Николай Грошев - Дыра. Путь на ту сторону (СИ)
— Ну всё, Виталь, ну ужож ушли далеко и лес тут кругом, ни кто ж не свидит. Петь скажи иму.
— Виталь, а ведь и правда, далеко ж ушли-то. Давай пальнём по разу. Вон потому тополю, а?
Вот ведь угораздило связаться-то…, а с другой стороны, шоб и не пальнуть? Мы ж должны знать как оно стреляет-то. А то вдруг поломаны ружья, а мы и не знаем. Останавливаюся — думать буду.
— Виталь?
— Цыц вы, думати я.
Кивают бошками-то, губы надули важно, киват друг другу, тьфу ты…, лучше б по сторонам смотрели, а то ведь какой зомбя подберётси и всё, схарчит. Правда зомбей тут давно уж не видно, скорей уж кошаков, да псов этих злющих ждати надо. А зомбя всё, к дальним руинам ходити за ними теперь надобно. Эх, знал набольший какую пакостю удумать-то. За зомбями послал, етить его на месте, да шоб бежати не было куды. Чего ж он такой злючий-то? Вот знает же шо ни один мужик в Новом не могёт со мной сравниться. Да что там говорить! Петька и тот быстрее считай всех мужиков. Мы ж молодые, да холостые. Ну, это ещё пока, вот-вот на Любане женюся и всё, тож семейным буду. А так-то, пока холостой, ведь зомбя меня или вот Петьку погрызёт, дитёв некормленных, да вдов безутешных, не останется же. Да и погрызть нас у зомбей шансов мало. Это вот Федота они в открытом поле схарчат и не поморщатся, а мы-то — куды им, зомбям этим. Мы вот на неделе-то прошлой, с Сёмкой зомбей двух повстречали, и что? Одного порубали ножиками, а другой шустрый оказалси, ножи у нас с рук повыбивал — так мы ж убежали от него. До самого забора бёг за нами гад вонючай. Так там его мужики вилами до земли загвоздили, да ножиками и порубали. А вот Федот с батей моим, убежали бы? Не смогли бы они…, правда, батя у меня сильный, он бы наверное и так справился, без ножа и бежати не понадобилось бы. Хотя тут я пожалуй, вру. Зомбя ж здоровые, сильные, не смог бы батя его забороть-то. Ну, вот и получается — прав я, и старейшина прав. А набольший рогов бараньих ни сколько ни умнее…, ток не сказать бы случайно такое, а то ведь и ружьё отберёт и по хребтине чем тяжёлым даст. Он могёт, набольший он хоть и упрям як баран молодой, да шустрый и силушки у него хватит на меня-то.
— Ну так чего надумал Виталь?
— Эх, окаянные… — И вскидываю ружьё к плечу! Ёлки зелёны, шож тяжёлый-то такой? С рук выскальзыват, светится…, не, ну что светится оно так-то даж приятно, красиво как-то. А вот что тяжёлый то не хорошо. Иэх, во, так получшее, оно как бы повыше поднял и получшее. Ага, целимси, вон в тополёк тот. Ага, есть, теперь значит…, ах ты не православная бандурина, где ж у тебя тут курок-то? Хм, не под мои руки оно сделано. Плохо сделано. Ага, нащупал. И бааах!!!
Ох, как шваркнуло-то! Нук сбегаю-ка гляну чаго там получилось…, жуть.
— Виталь, силища-то в ружье кака!
Ага, чего тут скажешь, киваю, да глаза поди ж с полтину. Вон, как у Сёмки. Тополь-то толстенный, а дырень в ём терь с голову мою. И отдачи-то не было. Синька такая прыг и всё, дерево ажо насквозь, да треск-то какой злючий был! Вот бы фотохрафию сделати, да Любани показати — вона я какой! Дескать, не ток по сеновалу, с сенокосу прятатьси, а даж из такой штуковины страшной пальнуть и то не побоялси! Да и как ловко оно у меня вышло-то…
— Петька, а ну прекрати!
— Ну а чаго? Ты ж пальнул, вот и я разочек. — Мычит он блин горелый. Всю берёзку поиспортил, шо в глуши там, вдалёке росла. Сёмка тот не стреляет, не отошёл ещё, поплохело ему чаго-то или чаго он такой бледный-то стал.
— Сём, ты чаго?
— Да я это, ружьё какое, а? Зомбей им, да и по ногам-то целиться не нужно, так стреляй и всё.
Ага, это он кстати точно подметил. С такой-то силищей! Хм, а ведь так и любой мужик справится в Новом-то. Это сейчас лучшее нас ток Арсеньтий Пафнутьев стреляет, с шестой чучхонской войны он так стреляет, снайпером там служивым был — бабы говорят, а ежели вот всем такие ружья дать? Так и нас тогда не надо, на сенокос тогда нас всех. А неохота отчего-то. Не, так-то работящие мы все, да где ж там на сенокосе-то приключеньев до крови молодой, да кипучей, скати? Нету их там, картошка да пшено там есь, а приключениев нету. Эхехей…, не отдам ружьё! Никому не отдам, вот даже если кто стребовает — не отдам! Даж старейшине, даж набольшему, даж батьке!.. Правда с батькой-то оно не получится, отдам-не отдам, как гаркнет, да шлангом дасть по хребтине там всё отдашь шо есть…
Эх, оболтусы, я вот из-за них-то с поручением-то и не справлюси. Скок уже идём по энтому лесу? Да уж почитай день весь и идём. Вон, сонце как высоко…, или это оно чтот пониже стало, чего это с ним, а? Нук, Петька вон аж до пятого класу в школу сельску ходил, должон знать.
— Петька, сонце чего там, вниз вроде спало, аль так оно и было и поверху идёт?
— Сонце-то, а я почём знаю? — Вверх смотрит, щурится. Чаго щурится? Тут вон листья везде, не видно небу почти. Щурится он, прохфессор поселковый. И чего учился всё равно ж не умней меня. Правильно я всё-таки тогда батьке сказал: «Как хош батя, хоть шлангой потчуй, хоть есть не давай, а в школу больше не пойду и всё тут!». И не пошёл. Чаго я там забыл? Три класа — оно мне вот по самую макушку, а то и поболее.
— С зениту оно падаеть. На зорьку вечерню поспешает. — То Сёмка говорит. Правильно он говорит. Прав я, ниже оно стало, падает значит. А зомбей не видно. Да шож такое-то! В энтот лес мужики не ходили, тут зомбя где-то быть должны. Може прячутся где?
— Сёма, ты говорят, по лесу сему бегамши в прошлом годе?
— Угу, — головой кивает, правду значит говорят бабы-то. Сёмка до лесу этого ходил и в пурге потерялси. И не мужики нашли его, а сам он пришёл обратно по утру, а мужики его уже на опушке подобрали. — Тама заимка старая. Я до неё пришёл, ночевал там, от бурану запрятался.
— Нечаянно нашол-то?
— Ну так-то почти и нечаянно. — По дереву он кулачищем своим как хватил-то! Ух, силён Сёмка, ажно ветка поломалася, что на самом верху растёт. — Лесник видно там жил. По лесу на деревах метки есь. Я до бурану ещё заприметил. Антяресно стало, смотреть ходил, так в буран-то и попал. А куда ж по бурану, да до Нового-то? Далёко оно, да хладно кругом. Снегу много, околемши так и помрёшь, вот я на заимке той и схоронился…, вон, смори, на коре вон.
Ух, и правда, ножом видно, да давненько ужо, зарубку кто-то сделамши. Хитрая какая зарубка-то.
— Так тож стрелка путевая! — Петька изумляется значит. Так и я вот тоже изумляюсь, чего уж там. Знатный был лесник, хорошая зарубка. Ежели сам такие ставить не умеешь, да лесу не знаешь нипочём не догадаешьси, что стрелка путь сказывает. Ну, направление значит. Это нам туды…, или туды? Етит их зарубки энти…, а не, туды нам, правильно всё, туды. К сосновке той, с шишками. А потом-то куды? А, вон ещё зарубку видать. Ага, ну так оно и не сложно. Дойдём до заимки, значит.
— А зачем Виталь?
— Ну как зачем Петь? Зомбей нету? Нету. Мужики всех видати побили, а нам зомбя во как нужон! — По горлу ладонью веду, ну, значит, что сильно нам надо. Так они и сами понимают. Не принесём чего сказано, отберут ведь ружья-то. А жалко ведь и сену косить, спина отвалится, да мозоли злючие появются, вот. — На заимку зомбя какой блудящий може забрёл. А нету там, мож след где заприметим. По следу и дойдём до изверга энтого.
— Уф, умный ты Виталь. Правда, Петь? Умный он.
— Угу. — Головой сурьёзно так кивает — вот оно как! Конечно ж я умный! Петька вон сколько годов по школам своим ходил? А я вот сразу батьке сказал — не пойду и всё тут! И всё равно куды ему до интеллекту моёго. А я ж не спроста школу-то, того, бросил. Оно так-то хорошо всё, но вот говорить там иначе заставлять начали. Я так-то сразу понял — не всё там чисто. Не по православному всё. И землю у них не бог оказывается, у нехристей поганых, создал, а какой-то другой, вроде как тож бог, только с именем, Большой, значит-ся, Взрыв. Я ж тогда сразу смекнул — не правы они, ох не правы. Но так-то я б и смирилси, но чего ж они к речи-то моей цеплятьси стали? Все так у нас говоряти. Они б деда Телеграфа послушали — вот говорил так говорил! Ничё не понятно, чего он там говорил. Мы, пока не помер он, всей деревней бывало послушать ходили. А потом ещё неделю у нас и бабы и мужики спорили о том, чего Телеграф говорил. Чего уж там говорить-то, бабка его, Тракторина Ивановна, так и та порой понять не могла чаго дед её говорит-то. Во как. А они меня учити вздумали! Ишь, нехристи проклятые. Пусть они с фузикой своёй свиньев по выпасу праильно провести смогут, разов так пять, посморю я тогда на них, умных значит, с фузикой их. Ишь, тоже мне. А корову, да шоб бык её того, коровят малых ей сделал, да шоб корову-то при том не покалечил, смогёт их фузика или мутиматика пояснить, да так шоб вот хотя б Петька понял? Не смогёт, а потому не смогёт, что бесовщина то, не православное всё и человеку хорошему оно не надо. Потому как человеку хорошему, знать надобно как свиньев пасти, да как за коровятами, сиречь телятами, ухаживати праильно. А то помрёть с голоду-то человек-то и всё, никакие химии не помогут.
