Надвигающийся шторм (ЛП) - Стоун Кайла
Она подняла подбородок.
— Я не боюсь вспотеть.
— Отлично. Может быть, я смогу научить тебя как-нибудь.
По ее шее поползло тепло. Ей нравился этот парень. Он смотрел на нее так, словно она настоящий человек, а не паразит.
— Да, можно попробовать.
— Как насчет сейчас?
И тут Бенджи позвал ее по имени, умоляя посмотреть на его новый пушечный прыжок. От разочарования у нее все забурлило в животе.
— Прости, — стиснув зубы, сказала Уиллоу. — Может быть, в другой раз.
Обычная история ее жизни.
Глава 8
Мика
Мика встал перед братом, плечи напряжены, голос звучит хрипло.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Габриэль наколол на вилку стручковую фасоль и помахал ею перед собой.
— Помнишь, мама всегда заставляла нас есть овощи во время каждого приема пищи, даже на завтрак?
— Я искал тебя по всему кораблю.
Габриэль усмехнулся.
— Я все еще ем овощи, хотя ее больше нет рядом, чтобы меня заставлять. Глупо, да?
— Где ты был?
Габриэль неопределенно пожал плечами.
— Был занят.
Внутри Мики разгорался гнев. Он не позволит брату отмахнуться. Не сегодня. Он наконец загнал Габриэля в угол в офицерской столовой после того, как отработал свою смену. Ему пришлось обслуживать мужчин среднего возраста, страдающих от солнечных ожогов, и богатых женщин, охваченных восторгом от «выгодных сделок», которые они заключили с бедняками в шумных магазинах Гранд-Кея.
«Гранд Вояджер» только что вышел из своего второго порта, Гранд-Кей на Багамах. Шел пятый день, и они направлялись на Гранд-Терк, чтобы пополнить запасы провизии и предоставить девятистам элитным пассажирам на борту возможность взглянуть на лучшее, что может предложить Карибский бассейн. Но Мика не интересовался пляжами и пальмами.
Габриэль три дня упорно его избегал. Он не отвечал ни на сообщения, ни на сигнал смартфлекса. В груди Мики полыхала злость с тех пор, как он обнаружил наркотики. Он не мог больше ждать.
— Ты меня игнорируешь?
Габриэль одарил его ленивой улыбкой.
— Конечно, нет. Я работал.
— Мне нужно всего пять минут.
Габриэль откинулся назад, заложив руки за голову.
— Чего ты хочешь?
— Габриэль.
— Ох, ладно. — Габриэль отлепился от стула и последовал за Микой в коридор. Стены коридора покрывали бежевые плакаты с объявлениями и правилами техники безопасности, а голые полы и открытые трубы резко контрастировали с роскошью, царившей наверху. Но никого не волновало состояние помещений для экипажа.
Все лицо Мики покрылось испариной, уши горели. Он облизал губы.
— Я ходил в прачечную. И я видел наркотики.
Габриэль разгладил мелкую складку на своей форме охранника.
— Какие наркотики?
— Наркотики, которые ты провозишь на корабле.
— О чем ты говоришь?
Мику захлестнула новая волна гнева. Габриэль умел лгать. Всегда умел. Но Габриэль не должен лгать ему. Он не должен был лгать своему собственному брату. Они поклялись.
— Чжан мне рассказал.
Габриэль прислонился к стене и скрестил руки на груди. Его лицо оставалось спокойным, а брови приподнялись в легком любопытстве.
— Чжан — кусок дерьма. Маленькая крыса, шныряющая в недрах корабля. Он ищет, кого бы обвинить. Я не имею никакого отношения ни к каким наркотикам. С чего бы это?
Мика отчаянно хотел поверить ему, но факты говорили об обратном. Они многое объясняли. Красивая одежда. Тихие разговоры. То, как лицо Габриэля застывало при каком-нибудь безобидном вопросе или замечании, и как он отгораживался от Мики без всякой причины.
— Тогда у тебя не будет проблем, когда я доложу об этом капитану.
— Ты должен соблюдать субординацию и докладывать главному офицеру безопасности Шнайдеру.
— Шнайдер в этом замешан. Но ты и сам это знаешь.
— Ничего такого я не знаю. Нарушение субординации противоречит правилам. Тебя привлекут к дисциплинарной ответственности — если просто не вышвырнут в следующем порту. — Но что-то изменилось в лице Габриэля, появился намек на беспокойство внутри глаз. Он не боялся Шнайдера. Он опасался капитана.
Мика прикусил внутреннюю сторону щеки, отгоняя дурноту. Он заставил свой голос звучать уверенно.
— Сегодня вечером я иду к капитану Либенбергу. Если ты чист, тебе не о чем беспокоиться.
Два члена экипажа проходили мимо. Мика посторонился, чтобы их пропустить.
Руки Габриэля сжались в кулаки. Флуоресцентные лампы высветили тени в глубине его глаз.
— Мика, подожди. Ты знаешь, сколько людей пострадает от этого? Я беспокоюсь об их благополучии. Уволят десяток человек, и что будут делать их семьи? Они будут голодать. Мика, эти парни просто пытаются заработать на жизнь. Ты знаешь, как это тяжело. Ты знаешь, каково это сейчас.
— Знаю. — Он помнил, как это было, как тяжело приходилось работать их родителям, чтобы просто хватало на электричество и еду на столе. Но даже в самые тяжелые времена мама никогда никому не причиняла вреда. Даже их отец, всегда такой злой и раздраженный, только принимал «Шелк», но никогда его не продавал. — Это нарушение закона.
Габриэль с раздражением выдохнул.
— Ты не понимаешь. Закон — это не что иное, как оружие, используемое элитой для угнетения остальных.
— Разве ты не помнишь папу? — Голос Мики надломился. Их отец, который так много работал, чтобы обеспечить свою семью. Он приходил домой после долгого дня и готовил ужин, чтобы мама могла отдохнуть. Он любил мастерить, вырезал деревянные поезда и человечков для Мики и Габриэля, когда они были маленькими. Он бывал вспыльчив, но никогда не поднимал руку на жену и детей.
Их отец не мог спокойно смотреть, как его жена умирает от рака, слабея и страдая с каждым днем. Беспомощная ярость захлестнула его изнутри, выжигала до тех пор, пока он, наконец, не обратился к «Шелку», чтобы заглушить свой гнев. Пока, все не закончилось.
— Я собираюсь сообщить об этом, с тобой или без тебя.
Мика повернулся и пошел прочь. Он молился, чтобы его брат промолчал, цепляясь за ниточку надежды, что ошибся, что каким-то образом Габриэль не замешан. Может быть, Чжан соврал. Может быть, это какая-то ошибка. Может быть, все будет так же как раньше, а брат останется его лучшим другом.
Он не успел пройти и пяти шагов, как Габриэль заговорил.
— Подожди.
Мика повернулся и встретился с ним взглядом.
— Если ты сдашь эти наркотики, то сдашь и меня.
Сердце Мики сжалось в груди. Все слова, которые он хотел сказать: «Почему? Как ты мог так поступить? Как ты мог солгать мне?» — застряли в его горле как репей. Он сглотнул.
— Я должен.
— Ты не должен ничего делать, брат. Я клянусь тебе, это для хорошего дела.
— Я должен, — повторил Мика, как будто забыл все остальные слова.
— Нет. Не должен. И не будешь. Это я. Ты знаешь меня. Я бы не стал заниматься этим, если бы не веская причина. Поверь мне.
— Поверить тебе? Ты перевозишь наркотики!
— Ты хороший человек, Мика. И за это я тебя люблю. Но мне нужно, чтобы ты поверил, что я тоже хороший человек.
Его брат был хорошим человеком. В глубине души Мика знал это. Габриэль мог быть вспыльчивым. В нем кипел гнев, как и в их отце. Он вступил в ряды «Новых Патриотов», постоянно выступая против коррумпированного правительства. Он часто ввязывался в драки в школе. И он отправил того мальчишку из парка в больницу все эти годы назад. Мика до сих пор содрогается при воспоминании, что Габриэль сделал из-за него, для него. Акт насилия, который Мика не мог оправдать. Но все же действия Габриэля всегда направлены на защиту чего-то или кого-то другого.
Но сейчас все по-другому. Все это не имело никакого смысла.
— Что происходит?
Взгляд Габриэля смягчился.
— Я бы сказал тебе, если бы мог. Это для хорошего дела, больше я ничего не могу рассказать.
— Это все равно не означает, что то, что ты делаешь, менее неправильно. Разве ты этого не видишь?
— Для тебя все просто. Кто-то может позволить себе видеть вещи только в черно-белом цвете. Но остальные так не могут.