Вероника Рот - Аллигент
- Натали.
Мне интересно, была ли она права на счет Дэвида. Действительно ли он ревновал к моему отцу? Исчезла ли его ревность со временем? Я могу видеть их отношения только ее глазами и я не уверена, что она самый достоверный источник информации об этом.Я могу сказать, что она взрослеет от записи к записи, ее язык совершенствуется по мере того, как время отделяет ее от места, которое она однажды покинула, Она реагирует более сдержанно. Она растет.
Я проверила дату последней записи. Несколько месяцев спустя. Но оно не адресовано Дэвиду, не так как были адресованы другие письма. Изменился тот - не такой близкий, более простой.
Я щелкнула экран, присвистывая записи. В 10 кликов я нашла запись, которая адресована Дэвиду снова. Дата записи предполагает, что прошло уже 2 года.
Дорогой Дэвид, Я получила твое письмо, я понимаю, почему ты больше не можешь принимать письма от меня, я уважаю твое решение. Но я буду скучать по тебе.
Желаю тебе всяческого счастья.
- Натали.
Я стараюсь провернуть дальше, но журнал записей закончен. Последний документ в файле - это свидетельство о смерти. Причиной смерти указаны множественные огнестрельные ранения в тело.
Я слегка раскачиваюсь взад и вперед, чтобы выкинуть мысль о ее падении на улице из моей головы. Я не хочу думать о ее смерти. Я хочу знать больше про нее и моего отца, и про нее и Дэвида. Что-нибудь, чтобы отвлечь меня от того, как ее жизнь закончилась.
Признаком моего отчаянного желания получить информацию и сделать хоть что-то является то, что я иду в диспетчерскую с Зои тем утром. Она разговаривает с руководителем диспетчерской о встрече с Дэвидом, в то время как я решительно смотрю на свои ноги, не желая видеть, что происходит на экране. Я чувствую, что если я позволю себе смотреть на них, даже на мгновение, я стану зависимой от них, потерянной в старом мире, потому что я не знаю, как вести себя в новом.
Но когда Зои заканчивает беседу, я больше не могу держать мое любопытство в узде. Я смотрю на большой экране над столом. Эвелин сидит на кровати и трогает что-то на ее тумбочке. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть, что это такое, и женщина за столом передо мной говорит:
- Это видеокамера в комнате Эвелин. Мы отслеживаем ее 24 часа в сутки 7 дней в неделю.
- Вы можете слышать ее?
- Только если включить звук, отвечает женщина. - Он в основном выключен. Трудно слушать всю эту болтовню целый день.
Я киваю.
- Что она трогает? Какая-то статуэтка, я не знаю. Женщина пожимает плечами.
- Однако, она очень часто на нее смотрит.
Я узнаю ее, откуда-то - из комнаты Тобиаса, где я спала после того, как меня чуть не казнили в штабе Эрудитов. Она сделана из синего стекла и имеет абстрактную форму, которая выглядит как падающая вода, застывшая во времени.
Я касаюсь кончиками пальцев подбородка и пытаюсь вспомнить что-либо. Он сказал мне, что Эвелин дала статуэтку ему, когда он был ребенком, и поручила ему скрыть это от своего отца, который бы не одобрил бесполезную, но красивую вещь, ведь он был Отреченным. Я не очень-то и думала об этом прежде, но статуэтка должна что-то значить для нее, если она проделала с ней весь этот путь из Отречения до Эрудиции, чтобы хранить на тумбочке. Может быть, это был ее личный способ восстания против системы фракций.
На экране, Эвелин подпирает подбородок рукой и кидает взгляд на скульптуру. Потом она встает, встряхивает руки и выходит из комнаты.
Нет, я все же не думаю, что скульптура является для нее символом восстания. Мне кажется, это просто напоминание о Тобиасе. Так или иначе я никогда не понимала, что когда Тобиас сбежал из города вместе со мной, он был не просто бунтарь, который бросает вызов своему лидеру, он также был сыном, который отказывается от своей матери. И она тоскует по нему. А он? Их отношения были сопряжены с трудностями, но связь между ними никогда не порвется. Просто не может порваться.
Зои дотронулась до моего плеча. - Ты хотела у меня что-то спросить?
Я киваю и отворачиваюсь от экранов. Зои была еще очень молода на фотографии, где она стоит рядом с моей мамой, но она все же была там, и как я полагаю, она должна что-то знать. Я бы спросила Дэвида, но он глава Бюро и его трудно найти.
- Я хотела узнать о моих родителях, говорю я. - Я читаю ее дневник, и я догадываюсь, что мне будет крайне нелегко сообразить, как они встретились, или почему они вместе присоединились к Отречению.
Зои медленно кивает. - Я расскажу тебе то, что знаю. Не возражаешь пройтись со мной до лабораторий? Мне надо передать сообщение Мэттьюсу.
Она держит руки за спиной, таким образом давая им отдохнуть. Я по-прежнему держу планшет, который дал мне Дэвид. Он весь покрыт моими отпечатками пальцев и теплый из-за постоянного прикосновения. Я понимаю, почему Эвелин продолжает трогать статуэтку - это последний кусочек ее сына, который у нее есть, прямо как планшет -
последний кусочек мамы, который есть у меня. Я чувствую себя ближе к ней, когда он со мной.
Я думаю, что как раз поэтому я не могу дать его Калебу, хотя у него есть право посмотреть. Я не уверенна, что могу расстаться с планшетом. Пока не могу.
- Они встретились в классе, говорит Зои. - У твоего отца, хоть он и был очень умным человеком, всегда были проблемы с психологией, и учитель - Эрудит, что неудивительно -
был суров с ним. Так что твоя мать предложила ему помощь после школы, и он сказал родителям, что он делает нечто вроде школьного проекта. Они делали это несколько недель, а потом начали тайно встречаться - я думаю, одно из их любимых мест был фонтан южнее Миллениум Парка. Букингемский Фонтан? Справа от болота?
Я представляю маму и папу, сидящих у фонтана, струю воды, их ноги, едва касающиеся бетонного низа. Я знаю, что фонтан, о котором говорит Зои, не работал долгое время, так что там никогда не было струящейся воды, но так картинка приятней.
- Церемония Выбора приближалась, и твой отец безумно хотел покинуть Эрудицию, потому что увидел кое-что ужасное...
- Что? Что он увидел?
- Ну, твой отец был хорошим другом Джанин Мэтьюз, отвечает Зои. - Он видел ее эксперимент над афракционером за еду, или за одежду, или еще за что-нибудь. Так или иначе, она испытывала сыворотку, вызывающую страх, которую потом стали использовать на инициации Бесстрашных – раньше моделирование не сформировывали индивидульные страхи человека, понимаешь, только общие страхи, вроде высоты, или пауков, или еще чего-то - и Нортон, представитель Эрудиции, был там, и он дал пейзажу страха продолжаться гораздо дольше, чем следовало бы. Афракционер так никогда и не оправился полностью. Это было последней каплей для твоего отца.
Она останавливается перед дверью в лабораторию, чтобы открыть ее с помощью удостоверения личности. Мы идем в темный кабинет, где Дэвид дал мне дневник моей матери. Нос Мэттьюса находится в трех дюймах от монитора, глаза сощурены. Он едва ли замечает наше присутствие, когда мы входим внутрь.
Мне хочется улыбаться и плакать одновременно. Я сажусь в кресло рядом с пустым столом, и складываю руки между коленями. Мой отец был трудным человеком. Но и хорошим.
- Твой отец хотел покинуть Эрудицию, а твоя мать не хотела к ним присоединиться, не смотря на ее миссию, она хотела быть рядом с Эндрю, поэтому они выбрали Отречение вместе. Она делает паузу. - Это внесло разлад в отношения между твоей матерью и Дэвидом,как ты уже видела. В конце концов он извинился, но сказал, что он больше не мог получать от нее сообщения - я не знаю, почему, он бы не сказал - и после этого ее доклады были очень короткие, очень официальные. Именно поэтому они не в этом дневнике.
- Но даже в Отречении она по-прежнему могла выполнять свою миссию.
- Да. И она была гораздо счастливее там, я думаю, чем если бы она была Эрудитом, говорит Зои. - Конечно, Отречение в некотором смысле было не намного лучше. Кажется, что нет никакой возможности избежать генетического повреждения. Даже среди лидеров Отречения.
Я хмурюсь. - Ты говоришь о Маркусе? Потому что он - Дивергент. Генетические повреждения не имеют с ним ничего общего.
- Жизнь рядом с генетически поврежденными людьми не может не повлиять на поведение человека, говорит Зои. - Мэттьюс, Дэвид хочет назначить встречу с твоим руководителем, чтобы обсудить кое-что по разработке сыворотки. Последний раз Алан совсем забыл об этом, поэтому я хотела поинтересоваться, можешь ли ты пойти с ним.
- Конечно, говорит Мэттьюс, не отрываясь от своего компьютера. - Я попрошу его сообщить мне время.
- Прекрасно. Ну, я должна идти, надеюсь, что ответила на твой вопрос, Трис. Она улыбается мне и выскальзывает за дверь.
Я сижу сгорбившись, поставив локти на колени. Маркус был Дивергентом - генетически чистым, как и я. Но я не считаю, что он был плохим человеком, потому что он был окружен генетически поврежденными. Я тоже жила рядом с ними. И Юрая. И моя мать.