Тамара Вепрецкая - Сантрелья
Я улыбнулась и собралась было возразить.
— Значит, я прав, — прочитал он ответ в моей улыбке.
Я молчала.
— Что ж, оставим эту тему. Видите ли, я давно хотел посоветоваться с вами.
— Вы? Со мной? — изумилась я.
— Испанские археологи действительно приглашали меня сделать фильм об их поисках. Да и брат ваш уговаривал меня, уверяя, что материал будет особенно интересным. Мне важно ваше мнение.
— Володя, если честно, то я думаю, что вы уже опоздали на съемки самого значительного.
— Почему?
— Коля, ни дня не будет ждать и, наверняка, уже проник в святилище Святогора. И если святыня действительно на месте, он, конечно, уже извлек ее оттуда.
— Вы ошибаетесь, — сказал Владимир. — Сегодня Николай звонил мне и спрашивал, могу ли я прибыть со своей съемочной группой через неделю. Поездка в Сантрелью запланирована на начало апреля.
— Зачем же тогда вам мой совет? — поразилась я.
Я действительно недоумевала, зачем ему понадобилось советоваться со мной, когда было совершенно очевидно, что ответ известен заранее.
— У вас нет сомнений в необходимости моей поездки? — в свою очередь удивился он.
— В этом у меня действительно сомнений нет. Но почему вы спрашиваете меня, а не своих близких — жену, сына, родителей?
— Сын даже настаивает на моей поездке. Что касается жены, то… жены у меня нет. С Алешкиной матерью мы расстались уже несколько лет назад, — просто сказал он.
И я почувствовала, что почему-то краснею.
— Правда? — глупо спросила я.
— Мы поженились еще в студенческие годы. А в двадцать три года я уже стал отцом семейства. Распределили меня на завод, где я честно трудился как простой советский инженер, — начал вдруг рассказывать Владимир. — И на уровне простого советского инженера кормил семью. Я уже говорил вам, что искал возможности стать достойным своего замечательного предка. И я увлекся кино. Надежда, моя жена, не одобряла моего увлечения. Она не любила, когда я отвлекался на что-то кроме работы. И еще она требовала, чтобы я "не маялся дурью" — это ее слова — и вместо учебы на режиссера лучше пошел бы в кооператив и зарабатывал побольше. Несмотря ни на что, я закончил ВГИК и добился своего. Однако, когда с деньгами стало хуже, когда на глазах разваливался большой кинематограф, не говоря уже о документальном кино, супруга моя заявила, что вышла замуж за неудачника, забрала Алексея и ушла к своим родителям.
Он замолчал. Я не торопила его.
— Боже! Зачем я все это рассказываю вам? Это же совсем вам не интересно! — встрепенулся он.
Я ничего не ответила. Не могу же сказать ему, что, наоборот, мне очень интересно, и что в душе я испытала почти ликованье оттого, что имела право теперь снять с себя запрет на общение с ним.
— Можно, я сыграю вам? — неожиданно спросил он.
— Конечно!
Он подошел к черному пианино, так просто и в то же время благородно вписавшемуся в интерьер гостиной.
— Я немного импровизирую, — смущенно произнес Владимир, обнажая белые зубы инструмента.
Он заиграл. Необычная, в джазовом стиле музыка вырывалась из-под его пальцев. В центральную тему, довольно мелодичную и подчас драматичную, вплетались элементы народных мотивов. От бурных, натянутых джазовых пассажей через веселые напевы и разухабистые аккорды он переходил к тонким лиричным мелодиям с блюзовыми интонациями. Закончил он глубокой лирикой без надрыва, без печали, солнечной и светлой.
Я завороженно слушала, а когда он умолк не сдержала своего восхищения.
— Это просто чудо! — вскричала я. — Вы учились?
— Да, немного. Я же говорил вам, что во всем стремился брать пример со своего предка, — усмехнулся Рахманов.
— Да, — согласилась я, — Святогор тоже очень хорошо играл, только на кануне.
— Накануне вашего ухода? — не понял он.
Я развеселилась. Разъяснила Володе его ошибку и случайную игру слов. Он рассмеялся. И я подумала, что Рахманов очень живо откликается на шутки, и лицо его часто озаряется улыбкой.
— А Алеша играет? — поинтересовалась я.
— Да, Алешка освоил фортепиано и гитару. Надежда не возражала против музыки: она сама в детстве закончила музыкалку. А теперь, когда Алексей вырос, она смирилась с тем, что все Рахмановы заражены какой-то особой жизненной энергией, и ничего не смогла противопоставить желанию сына пойти в театральный.
— Думаю, актерское мастерство — это некоторое отступление от ваших традиций? — выразила я мнение. — Во всяком случае, это ремесло совершенно точно не было известно Святогору.
— Но Алешка пока мало знает о Святогоре. По традиции, сын знакомится с рукописью только после того, как она перешла к его отцу. А так как я стал ее обладателем буквально на днях, то он еще не успел ее прочитать, — сказал Рахманов. — Но у Алешки своя теория. Он, конечно же, нацелился на режиссуру, но считает, что без знания актерского дела невозможно стать хорошим режиссером.
— Мне кажется, у вас с сыном существует большая духовная близость? — восхитилась я.
— С Алешкой мы друзья, и мы никогда с ним не расставались, — с гордостью отметил Рахманов. — А жена… жена предлагала мне попробовать начать все сначала.
Я затаила дыхание.
— Дело в том, что мои фильмы получили признание, — продолжал Владимир. — Их демонстрировали на международных симпозиумах. Я стал получать приглашения не только от наших, но и от зарубежных ученых снимать о них фильмы. А Надя за эти годы так толком и не сумела устроить свою жизнь. Делала попытку с кем-то сойтись, но не удачно. Мне жаль ее. Но…ее уход в трудную минуту я расцениваю как предательство. Семья должна быть вместе не только, когда все в порядке, но и когда нелегко. Предательства я не терплю.
— Я тоже, — призналась я.
— Вы извините меня за это сольное выступление. Сам не знаю, что на меня нашло, зачем я все это вам рассказываю. Просто с вами мне очень легко. И я часто ловлю себя на мысли, что готов поделиться с вами своими самыми бредовыми идеями и самыми глупыми размышлениями. Почему-то я уверен, что вы всегда поймете и не осудите. — Он развел руками. — Видите, я готов искать у вас совета, даже если сам знаю, как поступлю. Готов болтать с вами просто так, ни о чем.
Я ободряюще улыбнулась и попросила:
— Поиграйте, пожалуйста, еще.
Он не стал ломаться и подарил мне еще несколько минут чудесной своеобразной музыки. Потом вдруг резко поднялся, сел в кресло напротив и устремил на меня свои Святогоровы зеленые глаза.
— Вы избегаете меня, потому что я, очевидно, напоминаю вам о тяжелых испытаниях, через которые вам пришлось пройти в чужом веке, — произнес он. — А меня, напротив, тянет к вам, потому что вы связующее звено между мною и моим предком, которого все его потомки боготворили.
— Владимир, кто сказал вам, что вы ассоциируетесь у меня с неприятными воспоминаниями? — удивилась я.
— Никто. Просто в ваших глазах я всегда читаю затаенную грусть.
Я невесело усмехнулась про себя: "Если б он только знал, что это как раз он — связующее звено между мной и моим утраченным навсегда возлюбленным!".
Вслух же я сделала ответный реверанс:
— На самом деле, мне тоже очень легко с вами общаться. — И вдруг выпалила: — Пожалуй, я не буду вас больше избегать.
И я засобиралась домой. Покидая гостиную, я бросила случайный взгляд на фотографии, и теперь мне стало понятно, почему среди них не было снимка жены.
Рахманов отвез меня домой. Прощаясь, он сказал:
— Через несколько дней я, вероятно, уезжаю в Испанию. Мне жаль расставаться с вами. Особенно теперь, когда вы пообещали не избегать со мной встреч.
— Спасибо за вечер, Володя! Импровизация удалась на славу! Счастливого пути! — и я вышла из машины.
А спустя три дня он улетел в Мадрид.
Эпилог
Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и вечного…
Иван БунинШел конец июня. Лето уже наступило и незаметно подкатывалось к середине. Ох, и короткое же лето в нашей среднерусской полосе! И погодой совсем не балует: то зной, то дождь, то холод.
Закончилась сессия. Только что последний студент ответил мне на последнем экзамене, и я чувствовала себя опустошенной, точно выпотрошенной. В тщетных усилиях найти хоть крупицу знаний, а может, впрыгнуть в уходящий поезд и вложить хоть крупицу знаний в каждого студента, я принимала экзамены подолгу. Такая методика требовала огромных душевных затрат. Когда сама сдавала экзамены, я настолько нервничала, что пребывала в полуобморочном состоянии, однако, принимая экзамен, я теперь переживала за каждого студента. И приходила к выводу, что, вероятно, сдавать экзамены все же легче, чем принимать.
Этот последний экзамен совпал с невыносимой жарой. Стояла такая духота, что, казалось, из окружающей среды полностью выкачали воздух, и людям нечем стало дышать. Они, подобно рыбам без воды, хватали воздух ртом, но кислород не поступал в легкие. По ночам на город обрушивались оглушительные грозы, не приносившие облегчения. Утро уже встречало всех влажной духотой.
