Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля
— Осторожнее! — прохрипел Михаил при виде буроватой слизи на ступенях. — Еще один где-то здесь.
Второго жаберника они застали врасплох на чердаке. Тварь висела на стене и строила гнездо из пузырьков воздуха, которые она обволакивала слюной и клеила один к другому. Заметив людей, монстр ощерился, жуткие когти скрежетнули по остаткам штукатурки. Жаберник приготовился нападать. Софья взглянула сперва на разряженный арбалет, после на мутанта, в упор.
— Посмотри на нас, мразь! — шепнула обессиленная девушка, а Михаил криво усмехнулся. — Мы прошли тысячу километров по отравленной и выжженной земле. Мы сражались с десятками твоих собратьев. Мы пережили голод и осаду морян в Новой Одессе. А только что прикончили летучую смерть одной-единственной стрелой. Ты правда все еще хочешь попробовать? Серьезно?
Неизвестно, что подействовало: действительно ли до жаберника дошел смысл простых слов, или же тварь испугалась Травмы в руке разведчицы. Он как-то съежился и с хлюпаньем отполз в дальний темный угол, давая людям возможность пройти. Еще пять шагов, четыре, три… Последняя хлипкая дверь распахнулась и радостные солнечные лучи залили полутемный чердак.
* * *— Знаете что, — сказал в одном неформальном разговоре генерал Ольшанский много-много дней спустя, когда история невероятного путешествия стала достоянием всего Метрограда. — Знаете, что я думаю?
Двое замерли в почтительном молчании, не смея перебивать живую легенду. Генерал откашлялся и продолжил:
— Этот летучий ублюдок-веспертил был вашей наградой. Проявлением высшей справедливости, — он выдержал паузу, на лице Софьи появилось выражение любопытства и недоверия, Михаил был куда сдержаннее. — Да, и не надо смотреть на меня так, девочка. Тебя, Первый, наградили за то, что готовился пожертвовать собой ради нее. А тебя, — кивнул Третьей, — за то, что жертву не приняла…
— Как думаешь, это он всерьез? — обеспокоенно спросила Софья, едва они вышли из кабинета. — Что-то в философию ударился, я от него раньше такого не слышала. Стареет, наверное…
— Не знаю. Не верю я ни в какую справедливость, Тройка, — подумав, ответил ей напарник. — Знаю только, что иногда нужно верить, просто и безоговорочно верить в лучшее и цепляться за эту веру зубами и когтями. И тогда это лучшее обязательно произойдет.
Девушка с улыбкой кивнула ему и отправилась в оружейную — ей предстояло очередное дежурство в только что отстроенном «Северном».
Михаил Перешивкин
Годовщина
Слава Горохов медленно расплылся в улыбке, неспешно потянулся и открыл глаза. Сквозь щели в стене в комнату проникал свет со станции. Оставленная на ночь свеча давно погасла и превратилась в застывший комок воска. Еще раз потянувшись, электрик повернулся на правый бок. Справа от него лежала жена, с головой накрытая теплым одеялом, и мужчине не хотелось тревожить ее сон. Горохов тихонько откинул в сторону одеяло и беззвучно встал с кровати. Дойдя на цыпочках до стула, на котором была аккуратно сложена его рабочая одежда, Слава быстро натянул ее и направился к выходу. Остановившись на пороге, мужчина оглянулся и, не выдержав, так же на цыпочках прокрался обратно к постели. Легко коснулся губами скрытого под одеялом плеча и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь.
Уверенно выйдя из туннеля, в крохотном подсобном помещении которого ютилась семья Гороховых, Слава поднялся на платформу Тульской, приветливо здороваясь со всеми прохожими. Губы электрика то и дело расплывались в улыбке, кажущейся особенно необычной среди сосредоточенных, хмурых обитателей станции, спешащих на работу. Он уже предвкушал сегодняшний вечер, когда вернется с работы, и они, вместе с женой, отпразднуют очередную годовщину их совместной жизни. Трудной, опасной и наполненной лишениями, как и у почти всех обитателей Московского Метро, и все же — такой прекрасной!
Патроны в кармане спецовки негромко постукивали друг о друга, словно напоминали о том, что он до сих пор не купил Юле подарок. Но этот сладкий момент выбора Слава хотел оттянуть до окончания смены, чтобы весь день не искушать себя желанием помчаться домой и вручить его жене немедленно. Поэтому он лишь улыбался и тихонько напевал беззаботную песенку в такт этому негромкому стуку.
Дойдя до своего рабочего места — маленькой будки с торчащими из ее стены проводками и счетчиками, Горохов поздоровался с пожилым седовласым мужчиной — главным электриком станции Павлом Игнатьевичем Столяровым.
— Привет, Слав, — кивнул тот, отвечая на рукопожатие. — Там на двадцатом снова что-то закоротило. Ты бы сходил, глянул.
— О-о-о, опять мутанты, небось, весь кабель сожрали! — простонал Горохов. — Это теперь на весь день. — Он вытащил из небольшого шкафчика рюкзак с инструментами и старую, потертую каску метростроевца. — Слушай, Игнатьич, не в службу, а в дружбу: если Кеша заглянет, передай, чтоб книжку тут оставил, я ее вечерком заберу.
Нацепив каску и поправив рюкзак, Слава вышел из комнатки и, прихватив двух часовых, специально назначенных для охраны электриков в туннеле, отправился в одну из развилок, вдалеке которой виднелся одинокий огонек блокпоста.
* * *— Нет, ну ты прикинь, Игнатьич! Сожрали все, что смогли, даже телефонный кабель! Полный капец! Теперь, как пить дать, придется бригаду с Ганзы вызывать: у нас и материалов таких нет, чтобы все там залатать. Вот ведь проглоты, а! — Слава рассеянно жестикулировал и периодически поправлял каску.
Павел Игнатьевич внимательно слушал коллегу, изредка косясь на молодого парня, приехавшего с Ганзы по обмену.
— Слав, расслабься. Надо — значит, вызовем. Познакомься лучше — это Вася, прибыл к нам с Белорусской. Набираться, так сказать, житейского и профессионального опыта.
— Будем знакомы. Горохов, можно просто Слава, — электрик пожал Васе руку и улыбнулся, глядя гостю в глаза. Хорошие, светлые, честные глаза. Да и вообще Горохов был одним из немногих, кто даже в две тысячи тридцать третьем году верил, что на свете остались добрые и честные люди. А в людях он ошибался редко.
— Книжку твою Иннокентий занес, вон на столе лежит, — кивнул на верстак Столяров. — Только просил не трогать его закладки. — Павел Игнатьевич помолчал, а потом все же не утерпел и спросил: — Слушай, Горохов, а зачем тебе «Свадебные обряды и традиции народов мира»?
— Так у нас же с моей благоверной сегодня ровно пятнадцать лет брака… — с удовольствием поделился Слава и тут же поправился: — То есть — совместной жизни! А я, понимаешь, не знаю, как такая свадьба называется. Непорядок! Тэк-с… посмотрим… — он открыл истрепанную старую книгу без обложки и полистал. — Ага! Вот, нашел. Значит у нас «Хрустальная»? Ой, как нехорошо-то…
— Почему же? — удивился Вася.
— Да, понимаешь, традиция у нас с Юлькой такая: дарить друг другу подарки в соответствии с наименованием даты. А где я ей хрусталь возьму? И так в прошлом году агат не подарил, а в позапрошлом — ландыш. Опять небось обидится… Кстати, Игнатьич! Отпустил бы ты меня сегодня пораньше, мне ведь еще подарок выбирать…
Старик ничего не сказал, лишь сочувствующе вздохнул и махнул рукой. Слава улыбнулся и, положив рюкзак с каской на место, вышел из комнатки.
— Бедолага… — грустно вздохнул Столяров, когда за Гороховым закрылась дверь.
— Не переживайте вы так, — постарался утешить старика Вася. — Станция ведь у вас не бедная! Не может быть, чтобы на рынке ничего хрустального не нашлось. Да и супруга его тоже, если даже не найдет, должна бы войти в положение…
— Да не в этом дело. Понимаешь, Славка… Его как-то раз током в туннеле шибануло. Аккурат пятнадцать лет назад…
— И что? — через несколько минут молчания не выдержал любознательный стажер.
— Да то…
* * *Горохов торопился домой, держа в одной руке завернутый в старую газету кусок свинины, а в другой — небольшой хрустальный осколок, который ему удалось получить совершенно бесплатно. Казалось бы, кому на прилавке мог приглянуться бесформенный кусок хрусталя? И все же нашелся такой чудак. Продавщица сначала сильно удивилась, но после, узнав о причине интереса, отдала даром. Все-таки Слава редко ошибался в людях!
Тихонько приоткрыв дверцу комнаты, он заглянул внутрь. На столе уже стоял праздничный ужин, а в воздухе плыл запах ароматизированной свечи, которую супруги зажигали на каждую годовщину. Юля — такая же прекрасная, как и в первый день их встречи, в самом лучшем платье, сидела за столом.
— Привет, солнышко! Долго я сегодня, да? Извини, торопился, как мог. Ну, не сердись. Зато посмотри, что я тебе принес! Нравится?
Слава протянул на ладони подарок. Взгляд бездонных глаз Юли был полон любви и нежности.
* * *— … через неделю притащил на станцию какую-то девушку и сказал, что это его новая супруга.
