Сказки долгой зимы (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич

— Тебя исследовали? И что нашли?

— Не меня, скорее с моей помощью всякие другие вещи. Я могу находится в таком поле излучения, где у другого мозги сварятся, вот и приходилось… делать всякое.

— И агрорадиуса у тебя потом не было?

— Нет. Не могу сказать, что совсем крыша не поехала, но это больше от общего стресса. Когда мир вокруг разом рушится, кого хочешь с резьбы сорвёт, даже если этот мир тебе вообще не нравился.

— А он не нравился?

— Как тебе сказать… До Катастрофы я думал, что нет. Я же резистентный, на меня излучатели не влияли и взаимопонимания с соплеменниками не было. Я даже не женился. Сойдёшься с женщиной, и всё вроде нормально, но… Нет полного контакта. У меня метания, а она как все. Это сложно объяснить, просто вечное ощущение, что чего-то не хватает. Чувствовал себя изолянтом ещё до того, как стал им. Но теперь понимаю, что, в сравнении, это был рай. По крайней мере все были живы, сыты и благополучны. Это начинаешь ценить, только когда теряешь. Особенно возможность питаться не кашей. Вот, пришли. Это моя берлога.

Небольшое помещение, стены без отделки, кровать, стол, стул, полки с коробками, маленькая железная печка, запас дров. На столе посуда и большой ламповый радиоприёмник.

— Предлагаю тут заночевать, — сказал Драган. — Наверху уже вечер. Тесновато, зато тепло. Кровать одна, но на складе есть раскладушки. Склад за следующей дверью, вот где места дофига, но там слишком большой объём, его не прогреть. Вы тут первые гости, мне хватало.

— А где коньяк?

— Всё будет! Сейчас растоплю печку и зайдём на склад, возьмём всё, что нужно.

Железная массивная дверь дальше по коридору ведёт в огромный подземный зал. В свете фонаря не видно, где он кончается. Металлические стеллажи заполнены стандартными фанерными ящиками с цифровыми индексами, их ряды уходят вдаль и теряются в темноте.

— И что тут хранится? — спросил Ингвар.

— То, что я натаскал из развалин. Вот, берите раскладушки и пару стульев. Алкоголь у меня в берлоге, держу поближе.

— Драган, копаясь на помойке,

нашёл бутылку коньяка,

потом, ни с кем не поделившись,

всё постепенно выжрал сам… —

продекламировал Ингвар.

— Я не особо компанейский тип, а бутылок мало.

* * *

— Хм… Вкус дитакии, — оценил Ингвар. — А и правда, съедобно. Как пирожок с яблоками и помидорами. Непривычно, но не противно. Долго выбирал?

— У меня полно времени, — ответил Драган. — И огромный склад.

— Гнусная мяша! — согласился Деян.

— Держи, Мудень, это твоя миска.

— Гав!

— Почему у него такое странное имя?

— При первом знакомстве он меня укусил. Потом осознал пользу сотрудничества, но переименовывать я уже не стал. Ему, вроде, нравится. Да, Мудень?

— Гав!

— Я включу? — Драган протянул руку к приёмнику.

— Это твой дом, — пожал плечами Ингвар.

— '…Вот такая история, да, — прорвался сквозь треск помех голос из динамика. — О чём это нам говорит, мои гипотетические слушатели? Что даже если сидеть на печи тридцать лет и три года, как делал герой этой сказки, всё равно найдётся тот, кто заставит тебя с ним выпить, и начнутся приключения.

К тебе припрутся гости с сумкой,

достанут из неё бутыль,

нальют стакан с волшебной водкой

и превратят тебя в говно…

А теперь я поставлю вам музыку из конверта номер семь. Она похожа на то, что мог бы сыграть бродящий взад-вперёд по клавишам органа котик. Надеюсь, вам такое нравится, потому что зачем-то же кто-то это записал на виниле?'

Из динамика полилась мрачная, полная неожиданных диссонансов музыка.

— Странно слушать себя в записи, — скривился Ингвар. — Какой-то голос неприятный…

— Голос как голос, — пожал плечами Даган. — Самый известный в пустошах. Когда радиостанция одна, она обречена на популярность. Но музыка и правда не очень.

Он протянул руку и щёлкнул выключателем.

— Чайник сейчас вскипит, а пока по коньячку?

— Ты ещё спрашиваешь! Эй, молодой, ты как к коньяку?

— Дерзаю, короновал, — пожал плечами Деян.

— Скорее всего, он непьющий, — пояснил Драган. — До Катастрофы люди почти не пили, а после тем более. Было как-то непринято. Пиво — да, вино — для праздников, а крепкие — редко, почти никто.

— Странно, я лично в вашем баре водку пил!

— Ну да, в барах крепкое было. Уже потом я узнал, что это один из маркеров ментальной резистентности: если человек регулярно заказывает крепкие напитки, то это потенциальный изолянт. Одного этого факта мало, но уже повод к нему присмотреться. Излучение как-то кодирует от алкоголя, значит, если человек его пьёт, то на него не подействовало.

— Вот оно, значит, как… — задумчиво понюхал разлитый в простые стеклянные стаканы коньяк Ингвар. — Интересное кино. А что там ещё кодируется, кроме агрессии и алкоголя?

— Много всего. Из того, что я слышал: стремление к деторождению, супружеская верность, тяга к труду… Что-то такое. Весь набор, наверное, не знает никто. Ещё один признак резистентности — скука. Остальные не понимали, что такое «скучать». Есть труд. Есть отдых. Каждый получает возможность трудиться и отдыхать. «Скучать? Это как?» Выпьем?

— Давай. За что?

— В смысле?

— Ах, ну да. Культуре тостов у вас взяться неоткуда. У нас принято, выпивая, произносить вслух некое пожелание. Тогда приём алкоголя превращается в своего рода мистерию с жертвенными возлияниями… Впрочем, неважно. За встречу!

— И как на это реагировать?

— Коснуться своим стаканом моего и повторить предложенный тост.

— За встречу!

Глава 7

Честность — лучшая политика

— М-да, — хмыкнул Ингвар, опуская стакан на стол, — коньяк, буду честным, весьма посредственный. Что и неудивительно в почти непьющем обществе. А ещё его не глушат стаканами, а наливают по чуть-чуть в специальные… А, неважно. Я всё равно рад выпивке. Тут даже самогонку гнать не из чего, разве что из каши. Твоё здоровье!

— Это тоже тост? — уточнил Драган.

— Да, он самый.

Выпили под осуждающим взглядом Деяна.

— Что ты смотришь, как обкакавшийся пёсик?

— Гав!

— Да не ты! Я тебя, парень, спрашиваю!

— Роже мочу охлопывать!

— Плесни ему, Драган. Оно, конечно, перевод продукта, но не налить просящему у нас считается не по-людски. Не знаю даже, за что выпить… Ну, допустим, за сбычу мечт.

Все аккуратно соприкоснулись стаканами, и Деян отважно влил в себя сразу половину, после чего выпучил глаза и застыл, мучительно дыша ртом и смаргивая слёзы.

— Вот что значит «нет опыта», — прокомментировал насмешливо Ингвар. — Я-то с детства на бабкином самогоне тренировался. Дыши, дыши, болезный, сейчас отпустит, потом догонит… В общем, увидишь. Надеюсь, у тебя не одна бутылка, Драган?

— Не одна, — подтвердил тот.

— Вот и отлично. Но, пока мы не нарезались, хочу кое-что уточнить. Пару буквально моментов.

— Спрашивай, — кивнул Драган, разливая.

— Ты сказал, что пытался скрыть свою резистентность, но неудачно, и тебя сцапали, так?

— Ага. Если попал на карандаш, то уже не сорвёшься.

— Получается, ты был в курсе про излучатели? Я недолго, но весьма активно пообщался с главным контролёром коррекционного центра, и даже он, находясь на не самой малой должности в системе, толком не знал, как она работает. Неман, будучи главным инженером, узнал об этом случайно, уже после Катастрофы. Одна моя знакомая работала в закрытом архиве госаппарата, и то накопала какие-то крохи, выглядящие к тому же не слишком связно и достоверно. А ты, значит, не просто знал, но и разбирался в деталях: что кодируется, как контролируется… При этом заливаешь, что просто обслуживал кабели?