которую ей отвели в подземном городе, девочка приняла как должное, как будто именно такая комната и была для неё самой подходящей. Располагалась она в северном крыле, тогда как большая часть народу проживала в западном, где помещения были лучше и просторней, и в них часто можно было поселиться вдвоём или втроём. К тому же именно там присутствовали все удобства, такие как водопровод, хоть и работающий с перебоями, ванные и даже небольшой бассейн. Тем не менее Дара была рада, что оказалась вдали от общественной жизни и к тому же одна занимала всю комнату. Её новое жилище было относительно небольшим и вмещало в себя кровать из тёмного дерева, небольшой стол овальной формы, маленький шкаф и несколько полок. На полу лежал потёртый красный коврик с узорами, изображающими оленей и медведей. Стены в комнате были серыми, с заметной фактурой, и чуть поблескивали на свету. Потолочное окно, такое же, как и в остальных комнатах первого этажа, отодвигалось и, наоборот, задвигалось при касании маленькой прямоугольной панели, встроенной в стену. Тут же была и другая панель, которая включала или выключала несколько светильников, озаряющих комнату мягким тёплым светом.
Ей нравилось новое жилище, очень нравилось. Привыкнув в деревне к гораздо более спартанским условиям, она нимало не беспокоилась о том, что в комнате нет собственного туалета, и не находила трудным посещать санузел, расположенный в том же крыле. Ванную она принимала там же, и там же чистила свои вещи. И никогда не закрывала потолочное окно, чтобы, ложась в постель, могла смотреть на звезды. Комната же, до этого пустая и одинокая, казалась тёплой и уютной и хранила её скромные сокровища: Киев резной лук, любимый нож и ещё один, взятый у братьев, жука, украденного в «Орионе», — то есть нет, позаимствованного, — который нашёл свой новый приют на стол, и даже летал иногда, когда Дара проводила ему пальцем по брюшку, колчан со стрелами и сумку Кривозубого.
Монотонность. Каждый день по утрам один и тот же сладко-жгучий вкус мятной пасты, выдавленной из маленького тюбика, всего капля, ведь до следующего месяца она больше не получит. Вот её отправляют чистить конюшни, а она не имеет ничего против — ей всегда так нравились лошади. Вот она сгребает навоз и таскает сено, а потом отчищает сапоги от грязи, но это ничего, она привыкла к тяжёлой работе. Вот помогает на кухне и берётся разделывать тушки, причем так умело, что все одобрительно кивают и хвалят её, особенно Эси, которому приглянулась эта беловолосая диковатая девчонка, и он угощает её пирогом с ягодами. Вкус пирога кажется ей таким восхитительным, что ради этого стоило бы разделать ещё десяток туш и пропитаться насквозь запахом крови, который потом неделю не смоется. Вот она чистит площадку для занятий перед приходом остальных и наблюдает, как прорастает сквозь прошлогодние листья зелёная трава. А потом смотрит, как занимаются другие, и видит: Тео кивает ей и улыбается, Алис подмигивает и морщит нос, высокомерная желтоглазая Лиза не удостаивает её взглядом. Но Дару это вовсе не беспокоит.
Вот она выезжает на площадку, когда та пустует, чтобы потренировать Матильду, на которую никто не посягнул — возможно, потому, что так сказал им Айвис. Она держится на роботе всё лучше и лучше и не падает, когда пантера выполняет свой самый долгий прыжок, и гладит её по белой шее, как будто та живая, а робот подмигивает голубыми огоньками глаз. А вокруг собираются зрители, которые только за один шанс прокатиться на Матильде стали бы её лучшими друзьями. И обе они, робот и девочка, ждут, когда смогут наконец пробежаться по пустошам за городом, когда смогут увидеть расцветающие там цветы.
Вот она снова помогает Тео кормить его чешуйчатого друга, и тот узнает её и радуется ей, а она гладит его по длинной толстой шее, удивляясь, что такие создания вообще существуют на свете.
Так всё и шло, монотонно, однообразно, каждый день работа так изматывала её, что она засыпала, не успев обдумать происходящее. Так оно и продолжалось, пока не стало привычным, пока не стало казаться, что был в её жизни только Кайро, только это место, странное, суровое, беспокойное. И лишь по ночам, когда одни звезды могли наблюдать за ней, в снах, которые она запрещала себе видеть, она снова возвращалась в свою деревню и говорила с братом, снова видела, как Ава стоит у дерева, зажмурив глаза, снова ненавидела Яниса, снова смотрела в затянутые тьмой глаза Фриды и наблюдала, как в них отражается то, иное, исходящее из червоточины. Снова вспыхивали и гасли вокруг неё мерцающие частицы, стоило ей только прикоснуться к кристаллу, снова она ощущала, как льется в руки обжигающая сила, как она проходит сквозь тело. Снова и снова, до самого рассвета. Но лучше было не помнить снов.
Так всё и продолжалось, пока не распустилась наконец молодая листва и не стало тепло. Весенним утром Дара, как она делала уже некоторое время, вышла тренироваться в стрельбе из лука. С помощью Тео удалось организовать небольшое стрельбище, вдалеке от популярных маршрутов. Щиты, сбитые из досок, которые в обилии валялись на одном из складов, он снабдил аккуратно выведенными красной краской мишенями. Сегодня Эси освободил Дару от её утренних дел, которые касались чистки огромных сковород. Обычно все, в чьи обязанности входило обслуживание и содержание кухни, избегали этих сковород как только могли, но Дара, не выказывая неудовольствия, вооружалась скребком и методично отдирала пригоревший жир и остатки пищи. Такое безропотное приятие грязной работы вызвало ещё большее расположение заведующего кухней. Дара ссылалась на богатый прошлый опыт, когда мать заставляла её отчищать котелки песком, только не упоминала о том, как она возмущалась и ругалась на всю деревню во время этого неблагодарного занятия. И Эси не обязательно было знать, что такое нудное дело нравилось ей по большей части тем, что спустя пару часов голова становилась абсолютно пустой от всяких мыслей. А порой эффекта хватало даже на то, чтобы освободиться и от снов.
Работа на кухне позволила Даре получить и ещё одно важное преимущество: возможность наблюдать за приходящими в Рай, когда они не видят. Так она составила для себя довольно объёмный портрет жителей Кайро, замечая странности их внешности, строения лицевых костей и глаз, а иногда — отличия кожи и конечностей. Наблюдать в открытую она бы не рискнула. И всё же, когда Дара попадалась им на глаза или натыкалась на кого-то в коридоре, она замечала на себе заинтересованные, равнодушные или даже презрительные взгляды. Иногда она слышала, как они обсуждают её или делают непонятные жесты руками с той целью, чтобы новая девчонка что-то прочла между строк. Дара обычно делала вид, что не понимает, и отворачивалась, после чего следовал беззлобный смех. Кейра, девчушка с переливчатыми глазами, которые она умела расширить так, что они буквально занимали половину её небольшого лица, объясняла Даре: ребята просто проверяют её, потому что не знают, стоит ли относиться к ней как к своей. К слову сказать, после того, как Дара прокатила девчонку на Матильде, та возомнила себя её младшей сестрой и вообще не отходила бы от новенькой, если бы только та позволила. Дара не разрешала крутиться рядом постоянно, потому что Кейра была уж слишком разговорчивой, но всё же не прогоняла девчонку, которая бывала очень милой, да и порой её болтовня могла оказаться полезной — нужно же было откуда-то черпать сведения о жизни вокруг. Что думать обо всей этой жизни, о сиобах и о происходящем, она пока не знала. Но ясно было одно: тут никто не приносит в жертву младенцев — это она уточнила специально — и не трясётся от страха перед Эйо. Мало того, никто и понятия о нём не имеет. А это уже может сделать её пребывание здесь вполне сносным.
