Андрей Круз - Я! Еду! Домой!
— Спасибо.
22 марта, четверг, день. Округ Юма, Аризона, США.Когда я снова заехал к себе в поселок, мне показалось, что все прячутся по домам и смотрят в окна. Я словно кожей чувствовал взгляды, направленные на меня, когда ехал по Колорадо и Кортес, на которой жил. Но улицы были пустынны. Мотор трещал, эхо от стен домов возвращалось ко мне. Вообще, сегодня всюду бросалась в глаза пустота. Пустота на дорогах, пустота на улицах. Словно все спрятались по домам, и ждут, что же будет дальше. А может, так оно и есть, кто знает?
Перед домом ничего подозрительного не было, я даже не стал заезжать в гараж, а слез с мотоцикла на подъездной дорожке. Но забежал внутрь все же побыстрее, как-то уже неуютно я стал ощущать себя на открытых местах.
Пробежался по комнатам, огляделся. Схватил со стола открытый ноутбук, захлопнул, не выключая, лишь выдернув «фиговинку» мобильного модема, быстро запихал в рюкзак, поближе к спине. Что еще? Все собрано, все на месте, все готово. Остальные вещи так в шкафах и остались, если не улечу, то все равно вернусь домой.
Еще раз по комнатам, утюги-чайники-кофеварки включенные есть? Нет. Значит, пожара не ожидается. Запрещенные для провоза предметы с собой, ножи, жидкости, ножницы, пилки для ногтей? Тоже нет. А на нет и суда нет, Все, побежал, побежал, побежал. Черт, где распечатка на билеты? Можно и без нее, но с ней проще. Вот же она, у меня в кармане. Документы на месте, все на месте, мобильный заряжен, зарядник в сумке с ноутбуком. Багажа нет вообще, лечу налегке. Не до вещей теперь, лишь бы добраться.
Так, теперь самое главное — четыре тысячи долларов в конверте, одними двадцатками. Здесь это не слишком принято, но у меня привычка — без наличных не оставаться никогда и ни при каких условиях. Тем более, что нам и на работе иногда приходилось принимать наличные от хорошо знакомых покупателей, да и самим платить ими, за транспорт, например. Поэтому эти четыре тысячи хранились в большом желтом конверте из толстой бумаги всегда и неизменно, при необходимости пополняясь.
Конверт в сумку, шлем в руку и снова на улицу, к машине. Опять увидел Пола в доме напротив, у окна гостиной, но без винтовки в руках на этот раз. На улицах нашего и без того тишайшего поселка вообще пустота. Лишь кто-то одинокий бредет посреди дороги в конце нашей аллеи. Интересно, кстати… А кто это будет посреди дороги бродить? Именно бродить, медленно так, вальяжно. Ведь ощущение надвигающейся беды просто в воздухе висит, как пыльная буря, что часто приходят сюда из пустыни. Воздух становится красными мутным, жаркий тяжелый ветер мешает дышать… А сейчас с такими же ощущениями идет беда, я ее позвоночником ощущаю. А там кто-то прогуливается.
Я снова бросил взгляд на Пола, стоящего в эркере панорамного окна. И увидел, как он указывает мне на медленно бредущего человека, что-то пытаясь дать понять. Я замер со шлемом в руках, затем сделал максимально выразительный жест, показывая, что не понимаю. Он махнул рукой, «подожди» мол, исчез из оконного проема, чтобы через несколько секунд появиться на крыльце с винтовкой в руках. К ней еще добавился револьвер в кобуре на поясе — здоровый такой, никелированный и с рукояткой из черной резины. По всей окружности пояса в гнездах патронташа разместились изрядного калибра латунные патроны. Приготовился к неожиданностям.
Том перебежал через улицу, остановился рядом, спросил:
— Привет, как дела?
— Нормально, в аэропорт собрался. Что не так с этим парнем?
Я указал рукой в сторону медленно приближающейся покачивающейся фигуры. Пьяный, что ли? Странно идет как-то.
— Посмотри на него.
Том протянул мне свою неизменную ковбойскую винтовку, на которой теперь появился небольшой оптический прицел. Я взял у него из рук, вскинул, приложив к плечу, навел на идущего человека. Ах, вот оно что! Без увеличения не разглядеть, он еще далеко, а в четырехкратный прицел видно отлично — зомби. Без всяких сомнений. Обвисшие мышцы лица, мертвая бледность, странная походка, словно марионетку ведут за ниточки. Я навел перекрестье прицела ему в середину лба, затем опустил винтовку и отдал ее обратно.
— И что делать? — спросил я. — Стрелять?
— Не уверен. — мотнул он головой. — Джереми Бирман в окно таращится, знаешь его?
— Бирман? — переспросил я.
— Следующий дом, адвокат для АКЛУ. - кивком показал направление Том.
— И что?
— Он все поглядывает на улицу с рукой на телефоне. Ждет, когда мы дадим ему возможность вызвать полицию и начать защищать права гобблеров.
— Кого?
— Гобблеров. Так этих бродящих ребят назвали по телевизору, за аппетит. Недавно услышал, но слово уже разошлось.
— Он что, ума лишился? — поразился я.
— Он делает это для жизни. Зарабатывает на хлеб и масло. — вздохнул Том.
Я посмотрел на дом, который он указывал. Действительно, в окне был виден человек, причем явно наблюдавший за нами. Неужели у него ума хватит заняться защитой гражданских прав ЭТИХ? Хотя… в этой стране все возможно, я за год пребывания уже успел в этом убедиться. И этого самого адвоката вовсе не интересует, опасен бредущий по улице зомби, или не опасен. Он уже видит себя в модном галстуке на процессе, и видит, как потом дает интервью… и ему плевать на все остальное. Даже не плевать, а срать вприсядку. Так корректней звучит. В этой стране главное успех, а уж какого рода этот успех — дело десятое. Даже если ты успешно спасаешь от отстрела алчущих нашей плоти живых мертвецов. Стервятники, вроде тех, что крутятся здесь в больницах и предлагают каждому получившему травму подать в суд на кого-нибудь.
Мертвец между тем явно обнаружил наше с Полом присутствие и направился в нашу сторону.
— Том. — вдруг осенило меня. — Да плевать на него, если честно. У меня возле работы ночью пристрелили такого вот гобблера, и до сих пор труп валяется на дороге. Полиция не приехала, и приезжать не собирается. Ты просто сидишь дома второй день и не знаешь, что им уже на все плевать.
— Вот как? — удивленно поднял брови Том.
Слабо он среагировал. Не приехавшая полиция в этих местах настоящий нонсенс. Значит, подсознательно начинает привыкать к новым реалиям.
— Думаю, что так. — кивнул я. — Разреши?
Я протянул руку к его винтовке, и он молча передал ее мне.
— Пойдем. — махнул я рукой и забежал за угол своего дома, где увидеть меня из окна адвокат Бирман точно не мог.
— Это зачем? — не понял моего маневра Том, забежавший следом.
— А вот зачем. — пробормотал я, и опустился на колено, целясь в приближающегося мертвеца.
До того осталось уже не больше пятидесяти метров, даже прицел не нужен был, чтобы разглядеть его хорошенько. А в прицел же я увидел его глаза. Они были странно живые и одновременно мертвые, совсем, совсем не человеческие. Мурашки пробежали у меня по спине, словно кто-то высыпал мне за шиворот целую коробку мелкой холодной дроби. Тьфу, гадость какая…
Мертвец при жизни был строительным рабочим, по крайне мере, на нем был сигнальный жилет, а на одной руке так и оставалась рабочая перчатка. Видимых повреждений я на нем так и не нашел. Укусили ли его, или что-то другое случилось — непонятно. Но то, что он был мертв, сомнений не было. Как это объяснить? Не знаю, по глазам. Такие глаза не могут быть у живого человека, даже психа, даже маньяка-детоубийцы. Это не человеческие глаза, мутные, покрытые какой-то пленкой бельма, продолжающие шевелиться на совершенно неподвижном лице с перекошенными чертами.
Приклад довольно неудобно упирался в плечевой щиток мотоциклетной куртки, но я все же приспособился. Средним пальцем сдвинул кнопочку предохранителя у скобы, затем мой большой палец нащупал курок, стоящий на полувзводе, оттянул его назад до боевого положения. Значит, есть патрон в патроннике. Перекрестье прицела четко разместилось на лбу остановившегося мертвяка — судя по всему, он потерял нас из виду, присевших за низким забором. Ну и славно…
Грохнул выстрел, винтовка совсем не сильно лягнулась в плечо — патрон револьверный, сорок четвертого калибра. Но мертвеца опрокинуло назад, словно его грузовик ударил, а из его головы выбило настоящий фонтан крови и мозгов — пуля-то мягкая и с выемкой. Вот так.
Дернув рычаг, я выбросил пустую гильзу, затем подобрал ее с травы, горячую и дымящуюся, подкидывая в ладони, размахнулся и забросил ее как можно дальше. Затем протянул винтовку Полу.
— Не видел, кто стрелял?
— Нет. — мотнул тот отрицательно головой. — Откуда-то с соседней улицы.
— Вот и все, пусть звонит куда угодно.
— Посмотрим? — спросил сосед.
Странно. Я только что убил человека, пусть уже и мертвого, но никаких эмоций по этому поводу не испытываю. Почему? Совсем чурбан бесчувственный, или так и надо? А как оно вблизи?
— Пойдем, глянем. — согласился я.
