Вероника Рот - Аллигент
- Что ж,- я сказал, - Почему ты не читаешь его?
- Я не знаю. Она положила его обратно, и экран автоматически отключился. - Я думаю, что боюсь этого.
Дети Отречения редко знают своих родителей в какой-либо значительной мере, потому что Отреченные родители никогда не проявляют себя так, как другие родители, когда их дети вырастают до определенного возраста. Они заворачивают себя в серую ткань доспехов и самоотверженные поступки, уверенные, что делиться - значит потакать собственным слабостям. Это не просто восстановленная часть мамы Трис; это первые и последние честные проблески той, кем Натали Приор действительно была.
Затем я понимаю, почему она так держится за него, как за магический предмет, который может раствориться в один момент. И почему она хочет сохранить его неоткрытым на некоторое время - это то же самое, что я чувствую насчет суда над моим отцом. Это может рассказать ей что-то, чего она не желает знать.
Я проследил за ее взглядом по комнате туда, где сидит Калеб, жуя кусок злака.
Мрачный, словно обиженный ребенок.
- Ты собираешься показать ему это? - спрашиваю я.
Она не отвечает.
- Обычно я не сторонник говорить и показывать ему что-то,- говорю я.- Но в данном случае… это принадлежит не только тебе.
- Я знаю это, - сухо говорит она. - Конечно я покажу ему это, но я хочу увидеть это первой.
Я не могу с этим поспорить. Большая часть моей жизни была потрачена на близкое хранение информации, проигрывание в моей голове снова и снова. Желание поделиться с кем-то это одно, а желание защититься - это естественно, как дыхание.
Она вздыхает, потом отламывает кусок булочки в моей руке. Я щелкаю по ее пальцам и она убирает их. - Хэй, в пяти шагах справа от тебя их дополна.
- Тогда ты не должен жадничать, говорит она, улыбаясь.
- Справедливо.
Она притягивает меня к себе за рубашку и целует. Я держу ее подбородок рукой, пока отвечаю на поцелуй.
Тогда я заметил, что она крадет другой кусок маффина, я оторвался и посмотрел на нее.
- Серьезно. -говорю я. - Я принесу тебе один со стола. Это займет всего секунду.
Она усмехнулась. - Есть кое-что, о чем я хотела тебя спросить. Ты хочешь сегодня утром сделать маленький генетический тест?
Фраза "маленький генетический тест" показалась мне оксюмороном.
-Зачем? - говорю я. Просить показать мои гены, тоже самое что просить меня показаться голым.
- Я встретила парня, его имя Мэттьюс он работает в здешней лаборатории, и он сказал, что они заинтересованы в твоем генетическом материале для исследования, -сказала она. –
- И он спрашивал о тебе, в частности, потому что ты своего рода аномалия"
- Аномалия?
- Видимо, ты проявил некоторые характеристики Дивергента и не проявил других, - говорит она. - Я не знаю. Ему просто любопытно узнать об этом. Ты не обязан этого делать.
Воздух вокруг моей головы становится теплее и тяжелее. Чтобы облегчить дискомфорт, я касаюсь задней стороны шеи, царапаясь о линию роста волос.
Где-то в течении часа или около того Маркус и Эвелин появятся на экранах. Неожиданно я понимаю, что не могу смотреть.
И даже несмотря на то, что я действительно не хочу позволить незнакомцу исследовать кусочки пазла, который составляет мое существо, я говорю:
- Конечно. Я сделаю это.
- Отлично, - говорит она и съедает другой кусочек моего маффина. Прядь волос падает ей на глаза, и я убираю ее назад даже прежде, чем она замечает это. Она накрывает мою руку своей, теплой и сильной, и уголки ее рта приподнимаются в улыбке.
Дверь открывается, пропуская молодого человека с раскосыми, угловатыми глазами и черными волосами. Я немедленно признаю его как Джорджа Ву, младшего брата Тори.
"Джорджи", вот как она его называла. Он улыбается головокружительной улыбкой, и я чувствую желание отступить назад, чтобы оставить больше места между собой и его грядущим горем.
- Я только что вернулся, - говорит он, запыхавшись. - Они сказали мне, что моя сестра отправилась с вами, ребята, и...
Трис и я обмениваемся встревоженными взглядами. Все вокруг нас замечают Джорджа и затихают такой тишиной, какую вы можете услышать на похоронах в Отречении. Даже Питер, от которого я ожидал жажды чужих страданий, выглядит смущенным, передвигая руки со своего пояса в карманы и обратно.
- И... - снова начинает Джордж. - Почему вы все так на меня смотрите?
Кара шагает вперед, чтобы сообщить плохие вести, но я не могу представить Кару способной поделиться этим правильно, так что я встаю, перекрывая ее голос.
- Твоя сестра действительно ушла с нами, - говорю я. - Но нас атаковали Афракционеры, и она... не смогла.
Существует так много того, чего нельзя передать фразой - как быстро это было, и звук ее тела, ударяющегося о землю, и хаос, в котором каждый ринулся в ночь, спотыкаясь о траву. Я не вернулся за ней. Я должен был - из всех людей в нашей группе я знал Тори лучше всех, как крепко ее руки сжимали татуировочные иглы, и как грубо звучал ее смех, будто выцарапанный наждачной бумагой.
Джордж касается стены позади себя, чтобы устоять на ногах. - Что?
- Она отдала свою жизнь, защищая нас, - говорит Трис с неожиданной мягкостью. - Без нее никто из нас не смог бы сделать это.
- Она... мертва? - слабо произносит Джордж. Он опирается на стену всем своим телом, и его плечи опускаются.
Я вижу в прихожей Амара с кусочком тоста в руке, и его улыбка быстро затухает на его лице. Он оставляет тост лежать на столе возле двери.
- Я пытался найти тебя раньше, чтобы рассказать, - говорит Амар.
Прошлой ночью Амар произнес имя Джорджа настолько вскользь, что я не думала, что они действительно знают друг друга. Видимо, знают.
Глаза Джорджа стекленеют, и Амар одной рукой заключает его в объятия. Пальцы Джорджа согнуты в жесткие углы на рубашке Амара, костяшки побелели от напряжения.
Я не слышу, чтобы он плакал, и, возможно, он не плачет, возможно, все, что ему нужно, это лишь держаться за что-нибудь. У меня есть только туманные воспоминания о моем собственном горе по моей матери, когда я думала, что она была мертва - только чувство, что я была отрезана от всего вокруг меня, и постоянное ощущение необходимости проглотить что-нибудь. Я не знаю, каково это для других людей.
В конце концов, Амар выпроваживает Джорджа из комнаты, я смотрю как они уходят по коридору, тихо говоря о чем-то.
Едва припоминаю, что я согласился пройти генетический тест, в то время как у входа в общежитие появляется кто-то ещё - мальчик, ну или не совсем мальчик, выглядит не младше меня. Он машет Трис.
- О, это Мэттьюс, - говорит она.- Думаю, нам пора.
Она хватает меня за руку и ведёт к выходу. Не помню, чтобы она говорила мне, что Мэттьюс не старый, ворчливый учёный. Может и не говорила об этом вообще.
Не будь идиотом, думаю я.
Мэттьюс протягивает руку. - Привет. Рад знакомству. Я Мэттьюс.
- Тобиас, - говорю я, потому, что "Четыре" звучит здесь странновато. Здесь людям не пришло бы в голову идентифицировать себя по количеству собственных страхов. - Мне тоже.
- Итак, мы идём в лаборатории, я полагаю, говорит он. - Сюда.
Этим утром объединение наполнено людьми, одетыми в зеленую или темно-синюю униформу, которая облегает лодыжки или заканчивается несколькими дюймами выше ботинка, в зависимости от роста человека. Объединение полно открытых площадок, отходящих от главных коридоров, подобно сердечным камерам, каждая из них отмечена буквой и номером, и, кажется, люди передвигаются по ним, некоторые, неся стеклянные устройства, как те, которое принесла Трис этим утром, а некоторые с пустыми руками.
- Что это за цифры? - говорит Трис. - Просто способ маркировки площадок?
- Здесь раньше были ворота, - говорит Мэттьюс. - Это значит, что у каждой из них была дверь и коридор к конкретному самолету, отправляющемуся в конкретное место. Когда они переделали аэропорт в объединение, они вырвали все стулья, на которых люди сидели в ожидании полета, и заменили их лабораторным оборудованием, в большинстве взятым из городских школ. Эта область объединения в основном является огромной лабораторией.
- Над чем они работают? Я думал, вы просто наблюдали за экспериментами, - говорю я, смотря на женщину, которая спешит из одного конца коридора в другой с экраном, балансирующем на обеих ладонях, как подношение. Лучи света простираются по полированным плиткам, искривляясь к потолку. Через окна все кажется таким мирным, каждая подрезанная травинка и дикие деревья, качающиеся на расстоянии, и трудно представить, что за пределами этого места люди уничтожают друг друга из-за "поврежденных генов" или живут под строгими правилами Эвелин в городе, который мы покинули.
- Некоторые из них именно этим и занимаются. Все, что они замечают во всех остальных экспериментах, должно быть записано и проанализировано, так что это требует многих сил. Но некоторые также работают над созданием более эффективных способов лечения генетических повреждений или разработки сывороток для наших личных нужд, вместо того, чтобы создавать их для нужд экспериментов - десятки проектов. Все, что тебе надо сделать, это лишь прийти со своей идеей, собрать команду и предложить это совету, который работает под руководством Дэвида. Они обычно одобряют все, что не слишком рискованно.
