Николай Грошев - Дыра. Путь на ту сторону (СИ)
А Сухой не стал долго ждать. Поливая спутников матом, он начал поднимать их пинками и ударами приклада. Экзекуции избежали только Кон и те двое, что уже покинули мир живых. Пока Сухой поднимал, а точнее избивал выживших, Кон смотрел на трупы. Он ничего не чувствовал. Будто перед ним обыкновенная земля, укрытая тровой, ветками…, двойственное чувство возникло, почему-то, ему всё это казалось странным и в тоже время нормальным.
— Очухались черти конченные? — Зарычал Сухой, когда все четверо выживших оказались вытряхнуты из своих спальников. Он пинками построил их в неровную линию, началом которой стал Кон и теперь испепелял бедолаг бешенным взглядом. Кон знал что он видит — четыре каменных лица, четыре пары пустых глаз. Часа через два они оживут, станут вести себя более осмысленно, но сейчас, в часы пробуждения, ни один из них ни на что не способен. Как есть овощь.
Сухой смотрел на них несколько минут, а потом его гнев начал ослабевать. Лицо разгладилось, пылающий бешенством взгляд обрёл более спокойное выражение. Ни один из меченных не отреагировал ни на его ругань ни на его взгляд — они просто физически не могли этого сделать. И Сухой сие прекрасно понимал. Наконец, вор устало махнул рукой и сел наземь. Автомат он бросил, что-то достал из своей сумки. Что он делал дальше, Кон не видел. В голове билась какая-то мысль. Очень важная, но он никак не мог её уловить. Она мелькала на самом краю сознания и стоило ухватиться за неё как тут же она исчезала. Кон закрыл глаза. Не помогло. Снова открыл. Сухой зашипел от боли, но он не отреагировал, смотрел на тело существа. Уже не дёргается и так удивительно похоже на кошку…, у него когда-то была кошка. Дома. Там, где он жил очень давно. Тоже бело-чёрная, только маленькая. Сущий карлик рядом с этим монстром. У неё тоже был пушистый длинный хвост. Кажется, её звали Мурзик. Или его. Кем был Мурзик? Какая странная мысль. Глупая, ненужная, неправильная. Он не должен думать, это опасно для здоровья.
Тут же пришла новая мысль. Ему нужна процедура. Он начинает вспоминать ненужные, опасные вещи. Если бы он был в тюрьме, сейчас сам попросил бы надзирателя сопроводить его на процедуру. Он вздрогнул от собственой мысли, будто бы от порыва холодного зимнего ветра…
— Опа! Слышь, ты. — Кон поднял взгляд. Сухой сидел сбросив куртку и рубашку с одного плеча. В руке медицинский спрей. Вроде бы он служил для обеззараживания. — Да, ты. Иди сюда.
Кон повиновался и подошёл к вору. А у того брови взлетели вверх и тут же лицо треснуло хищной улыбкой. Сухой вытащил из своей сумки серую коробку и положил её наземь.
— Садись брателло. Спас ты меня. Теперь помоги с раной. — Кон сел, открыл коробку, а Сухой посмотрел поверх его головы и натурально зарычал. — Сучьё позорное, вы мне падлы, за херь эту ответите! Вы чушаны на резинках теперь, я вам козлам пархатым жить хер позволю пока не расплатитесь. Лично со мной суки, пока не расплатитесь!
Кон взял в руки блестевший металлом стержень. Поднял к глазам и так замер — он не мог вспомнить, что делать дальше.
— Что завис? — Сухой посмотрел ему в лицо, потом на стержень. Протянул руку и нажал на выпуклую часть у основания. Верхушка распалась на два десятка тонких изломанных лапок. — Вспомнил? — Кон медленно кивнул. — Действуй. Вы сучьё, оружие взяли, реще сука!
Но ни один из них не шелохнулся. Все трое продолжали смотреть прямо. Они просто фиксировали происходящее и ждали команд надзирателей или робота. Они привыкли повиноваться им, привыкли к их голосам. Голос Сухого для них ничего не значил. Просто звук, на который не нужно и нельзя реагировать. И вор перестал на них орать. Презрительно плюнул и продолжил брызгать спреем на открытые участки раны. Плечо прокушено и разорвано. Края раны довольно широкие — похоже, зверь укусил и сильно рванул, не разжимая челюстей.
Кон аккуратно вёл стержень по обработанным спреем участкам раны. Лапки ожили и замелькали с такой скоростью, что навершие стержня превратилось в один сияющий всполох. Вскоре от раны остался только неровный, ярко-красный порез. Будто два куска мяса, сильно прижали друг к другу. Полевая аптечка армии. Вроде бы, ему доводилось пользоваться такой. А может он видел, как ею пользовался кто-то другой. Обработав рану, Кон вдруг взял и сказал:
— Я видел, как мой товарищ пользовался таким прибором…
— В армии служил? — Сухой уже застёгивал замок куртки, но осторожно. Полевой комплект не ускорял заживление, он только блокировал рану, давая организму возможность справиться самому, но только с самой раной. Микробов не осталось, швы не разойдутся. Органический клей, скреплявший шов не опасен и со временем будет поглощён кровью в виде составных соединений.
— Сергея убило и, — говорил Кон, не сумев быстро переключиться со своей мысли на вопрос Сухого, — капитан Железная Голова, мой друг, он пытался спасти его…
Кон не договорил. Сухой выпучил глаза, поперхнулся и начал смеяться.
— Я не служил. — Медленно выговаривая слова, ответил Кон. Отреагировать на смех, почти истерический, он не смог. В голове снова стало пусто. Арестант ждал приказов.
— Я не могу…, ха-ха-ха… — Сухой перестал оглашать местность громким смехом и хлопнул Кона по плечу. — Мужик, ты мне сейчас сцену из фильма про спецназ рассказал. Дерьмо фильмец, кстати. Они в натуре из тебя овощ захреначили. У тебя в башке каша млин. Не повезло тебе мужик, ну, нихера, оклемаешься. Спасибо корешкам, что от процедур отмазали, а то и я тоже дебилом стал бы.
Сухой начал собираться. Он ловко обчистил сумки покойных, пинками заставил троих спутников собрать своё имущество. Кон свой автомат и сумку взял сам. А потом так же пинками, Сухой указал направление своим товарищам. Они двинулись через лес. Двое впереди, двое позади, Сухой между ними. За всё время пути он ни сказал ни слова, как и его товарищи по несчастью. И шли в полном молчании. Подобно роботам, глядя лишь вперёд, не думая, не пытаясь думать. Только через пару часов они начали смотреть по сторонам, иногда хмуриться. В головах появлялись странные, новые мысли — уже третий день никто из них не получал нейронных ударов, не ходил на процедуры.
А потом лес забрал одного из них.
Они просто шли, лес оставался таким же как минуту назад и полчаса назад — обыкновенный лес. А потом под ногами впереди идущего, что-то зашипело. Он не остановился, не посмотрел вниз, продолжал идти. А спустя мгновение из земли ударила струя густой зелёной жижи.
— Назад! — Закричал Сухой, но идущий вторым продолжал шагать дальше. Вор врезал ему под коленку ногой и за плечо рванул назад. — Стоять! Всем мля стоять!
Они остановились и без эмоций смотрели на то, как в зелёной, дымящейся луже, подёргивается тело арестанта. Жижа стекала на землю, вместе с кусками мяса, кожи, одеждой. Всё это быстро растворялось и вскоре на земле, укрытой редкой травой и сухими ветками, остался лишь зелёно-красный оплавленный кусок непонятной субстанции. На человека, даже приблизительно, это больше не походило. Опознать в густой жиже, человеческие останки, да и вообще останки, не смогли бы даже портативные приборы полицейских криминалистов.
— Твою мать. — Сухой подошёл поближе к погибшему. — Мля, даже ствол расплавило…, и сумке крышка. В обход. Туда идём. Шевели копытами мудло!
Это он сказал замешкавшемуся арестанту и слова свои сопроводил внушительным пинком.
Они покорно двинулись в указанном направлении. И ни единой мысли в головах.
Время шло, омертвевшие нервные ткани арестантов, такими и оставались, но те что уцелили после многолетних ударов шокера и процедур, постепенно оживали. Выражалось сие в мимолётном взгляде, вдруг брошенным в сторону. В непроизвольном движении лицевых мышц, в призраке эмоций отразившихся в пустых глазах и тут же пропадавших. В сбившемся шаге, кто-то запнулся — он не оступился, что-то вспомнил, что-то увидел в своей пустой голове. Нейроны гибнут массово при том обращении, какое приходилось терпеть пожизненным, но не все они гибнут окончательно. Так же отмирание нейронов всегда хаотично. Если повезёт, отбывший пару лет заключения среди пожизненных, почти не утрачивал памяти и присущие ему реакцию, рефлексы, интеллект, восстанавливал в считаные дни. Но никто из них не оставался прежним. Изменения личности отмечались у всех пожизненных, отбывших более полугода своего срока.
Обществу, о последствиях режима содержания пожизненных тюрем, известно становилось немногое. А то, что дошло до масс, их не особенно взволновало. Такая политика в отношении пожизненных, принятая в работу более пятнадцати лет назад, позволяла экономить на их охране и содержании значительные средства. О чём правительства всех стран ежегодно напоминали своим гражданам. И немногие граждане, возмущённые сим режимом, смирились, ведь сэкономленные средства исправно направлялись на социальные программы. Только борцы за права человека иногда поднимали голос, в защиту пожизненных, но никогда этот голос не становился громким — тему затрагивали только когда требовалось немного приподнять престиж того или иного человека. Не более того. Их голоса быстро смолкали. И когда-то давно, Кон искренне считал — лучше бы этим правдоборцам заткнуться и не отсвечивать. Пожизненных вообще надо расстреливать…, сейчас эта память всплыла. Невовремя, непонятно зачем. Он считал пожизненных мусором, бессмысленной тратой налогов честных граждан. А теперь он сам пожизненный…
