СССР: вернуться в детство?.. (СИ) - Войлошников Владимир

Ну, что, как справедливо сказал (в отдалённом светлом будущем) один знакомый автор: процесс писательства – моторный навык. В среднем ненапряжном режиме я могу выдавать авторский лист (примерно двадцать пять листов машинописного текста) за четыре дня.

Но это за компом.

Компьютера нет – значит, автоматически все правки усложнятся, а процесс закрепления текста на бумаге замедлится. Раза так в четыре. Или в шесть...

Никакого фэнтези (кроме, фактически, Толкиена, который издавался в странных переводах, больше похожих на вольные пересказы), попаданчества, боярок и прочего «непотребства». Лукьяненко своих «Рыцарей сорока островов» опубликует только в девяностых, остальные «попаданчеры» где-то также потянутся. Пока с трудом одобряется разве что фантастика, и то – строго придерживающаяся линии партии. Да и тему нужно выбрать максимально детскую, иначе как (ну, реально – как?) объяснить феномен взрослых переживаний у ребёнка?

А опубликоваться, наверное, проще всего будет в детском журнале типа «Пионера» или «Костра». Есть ещё газетный вариант, «Пионерская правда», одно время, помнится, там даже Булычёв со своей Алисой и лиловым шаром печатался. С одной стороны – вроде как газета, страницы серые, и вообще всё это непрочно, а с другой – зато выходит два раза в неделю (продолжения по месяцу ждать не надо) и стоит всего одну копейку. Некоторые умудрялись и из газет подшивки делать, если хотелось книгу сохранить.

Я начала было рисовать бегущую девочку в космонавтском шлеме, но остановилась, уставившись на лист. Нет. Вторично. А потом... Однажды где-то кто-то брякнул, что женщине ассоциировать себя с героем-мужчиной гораздо проще, чем мужчине – с героем-женщиной. Я перевернула лист.

Это будет мальчик. Мальчик Коля, который по какой-то причине переезжает жить из большого и шумного города (типа Москвы) куда-нибудь в глушь. Пусть это будет связано, скажем... с распределением брата. Ну, после института которое. Молодой перспективный специалист едет осваивать для Родины некие природные богатства. А Коля за братом потащится – сперва в гости.

Рука сама собой начала рисовать здоровенную воронку в земле.

А что? Вот туда они и поедут. Железногорск-Илимский – отличное место для всяких приключений! Горно-обогатительный комбинат, молодой город вокруг него, тайга – глуше некуда, сибирские реки, пещеры есть! Приключайся – не хочу! Братец – инженером на ГОК как раз и приедет. А там тебе и БелАЗы – вот это впечатляющая махина! Про технику сейчас любят. Человечка рядом с БелАЗовским колесом нарисовать – смотрится оглушающе. И про белоснежные пески Янгеля*, из которых варят оптику не хуже Цейсовской, тоже можно вставить, никто же не знает, что Союз через десять лет развалится, и производство забросят, а городок превратится в город-призрак... Пока есть повод гордиться. Соцреализм в полный рост.

*Маленький, заброшенный

в период перестройки

городок. Пески там

белые-белые, сказочные...

Такс. Это техническая сторона.

А теперь – природа. Дремучая чаща стоит стеной сразу вокруг городка. Через дорогу от дома начинается ягодник. Пацан попадает в такие места, где можно зайти в лес и несколько недель идти, никого не встретив. Зверя полно.

Я задумалась.

Нужен кто-то, кто станет проводником в «дикий мир». Допустим, тунгус или эвенк. Нет! У Вовки-то такой друг был... удэгеец! Вместо СВД дадим ему что-то разрешённое... условное ружьё.

В принципе, в эту историю можно вплести и попытку огородничества в условиях крайне короткого лета. Пионеры-ботаники. Победа над трудностями, человек и природа. Все молодцы.

А что, вполне такая пионерская проза получается. И экстрим. И всякого экшена можно понавтыкать. Одна история про то, как из тайги кабан выскочил и начал вокруг «Урала»* гонять, охотников караулить, которые на крышу залетели, не помня себя, как – а у них мало того, что разрешения на кабана нет, так ещё и одна мелкашка** с собой. Или про то, как люди реально чуть не замёрзли, еле дошли до зимовья. С медведями эпизодов сколько!

*Не того «Урала», который мотоцикл,

а того, который грузовик с кунгом.

**Малокалиберные винтовки,

на кабана категорически бесполезные.

Думаю, неплохо выйдет. Пока у детей мозговулины не засраны человеками-пауками, человеками-тараканами и прочими летучими мышами, должно неплохо читаться.

Тетрадка моя приобрела вид совершенно хаотического граффити, кто не в курсе – фиг поймёт. Единственное, что меня смущало: линии у меня остались уж больно уверенные. Поначалу, вчера ещё, непривычно было. Рука маленькая, пальчики крохотусечные, все предметы крупными кажутся. Даже первые штриховки ложились криво, но я упорно старалась. Полвечера я раскрашивала. Ещё за полвечера испещрила тетрадь в клетку всяческими узорами и схемками. И что в итоге – рука начала держать карандаш и ручку более чем уверенно. На очереди кисточки, но это чуть позже.

Что касается писательства, то, однако же, не миновать мне встречи с печатной машинкой. Иначе как – сдавать какой-нибудь машинистке? Это опять платить. Да ещё за два экземпляра (ибо защитой своих авторских прав я собиралась озаботиться), а для этого – либо к нотариусу нести, либо по почте себе отправлять, в любом случае текст нужен.

А машинку, кстати, я даже знаю, где взять. У тёть Клары на шкафу стоит, я видела. Не знаю уж, для чего они её покупали (или тоже у кого-то взяли), но это из разряда чемодана без ручки: никому не надо, а выбросить жалко – вещь! Как бы так исхитриться, выпросить её у них хоть на короткое время? Попробовать. Вдруг я не смогу с компьютерной мягкой клавы* перестроиться? Тогда ничего не поделаешь, придётся кому-то за перепечатку платить, потому что бросать идею сочинительства я не собираюсь.

*То есть «клавиатуры».

И, кстати, знаю ещё один сюжет, который должен неплохо зайти в более взрослое издание. Всегда хотела написать о женщинах тыла во время Великой Отечественной. И я даже знаю, кто будет в центре.

Я захлопнула тетрадку, сунула её в середину стопки раскрасок и пошла в кухню:

– Баб, расскажи мне, как ты в войну председателем колхоза была.

05. МОЛОКО, РИСУНКИ, ЛЫЖИ...

ТРИ ПОРОСЁНКА

Мы душевно поболтали с бабушкой, и тут она заторопилась:

– О, чё я сижу-то! За молоком же надо!

– Я с тобой! – подскочила я.

– Ых, – с досадой заметалась бабушка, – мы вдвоём-то ещё дольше собираться будем, разберут всё молоко.

– Да не разберут! Я живо! – я бросилась одеваться. – В три поросёнка* пойдём?

– Конечно, куда ещё, – бабушка с кряхтением натягивала рейтузы. Зима ж!

*«Три поросёнка» –

любовно-народное название

типовых магазинов,

выстроенных тремя приземистыми

квадратными коробками в ряд

с небольшим смещением по диагонали.

Я нарядилась молниеносно, схватила хозяйственную сумку и кошелёк с мелочью, лежащие на табуретке – там ещё не самообслуживание, очередь до прилавка, денег сразу заплатить не будет – махом меня гулять отправят, а потом ведь и не пустят вперёд, вот и стой заново. А я без молока жить непривыкшая, мне чай с молоком для фунциклирования мозговулин потребен!

– Ба, я побежала! Очередь займу!

– Да куда... – только и успела сказать она, но я уже крутанула ручку нижнего замка и выскочила в подъезд.

До трёх поросят надо было спуститься через три больших двора, великанскими ступенями уходящих по сопке вниз. Две больших лестницы, практически двухэтажных, и ещё две маленьких. Бежать в три поросёнка я не боялась – хулиганья в этих дворах особо не водилось, никогда я не слышала, чтобы у ребятишек мелочь отбирали или ещё что. А бегала я, хоть и мелкая была, как заяц.

Вон и магазины!

В ближнем к нам располагался хлебный, потом овощной, в который я заходить не любила (пахло там как в заброшенном овощехранилище: сыростью, землёй и холодом), и последним – заветный молочный!