Паргелион (СИ) - Тормент Аня

Вскоре мы направились к нити. Ни свет, ни погода со вчерашнего дня не изменились. Дул всё тот же свежий ветер, всё так же розовело небо и голубел песок. И море выглядело таким же ярким, как вчера. Я увидела на горизонте неясные фигуры, они распадались и снова обретали облик, соединялись меж собой в немыслимом танце и растворялись в песке.

— Это шутки ветра? — спросила я Лейро.

— Это местные жители.

— Не может быть!

— Может.

— Они не опасны?

— Нет.

Вскоре я почувствовала Нить. Подтащила к себе девочку и сказала проводнику, что готова. Потом собралась и раскрутила воронку. На этот раз получилось легко. Время снова замерло, и я наблюдала, как оно собирается паутинками, сбивается в пучки, которыми я легко могу управлять. Девочка обняла мою ногу искривлёнными пальцами, а Лейро опять потерял облик птицы. Но я чувствовала его присутствие, знала, что он управляет воронкой, закручивает восходящие и нисходящие потоки. Потом пространство дёрнулось и замерло.

Глава двадцать пятая. Трансформация

Эоладон, город пяти солнц, город полярных звёзд,

спрятанный в мареве, среди волшебных вод,

когда-нибудь я найду тебя.

Элиаз, магик из Меркурия

— Скажи, тебе было одиноко там, в пещере? — спросила я шёпотом. Эрма вечно молчала, но я надеялась, что смогу разговорить её. Если только вода Лимбо не изменила что-то у неё в мозгу настолько, чтобы речевые навыки утратились.

— Да, — ответила она голосом беззащитного ребёнка. И сейчас, в темноте, не видя девчонку, я поняла, что она и есть этот ребёнок, потерявшийся и оставшийся без всякой защиты. Как Ава.

— И что ты делала, чтобы тебе не было страшно?

— Я вспоминала о доме.

— О Кайро?

— Нет… я помню о своём настоящем доме. Там у меня была мама и собака. Дики.

— Дики?

— Да, это была её кличка.

— Вы жили в городе?

— Не знаю. Я помню, там были и другие дети. Но больше всего я помню наш дом и маму. Помню заводных животных, которые у меня были, и лампу в виде луны.

— А еще? Что ещё ты помнишь? — жадно выспрашивала я.

— Помню мамино лицо.

— Какое оно было?

— Оно было… веселое. Она была… тёплой и доброй.

У девочки остались воспоминания, почти такие же, как и у всех детей Кайро. Я даже могла пересказать, что случилось потом. Эрма была сиобом или ребёнком сиоба, что, в общем, то же самое. А это значило, что её мать убили. Как и у всех.

Мы прыгнули ещё два раза, и всё шло хорошо, кроме последнего, потому что мы потеряли Лейро. Последние два дня пришлось прятаться в скалах. По прибытии нас выбросило в долину, полную плодовых деревьев. Вскоре меня стало преследовать ощущение, что за нами наблюдают, хотя и не понятно было, откуда именно. Потому я решила, что безопаснее будет скрыться от любопытных и, может быть, враждебных глаз.

Куда мы шли, я не знала. Стоило дождаться птицы, но, если он не появится, нужно было найти нить самостоятельно.

— Посмотри! Что это? — Девчонка показала рукой на ближайшую скалу.

Я присмотрелась и увидела в ней что-то вроде окон или ниш, прямоугольных, в виде арок или даже овальных, словно в одном из многоквартирных домов, которые мне встречались в Венерсберге.

Поднявшись выше, мы подошли к самому первому окну, которое, как оказалось, было перекрыто очень тонкой, но крепкой решёткой. Это была площадка с шестью камерами. Входы полукруглой формы, отделаны узорчатыми барельефами. Я подошла поближе, стараясь сохранять бдительность. Птицы с человеческими головами и смешными куриными ногами были основным украшением этих барельефов. Камеры, кажется пустовали. Все, кроме одной. Оттуда за мной наблюдали два жёлтых глаза, очень похожих на кошачьи. И оно пело песню. Не так много песен я слышала в своей жизни, но эта была настолько далека от привычной уху гармонии, что меня передёрнуло. Звуки отвращали и завораживали, звали и отпугивали. Я подошла чуть ближе, чтобы расслышать каждую ноту. Музыка лилась, а два глаза были всё ближе и ближе ко мне. Я сделала пару шагов назад, но слишком поздно. Что-то выскочило сквозь решётку, что-то эфемерное, но очень цепкое, и накрыло меня. Я упала, а оно обняло и прижалось ко мне, а песня проникла в самое нутро, и я заплакала, не в силах больше сдерживаться. А нечто гладило меня, целовало и обнимало, вытирало мои слезы, утешало меня, так мне казалось. Встать и вырваться не было сил. Мне было так горько, но я наслаждалась своим горем, своей болью. Я плакала и плакала, а сущность слизывала мои слезы. Но вдруг она встрепенулась и ринулась обратно в камеру. Песня оборвалась. Все ещё не в силах подняться, я, чуть приоткрыв глаза, увидела, как прямо на меня опускается знакомая белая птица.

— Лейро! — прошептала я. — Где ты был?

— Переход прошёл неудачно. Мне пришлось собирать себя.

Как именно он себя собирал, уточнять не хотелось.

— Что это за место?

— Безымянная гора. Тюрьма для провинившихся. А то, что пыталось высосать из тебя эмоции, — это мова. Советую держаться от них подальше.

— Мова?

— Конкретно эта мова провинилась, уж не знаю в чём.

Лейро приземлился.

— Покажись! — потребовал он.

Существо повиновалось ему и приблизилось. Я увидела крупное создание, чем-то отдалённо напоминающее кошку. И глаза были похожи — красивые, блестящие. В них светился ум и голод. По тёмной шкуре были разбросаны рыжеватые пятна.

— Теперь иди, — снова скомандовал Лейро.

Существо отошло, но внезапно снова повернулось к нам и рыкнуло.

— Что она делала со мной?

— Она тебя ела.

Я вытерла лицо и мысленно отругала себя за неосторожность.

Лейро взмахнул крыльями и, не спросив разрешения, подхватил меня.

— Некогда, — объяснил он очень информативно. — Где твоя подопечная? Нам пора уходить.

Переход был лёгким. Лейро на этот раз никуда не исчез, потому я смогла сразу выяснить, где мы. Он сообщил, что привёл нас к вратам.

Пространство было гибким. Эрма, цепляясь за мою руку, болтала тонкими ножками. Но Лейро уверенно ориентировался здесь. Я старалась не терять его из виду.

Под ногами я видела поросший травой луг, над собой — небо и красное заходящее солнце на горизонте. Мы шли вперёд, еле поспевая за белой птицей. Я чувствовала нити, видела, как они тянутся из самых разных миров. Я знала, что отсюда могу отправиться, куда захочу. И создать всё, что захочу. Я могу пламенеть, как солнце, я могу стать землёй, которую оно освещает, я могу стать травой, растущей на этой земле. Я могу быть водой, проливающейся с неба, которую втягивает в себя трава. Я могу стать быстрым ветром, шевелящим колосья, я могу!

Лейро ждал нас впереди.

— Ты готова?

Я кивнула, закрыла глаза и прикоснулась к нити.

Огонь.

Ноги горят огнём.

Руки горят, всё моё тело горит огнём. Я — как сверкающий факел, как огненная стрела, как звезда, летящая сквозь ночь, я как солнце, никогда не заходящее. Я огонь, проходящий пределы, я искра, разжигающая костры, я хворост, принимающий искру. Я костёр, пылающий на холме, который указывает путь всем сбившимся с дороги, я огонёк во тьме, на который можно идти, я пламя, которое никогда не погаснет.

Ощущение, будто греет тёплое солнце. Надо бы встать, но я не чувствую ног. Надо дать себе немного времени. Неужели это музыка?

Нет, может, насекомые. Или чьи-то голоса вдалеке. Я услышала жужжание, а затем ощутила, как по лицу что-то ползёт. Сначала повозилось на лбу, потом опустилось на нос, а теперь сновало по подбородку, из-за лицо неприятно зудело. Но от этого я пришла в себя. Подняла руку, словно налитую свинцом, и смахнула насекомое.

Полежала ещё, прислушиваясь к звукам. Шелест травы, какой бывает, когда дует лёгкий ветерок, и, кажется, сверчки. Открыла глаза, села.