Захар Петров - Муос: Чистилище
Вера бегала по остекленевшим ходам, ища выход, а когда увидела долгожданные бетонные стены, не инкрустированные строителями, там её уже ждал Зозон. Он разминался, покручивая мечом. Как не странно, но именно эти до боли знакомые движения, напомнили ей того прежнего Зозона, человека сильного и доброго, человека, искавшего истину и старающегося не причинять зла женщинам и детям. Но посмотрев в пустые безжизненные глаза Соломона, она ещё раз убедила себя в мысли, что Зозон умер, умер ещё в Госпитале. А перед нею разминается труп Зозона, двигающийся труп, унаследовавший навыки того, кто когда-то жил в этом теле.
Сзади слышались крики. Опомнившиеся цестоды выбежали из зала и искали Веру. Наверняка Великие Цестоды участвовали в преследовании, а значит, времени у неё было не больше полуминуты. Да и на долгий бой она была сейчас неспособна: сказывалось психическое истощение в борьбе с неустанно стучавшимся в её сознание червём. Она в три шага разогналась, метнула в Зозона левый секач и упала на спину ногами вперёд, проехав несколько метров по скользкому стеклянному полу. Пока Зозон отбивал секач, отвлекшись и не поняв манёвра соперницы, Вера оказалась сзади него, быстро вскочила на ноги и нанесла мощный удар по шее вторым секачём. Зозон выронил меч, схватил руками кровоточащее рассечение, обернулся и посмотрел на Веру. И ей показалось, что в этом взгляде узнавался тот старый, настоящий Зозон. Услышав приближающийся топот, Вера подхватила брошенный секач и скрылась во мраке коридора, оставив Зозона дожидаться второй смерти.
XI. Психологи
1
Не было ни одного человека, кому выпал жребий выжить в день Последней Мировой и для кого случившееся не стало тяжёлым психологическим потрясением. Гибель оставшихся наверху близких, осознание безвозвратной утраты прежнего образа жизни, невыносимые условия пребывания в условиях скученности в замкнутом пространстве, голод и лишения первых месяцев пребывания под землёй, болезни и мор тысяч людей стали причиной стресса для каждого спустившегося под землю. Правда, переживали случившееся по-разному: кто-то впадал в ступор, кто-то истерил, кто-то терпеливо всё переносил, кто-то становился агрессивным, а многие просто сходили с ума. Никогда этот видавший беды народ не оказывался в такой отчаянной ситуации.
Уже в первый день Президентом Валерием Иванюком было дано распоряжение о создании психологической службы МУОСа, в который набирались выжившие психологи, психиатры, психотерапевты. Трудно переоценить то, что сделали эти люди: наряду со священниками разных конфессий они выводили из тяжелейших депрессий и стрессовых состояний сотни людей, давали им надежду, помогали лояльней взглянуть на те условия, в которых они вынуждены жить. Забывая о том, что они тоже люди, испытавшие не меньшие психологические потрясения, психологи сутки напролёт пропускали через себя проблемы чужих людей, и во многом благодаря их самоотверженному труду, в первые месяцы и годы Муос выжил, а не утонул на дне глобальной депрессии или не сгорел в агрессивных вспышках, любая из которых, словно детонатор, могла взорвать толпу, ввергнув всех выживших в агонию всеобщего буйного помешательства.
Не все психологи выдержали чудовищные психические нагрузки, груз чужих страхов, маниакальных идей и проблем — многие из них уходили на другие, более спокойные работы, а некоторые и сами сходили с ума. Но зато оставшиеся прошли такую профессиональную практику, которой не было ни у одного специалиста их профессии на протяжении столетий. Нарабатываемый опыт обобщался, успехи в сглаживании конфликтов психологической службой тщательно исследовались, и в дальнейшем наработанные удачные методы применялись другими психологами. Уже вскоре каждый психолог умел быстро устанавливать психологический контакт, по словам, поведению, жестам и мимике тестируемого быстро определять его психотип, особенности характера и склонности поведения. Особо изучались полиграфические методы, позволявшие по внешним признакам определить, говорит ли тестируемый правду или же врёт. Ну и конечно, каждый психолог обладал навыками гипноза и нервно-лингвистического программирования — и это давало значительные преимущества при оказании помощи людям, оказавшимся в критических состояниях.
Шли годы, люди постепенно привыкали к жизни под землёй, нуждающихся в психологической помощи становилось всё меньше. Но надобность в психологах не прошла — наоборот, их функции всё расширялись: теперь они участвовали в отборе кандидатов на важнейшие должности (в Инспекторат и администраторами поселений), поскольку любая ошибка в назначении в критических условиях Муоса могла оказаться пагубной. Психологов привлекали к разрешению конфликтов внутри поселений, к выявлению и пресечению признаков возможного неповиновения, их звали на допросы преступников и бунтарей, они обучали навыкам нервно-лингвистического программирования и полиграфического тестирования следователей, они участвовали в подготовке военных операций и даже в разработке законов.
С развалом Единого Муоса психологическая служба была сохранена только в Центре. Во времена противостояния с ленточниками именно инспектора-психологи, подключившись к изучению пленённых ленточников, достаточно чётко определили их особенности поведения, отличающие симбионтов от обычных людей, выявили слабые и сильные стороны заражённых. Тем самым победа в Великом Бое была отчасти и заслугой психологов.
С образованием Республики психологическая служба была укреплена, ей были приданы новые полномочия и функции. Теперь работа специалистов этого подразделения Инспектората мало походила на то, чем занимались их предшественники в первые месяцы после Последней Мировой. Сейчас их главной задачей стало манипулирование сознанием отдельных людей и целых поселений…
2
— Я бы не советовала тебе сейчас уходить, приступ может повториться в любую минуту; подождала бы ещё дней пять, Король не против, — сказала Джессика, не особо рассчитывая на то, что вечно куда-то спешащая пациентка её послушается.
Вера перебирала содержимое своего следовательского рюкзака, чтобы убедиться, что всё на месте. Три дня назад, придя в себя сразу после очередного приступа, она услышала какой-то подозрительный шёпот рядом со своей кроватью. Чуть приоткрыв глаза и покосившись, она заметила три курчавые чёрные головы, владельцы которых тщательно перебирали вещи в её рюкзаке, внимательно их рассматривая и строя версии об их назначении. Странная белокожая молчунья-следователь, появившаяся в Резервации, вызвала повышенный интерес со стороны негритят. Сначала они совершали попытки завладеть загадочными круглыми пилами, поэтому Вере пришлось держать секачи под слежавшимся тюфяком. А сейчас вот добрались до рюкзака.
— Эй! — вскрикнула Вера и тут же пожалела об этом. От испуга трёхлетняя девчушка, вздрогнув, выронила только что ею открытую баночку с дактилоскопической сажей, и чёрное облачко порошка сделало негритят ещё чернее. Они закричали и бросили бежать, роняя по пути то, что только что подоставали из Вериной поклажи.
Ревизия рюкзака не выявила недостачи, за исключением баночки сажи. Вера достала зачехлённые секачи из-под тюфяка и повесила их на пояс.
— А когда приступы пройдут?
— Я не знаю, — пожала Джессика плечами. — Ты же первая излечившаяся.
Вырвавшись с Цестодиума, Вера прибыла в следотдел, написала рапорт и сразу же направилась в Резервацию. Штаб настаивал на проведении операции по удалению червя в Госпитале, но Вера свою жизнь и здоровье доверяла только врачу из Резервации. Сама операция по извлечению паразита прошла удачно, но как только Вера пришла в себя, начался приступ. Впрочем, Джессика о такой возможности предупреждала — то, что она почерпнула из записей врачей и учёных, исследовавших когда-то пленённых ленточников, давало неутешительные прогнозы. Паразит, посылая в мозг сигналы, программировал его на то, что при их прекращении мозг должен остановить свою работу, и носитель умирал вместе с червём от внезапного паралича внутренних органов. Вера была особенным пациентом, не сдавшимся червю, да и те снадобья, которые скормила Джессика Вере перед её уходом на задание, должны были прибить активность паразита. Но полной гарантии того, что удаление пройдёт без последствий, Джессика не давала. Чтобы снизить риск, она убивала червя постепенно, дважды в день делая Вере болезненные инъекции прямо в раневой канал раствором с постепенно повышаемой концентрацией опия, антибиотика и яда. И всё-таки, когда всё угасавшие импульсы от червя совсем перестали поступать в привыкший к ним мозг, это вызвало у Веры шок.
Это случилось задолго до того, как опийная анестезия должна была отпустить Веру. Её пробудило чудовищное чувство одиночества, безнадёги, отчаяния, не совместимого с человеческой жизнью. Сбитый с толку мозг дал сбой во всех своих отделах, вызвав кошмарные зрительные, звуковые и осязательные галлюцинации. Палата вытянулась в длинный мрачный туннель и стала наполняться пронизывающим до костей холодом. Зловещий шёпот со всех сторон вторил: «Убийца! Убийца! Убийца!». Невидимые липкие руки толкали и щипали её. Вера поднялась с кровати и побежала вглубь туннеля. Адский хохот сопровождал её бег. Она чуть не столкнулась с Зозоном, который так и стоял, как она видела его в последний момент, держащимся руками за кровоточащий порез на шее. Он выкрикнул, обращаясь к Вере: «Мы все бежим по туннелю, в конце которого — смерть» и захохотал. Вдруг его лицо, туловище, руки начали шевелиться, словно всколыхнутый кисель; натянувшаяся кожа местами разорвалась и из разрывов выпадали черви, пожиравшие Зозона изнутри. Уже скоро на месте Зозона выросла куча, кишащая червями, быстро расползающимися в стороны. Ей надо было бежать дальше, и она попыталась обойти кучу, но босые ноги наступали на ползущих червей, отчего они противно лопались, разбрызгивая по сторонам слизь. Сотни детских голосов заорали: «Не надо, мама!». Боясь двинуться с места, Вера присела и увидела, что это не черви, а тысячи крошечных человеческих младенцев копошатся на полу; а там, где она только прошла, остались кровавые пятна, раздавленные человеческие трупики и полураздавленные тела младенцев. Они плакали, кричали: «Не надо, мама!», а истеричный крик темноты «Убийца! Убийца! Убийца!» сверлил насквозь душу Веры.
