Роберт Киркман - Ходячие Мертвецы: Восхождение Губернатора
— Папа? — Эйприл становится на колени с другой стороны от него, размещая крошечный дыхательный аппарат под его крючковатым носом.
— Папа, ты слышишь меня?
Дэвид Чалмерс продолжает молча задыхаться, задняя часть его горла издаёт болезненные кудахчущие звуки, как поцарапанная пластинка. Его веки, дряхлые и полупрозрачные, похожие на крылья мухи-подёнки, начинают дрожать. Тара лихорадочно обследует заднюю часть черепа, в поисках признаков травмы.
— Кровотечения нет, — говорит она. — Папочка?
Эйприл щупает его лоб. — Он как ледышка.
— Кислород поступает?
— В полном объёме.
— Папа? — Эйприл осторожно перемещает старика так, что он оказывается лежащим на спине, с кислородной трубкой через верхнюю губу.
Они опять бьют его по щекам.
— Папа? Папа? Папа, ты слышишь нас? Папа?
Старик закашливается, его веки дрожат. Он моргает. Он пытается вдохнуть полные легкие воздуха, но его неглубокое дыхание продвигается рывками по горлу. Он закатил глаза и, кажется, находится в полусознательном состоянии.
— Папа, посмотри на меня, — говорит Эйприл, ее рука нежно разворачивает его лицо к ней.
— Ты видишь меня?
— Давайте его на кровать, — предлагает Тара. — Ребята, Вы не против нам помочь?
Филип, Ник и Брайан шагают в комнату. Филип и Ник подхватывают старика с одной стороны, а Тара и Брайан — с другой, и на счет три, они осторожно поднимают его с пола и кладут на кровать, заставляя пружины скрипеть и подвешивая трубку с одной стороны.
Спустя несколько мгновений, они прочищают трубку, и укрывают старика одеялами. Только его бледное, осунувшееся лицо виднеется над простынями. Его глаза закрыты, его рот чуть приоткрыт, он дышит урывками, и это звучит как двигатель внутреннего сгорания, который отказывается работать исправно. Каждые несколько минут его веки трепещут и за ними проскальзывает мерцание, губы растягиваются в гримасе, но потом его лицо вновь провисает. Он всё ещё дышит… с трудом.
Тара и Эйприл сидят по обе стороны кровати, поглаживая долговязую фигуру под одеялом. Долгое время никто ничего не говорит. Но вполне вероятно, что думают они об одном и том же.
* * *— Вы думаете, что это инсульт? — тихо спрашивает Брайан несколько минут спустя, сидя у раздвижных стеклянных дверей.
— Не знаю, не знаю.
Эйприл расхаживает по гостиной и грызёт ногти, в то время как остальные в комнате наблюдают за ней. Тара в спальне, у кровати отца.
— Какие у него шансы, без медицинского ухода?
— А подобное уже случалось раньше?
— У него и раньше были проблемы с дыханием, но ничего подобного тому, что сейчас. — Эйприл останавливается. — Боже, я знала, что этот день когда-нибудь наступит.
Она утирает глаза, мокрые от слёз.
— У нас остался последний кислородный баллон.
Филип интересуется лечением.
— У нас есть его препараты, конечно же, но сейчас ему не станет от них лучше. Ему нужен врач. Старый упрямец продинамил последнее назначение месяц назад.
— Что у нас с медикаментами? — спрашивает ее Филип.
— Я не знаю, мы нашли кое-какую дрянь на верхнем этаже: антигистаминные и подобное дерьмо.
Эйприл делает несколько шагов.
— Мы достали пакеты первой помощи. Большое дело! Тут всё серьёзно. Я не знаю, что нам делать.
— Давайте успокоимся и доберемся до сути. — Филип вытирает рот. — Сейчас он мирно отдыхает, верно? Его дыхательные пути чистые. Вы никогда с подобным не сталкивались… возможно, он выздоровеет.
— А если нет? — Она замирает и смотрит на него. — Что если он не придёт в норму?
Филип встаёт и подходит к ней.
— Слушай. Мы должны сохранять ясность ума.
Он гладит её за плечи.
— Мы будем внимательно наблюдать за ним, мы что-нибудь вычислим. Он упрямый стреляный воробей.
— Он упрямый стреляный воробей, который умирает, — перечит Эйприл, и одинокая слеза катится по её щеке.
— Ты этого не знаешь, — отвечает Филип, стирая слезу с её щеки.
Она смотрит на него.
— Хорошая попытка, Филип.
— Да брось ты.
— Хорошая попытка. — Она отводит взгляд, подавленное выражение её лица словно печальная посмертная маска. — Хорошая попытка.
* * *В ту ночь девочки Чалмерс сидят у постели своего отца, придвинув стулья по обе стороны кровати, фонарик на батарейке освещает мертвенно-серое лицо старика бледным светом. В квартире холодно, как в холодильнике для мяса. Эйприл видит облачка дыхания Тары.
Старик большую часть ночи неподвижно лежит на кровати, его впалые щеки иногда подрагивают от одышки. Его седые бакенбарды, похожие на металлические опилки в магнитном поле, двигаются от судорог его пораженной болезнью нервной системы. Время от времени его сухие, растрескавшиеся губы начинают бессильно шевелиться, в попытке сложить слово. Но кроме небольших сухих вдохов, он не произносит ни слова.
В первые минуты после полуночи, Эйприл замечает, что Тара задремала, её голова лежит на кровати. Эйприл достает одеяло и бережно укрывает им сестру. Вдруг она слышит голос.
— Лил?
Он исходит от старика. Его глаза все ещё закрыты, но он порывисто разевает рот, его лицо охвачено гневом. Лил — сокращенно от Лилиан, покойной жены Дэвида. Эйприл годами не слышала этого имени.
— Папочка, это Эйприл, — шепчет она, трогая его за щёку.
Он отшатывается, его глаза по-прежнему закрыты. Его рот искажен, голос выходит невнятным, как у пьяного, из-за повреждённого нерва с одной стороны его лица.
— Лил, запусти собак! Шторм надвигается, сильный шторм, северо-восточный!
— Папочка, проснись, — нежно шепчет Эйприл. Эмоции переполняют её.
— Лил, ты где?
— Папочка?
Молчание.
— Папочка?
В этот момент Тара поднимается, моргает, привлечённая звуком сиплого голоса её отца. — Что происходит? — спрашивает она, протирая глаза.
— Папа?
Молчание продолжается, дыхание старика становится затруднённым и прерывистым.
— Па…
Слово застревает в горле Эйприл, когда она видит ужасную гримасу исказившую лицо старика. Его веки открываются до половины, обнажая белки глаз, он начинает говорить тревожным ясным голосом: — У дьявола есть планы на нас.
В мрачном полусвете фонаря две сестры обмениваются подавленными взглядами.
Голос, исходящий от Дэвида Чалмерса низкий и хриплый, как звук работающего двигателя: — День расплаты приближается… Обманщик среди нас.
Он замолкает, его голова падает на подушку, как будто кто-то резко обрубил провода, подключённые к его мозгу.
Тара проверяет его пульс. Она смотрит на сестру.
Эйприл вглядывается в лицо отца: оно теперь обмякшее и расслабленное, покрытое маской глубокого и бесконечного сна.
* * *С наступлением утра, Филип просыпается в своем спальном мешке на полу гостиной. Он садится и потирает затёкшую шею, его суставы застыли от холода. За мгновение он даёт глазам возможность привыкнуть к сумрачному свету, и сориентироваться в окружающем. Он видит на софе Пенни, закутанную в одеяло и крепко спящую. Он видит в комнате спящих Ника и Брайана, также укутанных в одеяло. Память о предшествующем дежурстве у постели умирающего возвращается к Филипу: тягостная и беспомощная попытка помочь старику и развеять страхи Эйприл.
Он смотрит через комнату. Соседний коридор находится в тени, в темноте виднеется закрытая дверь в главную спальню. Филип вылезает из спального мешка, торопливо и молча одевается. Натягивает штаны и надевает ботинки. Пальцами причесывает волосы и идет на кухню ополоснуть рот. Он слышит тихие звуки за стеной. Подходит к двери спальни и слушает. Это голос Тары.
Она молится.
Филип тихонечко стучится. Через мгновение дверь открывается, а за ней стоит Эйприл с таким взглядом, будто кто-то плеснул ей в глаза кислоту. Налитые кровью и мокрые от слез, её глаза выглядят так, словно её бичевали.
— Привет, — произносит она низким шепотом.
— Как он?
Ее губы задрожали. — Его нет.
— Что?
— Он умер, Филип.
Филип пристально смотрит на нее. — О Боже.. — У него пересохло в горле. — Мне действительно жаль, Эйприл.
— Да, конечно.
Она начинает плакать. После неловкой минуты — волны противоречивых эмоций бьют через желудок Филипа — он сжимает её в объятиях. Он поддерживает её и гладит по голове. Она дрожит в его руках как потерянный ребенок. Филип не знает что сказать. Через плечо Эйприл он видит комнату.
Тара Чалмерс стоит на коленях перед смертным одром и молча молится, её голова опущена на смятую простынь. Одна её рука лежит на холодной, скрюченной руке покойного отца. Филип не понимает, почему ему трудно отвести глаза от вида того, как дочь гладит бескровные пальцы мёртвого отца.
