Виктор Гвор - Шурпа из двухвосток
— Не вздумай, — раздается тонкий детский голосок.
Детский-то он детский, но как-то не хочется спорить, уж больно много в нем железа. Да и второй голос не внушает оптимизма:
— Р-р-р.
Приглядываюсь. В глубине дома сидит худенький пацан лет тринадцати с арбалетом в руках. Арбалет направлен мне в живот. Между прочим, игрушка явно самодельная, но сделана классно, видно руку мастера. И держит парнишка его умело, дернуться я не успею. А у ног пацана песик. Среднеазиатская овчарка. Во всяком случае, похож. Очень крупный кобель, в холке сантиметров под восемьдесят. Тут уж точно не дернешься. Собственно, я и не собирался.
— Насколько я понимаю, вы спасли мне жизнь, — говорю я, обращаясь к обоим, — считаете, что я такая сволочь, что могу отплатить злом?
— Не знаю. Но пока посиди в спальнике. Ответишь на вопросы, там посмотрим…
— Твое право, хозяин. Задавай.
— Ты кто?
— Артем.
Молчит, ждет. Ладно, в конце концов, он спас мне жизнь.
— Бывший прапорщик в отставке. Русский. Наемник.
— Рус. Это хорошо. Что такое прапорщик? Что такое наемник?
Только тут до меня доходит: парнишка говорит по-русски! Причем, язык для него родной! Сюрприз такой, что даже не сразу врубаюсь в заданный вопрос. А надо бы: не знать, что такое прапорщик он еще может, но слово наемник знают все!
— Прапорщик — воинское звание. Наемник — э… нанимаюсь за деньги выполнять разную работу.
— Военный, — голос явно теплеет. — Как ты сюда попал?
— А где я?
— На Мутных.
Мутных? Что Мутных? До меня вдруг доходит. Мутные озера! «Продолжаем движение в направлении Мутных озер и альплагеря «Алаудин». Я всё-таки дошел до этих озер. Почти дошел. Кусок пути меня протащили. Вот этот пацан протащил. Тяжко же ему пришлось, во мне килограмм под сто!
— Ты не ответил!
— Через перевал. Восточный Казнок.
— Врешь! За перевалом никто не живет.
— Я не говорил, что я там живу. Я там прошел.
— Докажи.
— Там были записки. Они в моей горке.
— В чем?
— В куртке, — надо же, что такое «горка», он тоже не знает.
— Там были бумажки, но они размокли.
Доверие почти рядом. Напрягаю память.
— «Группа под руководством…», — дальше цитировать не приходится, пацан опускает арбалет. Фамилия ему явно знакома. Но слабость проскальзывает лишь на мгновение. Стрела опять смотрит мне в лицо.
— Ладно, не врешь. Куда ты шел? И зачем?
Первый критический. Сказать правду? Или? Блин, а ведь я их подставляю! Если за мной придут джигиты, то этого парнишку они не пожалеют. Его арбалет и даже алабай против автоматов — слабый козырь…
— Сколько я был в отключке?
— Почти два дня. Так зачем?
— За мной гнались бандиты. Прижали к горам. Пришлось уходить. Боюсь, что я тебя подставил, они могут прийти за мной следом.
— Я умею обращаться с шаками!
Непонятное слово, но смысл, кажется, ясен.
— Всё зависит от количества. Как тебя зовут?
— Санька.
— Ты знаешь, чьи записки были на перевалах?
— Папины.
— Значит, я обязан жизнью не только тебе, но и твоему отцу. Я привык возвращать долги. Может, ты позволишь хотя бы одеть штаны?
— Одевай, — он машет рукой, — только к пушке не дергайся. Впрочем, патронов в ней нет, — и без всякого перехода, — жрать хочешь?
Мальчик встает и протягивает мне котелок. И тут до меня доходит. Это не мальчик. Это девочка! Даже девушка, лет пятнадцати. Короткая стрижка, одежда свободного покроя, скрывающая фигуру, дочерна загоревшее лицо... А в хижине полумрак. Понятно, почему я ошибся. Но сейчас, когда она стоит ближе, ее выдают глаза. Нет, глазищи! Синие глазищи на пол-лица каждый. Молодая красивая девчонка, ростом метр шестьдесят и в сорок пять кило веса. Она притащила меня в кош?! Ничего себе!!!
Пробую варево. Бульон с кусочками мяса. Вкусно! Немного необычно, но вкусно. Девчонка присаживается напротив.
— Что за мясо?
— Шаки.
Секунду врубаюсь. Потом меня чуть не выворачивает.
— Люди?
— При чем тут люди? Шаки!
— Бандиты? Ты называла этим словом бандитов!
Санька непонимающе смотрит на меня несколько секунд, а потом заливается смехом. Не вижу ничего смешного, но понимаю… что ни хрена не понимаю, но похоже, ем не человечину!
Санька
Ой не могу! Ой, держите меня семеро! Он решил, что я его человеческим мясом кормлю! Ну, приколист! Это же надо! Вот ведь додумался! И где бы мы его брали? Надо все-таки ему объяснить.
Сквозь смех выдавливаю слова:
— Шаки — это одичавшие собаки. От слова «шакалы». Только для шакалов они великоваты, потому «шаки». На отары нападают. На нас наскочила стая четыре дня назад. Десять штук. Мы их убили, теперь в Лагере много мяса. Бульон не из них, у меня сушеное есть на случай болезни.
— А почему?..
— Бандитов здесь нет. Но старшие часто о них говорят. Называют «шакалами». Поэтому я их так и назвала. Мы немного иначе говорим, чем старшие. Многие слова сокращаем. И слова из таджа используем, а не только из руса. У нас же не только русы. Таджей много. И балты есть. Даже два франка и пять спанов!
— Кого?
— Испанцев, — выговариваю старательно, мне это слово всегда плохо давалось.
— Понял. Франки — французы, балты — литовцы какие-нибудь, таджи — и так понятно. А откуда вы вообще здесь взялись.
— Потом, ты ешь давай! Или тебя шаки не устраивают? Могу шурпу из двухвосток сварить!
— Из кого?!
— Из двухвосток. Насекомые такие, летом их здесь много, вот ими и питаемся на пастбищах. Голову и хвосты ядовитые обрубаем, а остальное варим. Потом процеживаем — панцири на зубах противно скрипят, а внутри уже ничего нет, всё выварилось…
Ох, не то я говорю, мой бравый военный опять с лица сбледнул. Чего-то в нашей кухне ему не нравится. Надо же, нежный какой! Шаков не ест!.. А нет, ест! Вот это другое дело. Даже вопросы опять задавать начал.
— То есть я сейчас ем собачатину?
— Ага!
— А чего вы баранов не едите? Или слово «отара» имеет другое значение?
— Почему другое? Баранина — зимой. А летом только детям. Если весь год баранину жрать, стада мигом кончатся.
— А если баран сам помрет?
— Какая разница? У нас шаки одного загрызли. Я шкуру сняла, вместе с мясом отправила в Лагерь, пусть детей накормят. И шаков туда же, у меня запас сушеных двухвосток есть… — Ой, это я зря, он к двухвосткам неровно дышит!
— Слушай, Саш! У меня были продукты в рюкзаке. Консервы, крупы, колбаса, даже сгущенка… Можно тебя угостить?
— Твои продукты — твое дело. Но меня кормить не надо. Если хочешь поделиться, в Лагерь отнеси, маленьким. Им надо разнообразно питаться. У нас круп очень мало. И старые они, еще дописцовых урожаев.
— Каких?
— Тех, что до Большого Писца были.
— Большой Писец — это ядерная война?
— Да, старшие иногда так называют, но чаще как все.
— А откуда вы здесь взялись?
— Тут лагерь был. Альпинистский. Когда Писец пришел, туда куча туристов и альпинистов собралась. Хотели вниз выбираться, на Равнины, но узнали, что по Душанбе тоже стукнули. Тогда дед сказал, что там такое начнется, без танков не прорваться, мол, таджи друг друга резать будут, а чужаков в первую голову. Решили здесь остаться. Не прямо здесь, в Лагере. А потом какие-то шаки двуногие Пасруд вырезали. Это кишлак такой внизу ущелья. Оттуда только Акрам вырвался, на лошади прискакал. Наши на помощь побежали. Шаков перебили. Тогда аксакалы пришли. Сказали: у таджей скот, у русов сила. Вместе выживем. Дед согласился.
— Подожди, насколько я понимаю, оружия у альпинистов не имелось. Как же они бандитов перебили?
— Не знаю. Мне тогда два года было. Только оружие — не главное. Сильнее тот, кто лучше думает. А после Пасруда и оружие появилось. Автоматы и пулеметы. Гранаты еще.
— Понятно. А дальше что?
— Дальше дорогу взорвали. Чтобы никто не проехал. Только сначала рейд вниз был. Много чего пригнали. Крупа до сих пор не кончилась. Правда, экономим сильно и выращиваем сами, но всё равно без того рейда плохо бы пришлось. Еще солярку привезли для дизелей. Но ее еще сильнее экономим. Брать негде.
— Погоди. Если вы тогда разжились нормальным оружием, то чего ты с арбалетом ходишь?
— Патронов мало. Старшие решили, что надо оставить их на случай, если шаки придут. Мы даже тренируемся без патронов. Я твою пушку не хуже своей знаю, но не стреляла ни разу.
— Ты ж в бою…
— Кто меня в бой пустит? Старшие будут воевать. Ладно. Теперь твоя очередь рассказывать!
А ты как хотел? Я тебя поразвлекала, пока ты мясо кушал, а теперь вперед, мне тоже много чего интересно!
Не отказывается, и говорит, вроде, искренне. Но непонятно всё, кроме двух вещей. Дед был прав, там все со всеми воюют. И еще, за этим Артемом сюда могут прийти люди, которые по его описанию, нам совсем не нужны. И опять же дед прав, придется воевать с людьми. Ничего другого и не ожидала, дед всегда прав!
