Роджер Желязны - Этот бессмертный
Я ничего не ответил.
— Я много раз видела вас — щеголяющим своим Черным Мундиром, хлещущим ром, как воду, уверенным в чем-то, чем вы никогда ни с кем не делились, надменным в своей силе. Вы бы подрались со всем, что двигается и не превосходит вас в весе, не так ли?
— Только не с рыжими муравьями и осами.
— У вас есть какой-то генеральный план, о котором нам ничего не известно? Скажите нам, и мы поможем вам выполнить его.
— Это вы думаете, будто я Карагиозис. Я объяснил, почему Хасан назвал меня этим именем. Фил знал Карагиозиса, а вы знаете Фила. Он когда-нибудь говорил что-то вроде этого?
— Вы же знаете, что нет. Он ваш друг и не обманет вашего доверия.
— Есть какие-нибудь другие указания на наше тождество, помимо случайно брошенного Хасаном оскорбления?
— В анналах не найдено никакого описания Карагиозиса. Вы действовали очень тщательно.
— Вот и отлично. Ступайте себе и не беспокойте меня.
— Пожалуйста, подождите.
— Хасан пытался меня убить.
— Да. Должно быть, он подумал, что легче будет убить вас, чем пытаться остановить. В конце концов, он ведь знает о вас больше, чем мы.
— Тогда почему же он пытался спасти меня сегодня от боадила, заодно с Миштиго?
— Я предпочла бы не говорить.
— Тогда забудьте про наш разговор.
— Хорошо, я скажу вам. Ассегай оказался единственным подвернувшимся под руку оружием. Он еще не очень искусно им владеет. Он просто хотел убить веганца, а потом сказать, что хотел спасти вас обоих единственным подручным средством и что произошел ужасный несчастный случай. К сожалению, никакого несчастного случая не произошло. Он не попал в цель.
— Почему же он просто не дал боадилу убить его?
— Потому что вы уже вцепились в зверя обеими руками. Он побоялся, что вы еще сможете спасти его. Он боится ваших рук.
— Приятно знать об этом. Продолжит ли он свои попытки, даже если я откажу вам в сотрудничестве?
— Боюсь, что да.
— Вот это-то и достойно большого сожаления, моя дорогая, потому что я этого не допущу.
— Вы его не остановите. И мы не станем отзывать его. Хоть вы и Карагиозис, и понесли тяжелую утрату, и мое сочувствие к вам простирается за горизонты, ни вам, ни мне уже не остановить Хасана. Он ведь убийца. И никогда не подводил.
— Так же как и я.
— Нет, о вас этого не скажешь. Вы только что подвели Радпол и Землю, и все, что хоть что-нибудь значит для людей.
— Я привык жить своим умом, женщина. Ступай своей дорогой.
— Не могу.
— Это почему же?
— Если вы этого не знаете, то Карагиозис и впрямь дурак, фигляр, персонаж театра теней.
— Некогда один человек по имени Томас Карлайль писал о героях и о преклонении перед героями. Он тоже был дурак, ибо считал, что такие создания и впрямь существуют на свете. Героизм — всего лишь вопрос обстоятельств и целесообразности.
— Иной раз в игру вступают и идеалы.
— А что такое идеал? Призрак призрака, вот и все.
— Не говорите мне, пожалуйста, таких вещей.
— Должен — ведь это правда.
— Лжете, Карагиозис.
— Нет, не лгу — или, если и лгу, то ради вашей пользы, девочка.
— Я достаточно стара, чтобы быть бабушкой кому угодно, кроме вас, так что не называйте меня девочкой. Вам известно, что мои волосы — парик?
— Да.
— А известно вам, что я когда-то заразилась веганской болезнью и что именно поэтому и должна носить парик?
— Нет. Мне очень жаль. Я не знал.
— Когда я была молода, давным-давно, то работала на веганском курорте. Девушкой радости. Мне никогда не забыть ни противного пыхтения их легких у моего тела, ни прикосновения их трупного цвета плоти. Я ненавижу их, Карагиозис, так, как может понять только такой, как вы, — тот, кто ненавидел Великой Ненавистью.
— Мне жаль, Диана. Мне действительно очень жаль, что вам до сих пор больно. Но я еще не готов сделать хода. Не подталкивайте меня.
— Вы-таки Карагиозис?
— Да.
— Тогда я удовлетворена — в какой-то мере.
— Но веганец будет жить.
— Посмотрим.
— Да, посмотрим. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Конрад.
И я поднялся и оставил ее там, в ночи, и вернулся в свою палатку. Позже, той же ночью, она пришла ко мне. Раздался шорох полога палатки и одеяла, и она очутилась рядом. И даже тогда, когда я забуду про все остальное в ней — рыжий цвет ее парика и маленькое «л» между глаз; желваки на скулах и отрывистую речь; все мелкие характерные жесты и теплое, как сердце звезды, тело; ее странный обвинительный акт человеку, которым я некогда мог быть, — я буду помнить вот это — что она пришла ко мне, когда я нуждался в ней, что она была теплой, мягкой. То, что она пришла…
* * *На следующее утро я собирался отыскать Миштиго, но тот нашел меня первым. Я вел переговоры у реки с людьми, которые должны были взять на себя заботу о фелюге.
— Конрад, — тихо обратился он ко мне. — Можно мне поговорить с вами?
Я кивнул и показал на небольшую ложбинку дальше по берегу.
— Давайте прогуляемся туда. Здесь у меня все.
Что мы и сделали.
После минутного молчания он сказал:
— Вам известно, что на моей планете есть несколько систем психических дисциплин, вызывающих иногда экстрасенсорные способности…
— Именно так я и слышал, — подтвердил я.
— Им обучались в то или иное время большинство веганцев. У некоторых есть способности в этом направлении. А у многих — нет. Однако почти все мы обладаем чувствительностью к экстрасенсорному, чувствуем его действие.
— Да ну?
— Сам я не телепат, но сознаю, что вы обладаете такой способностью, потому что прошлой ночью вы применили ее ко мне. Я почувствовал это. Среди вашего народа это настолько необычно, что я этого не предвидел вообще и поэтому не принял никаких мер предосторожности. К тому же, вы напали на меня в идеальный момент. В результате мой мозг был для вас открыт. Я должен выяснить, много ли вы узнали.
Значит, с этими наложениями видений на зримое было-таки связано что-то сверхчувственное. Содержали они обычно лишь то, что казалось зрительным восприятием субъекта, плюс заглядывание в мысли и чувства, выражаемые непосредственно через его речь, — и иногда я интерпретировал их неверно.
Вопрос Миштиго указывал на то, что он не знал, насколько далеко в действительности простирались мои способности, а я слышал, что некоторые веганские профессионалы-душеведы умели пробиваться даже в подсознание. Поэтому я решил блефовать.
— Я разобрал, что вы пишете не простую книгу о путешествии, — сказал я.
Он ничего не ответил.
— К несчастью, об этом знаю не только я, что ставит вас в несколько опасное положение.
— Почему? — внезапно спросил он.
— Наверное, они неправильно что-то поняли, — рискнул я сделать предположение.
Он покачал головой:
— Кто — они?
— Извините.
— Но мне надо знать.
— Опять-таки извините. Если вы хотите отказаться от путешествия, то могу сегодня же доставить вас обратно в Порт.
— Нет, этого я сделать не могу. Я должен продолжать его. Что же мне делать?
— Расскажите мне еще немного о вашем труде, и я смогу предложить хоть что-нибудь.
— Нет, вы и так уже слишком много знаете… Так вот в чем, должно быть, заключается настоящая причина присутствия здесь Дос Сантоса, — быстро добавил он. — Он умеренный. Наверное, экстремистское крыло Радпола что-то об этом узнало и, как вы говорите, неправильно поняло. Может быть, мне следует обратиться к нему…
— Нет-нет, — поспешил возразить я. — Думаю, этого делать не следует. Это действительно ничего не изменит. И вообще, что вы ему скажете-то?
Молчание. Затем:
— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он. — Мне также пришла в голову мысль, что, возможно, он не такой умеренный, как я считал… И если так, то…
— Именно, — сказал я. — Хотите вернуться?
— Не могу.
— Ладно, мой баклажанчик, тогда придется вам довериться мне. Можете начать с более обстоятельного рассказа об этой вашей разведке местности…
— Нет! Я не знаю, сколько вы знаете, а сколько не знаете. Вы явно пытаетесь извлечь побольше информации, и поэтому я думаю, что знаете вы не очень много. То, чем я занимаюсь, по-прежнему носит конфиденциальный характер.
— Я пытаюсь вас защитить, — напомнил я. — И поэтому хочу получить как можно больше информации.
— Тогда защищайте мое тело, а о моих мотивах и мыслях предоставьте беспокоиться мне. В будущем мой мозг будет для вас закрыт, так что вам незачем зря терять время на новые попытки прощупать его.
Я вручил ему автоматический пистолет:
— Предлагаю вам на протяжении всего оставшегося маршрута носить оружие при себе — для защиты своих мотивов.
— Отлично.
Пистолет исчез под его развевающейся рубашкой.
